Игрок
Мирэ
Входит в группы
Кадеты

Кадет из семьи полицейских, для которого родители всегда были примером. Тем не менее, не планировала связывать свою жизнь с государственной службой.

Для Персонаж/роль Триша Хейли

Триша Хейли

I wouldn't hold my breath if I was you
Cause I'll forget but I'll never forgive you
Don't you know, don't you know
True friends stab you in the front?

«True Friends» by Bring Me The Horizon

В этой комнате никогда не горит свет. Освещением здесь служат два гигантских голографических монитора на стеклянной стене, разделяющей надвое комнату и черный стол посреди нее. Два агента, мужчина и женщина, изучают разложенные по экранам документы, периодически обмениваясь репликами с разных концов стола.

— Мне кажется, мы достигли предела «эмоциональной» группы и уже подошли к тому барьеру, когда представителей — и представительниц — этой группы пора уравновешивать сухим интеллектом и флегматичным анализом.

— Есть пара вариантов. Открой досье Хейли.

— Так, Сибо, Маккензи, Бланш… а вот и Хейли. Родилась 14 марта 2149, Кале, Франция. Одна из немногих, кстати, у кого в документе о рождении стоит «Франция», а не «Альянс Систем».

— Успела появиться на свет до космической эры. И почти взрослая, кстати.

— Родители — пара полицейских. Марта Хейли — судмедэксперт, Джули Уолсон — детектив отдела убийств. В браке не состояли из-за отрицательного отношения начальства к бракам между сотрудниками, — я успел уже было подумать, что начальство отличилось оригинальным взглядом на однополые браки.

— Это уже два столетия, как никого не волнует, Сэнд.

— Несмотря на отсутствие официально оформленного брака, родители, — судя по характеристикам и отзывам, — хорошие, добрые, любящие дочь и друг друга. Были авторитетами для девочки.

— В этом и сложность. Представь себе дом двух копов, работающих вместе. Всегда, — рабочая атмосфера, отчеты, обсуждения, споры. Все друзья родителей, — тоже из органов. И наверняка все посиделки были прямо у них дома, не в баре же им обсуждать рабочие шуточки.

— И, судя по вот этому заключению дошкольного психолога, девочка начала копировать их манеру поведения, взгляды на жизнь, — да и было с чего, ведь ничего плохого они тогда ей не делали и не демонстрировали.

— Но, наверняка, даже через пелену любви обеих матерей просачивалось все то, с чем им приходилось иметь дело на работе. Ты знаешь хотя бы одного детектива старше сорока, — не циника?

— Да, более поздние отчеты, — уже школьного психолога, — подтверждают твою правоту. Родители приходили домой, обсуждали рабочие дела, а девочка слушала и понимала: быть взрослым — отвратительно. Сначала ей было любопытно, она хотела понимать, от чего ее защищают родители. Потом, когда поняла, перестала понимать, как хотеть в этом всем жить. Смотри, врач даже цитирует здесь дословно ее рассказы.

— Разверни крупнее. Так… Сколько ей здесь лет?

— Двенадцать.


Триша Хейли знает наверняка: быть взрослым, — плохо. Подслушивая рассказы родителей, в прямом смысле, — чтобы знать, от чего ее защищают, — она отчетливо и достоверно поняла, что мир взрослых полон опасностей и подлости. Муж зарезал жену и детей в алкогольном угаре. Сын застрелил отца на охоте из-за наследства в виде старого автомобиль… Ревность, жестокость, бессмысленная агрессия, ложь, — вот, что создают взрослые. Свидетелей находят, но они всегда лгут. У каждого есть свои, тайные грехи, и «был бы человек, а статья найдется». От всего этого знания о мире взрослых ей становилось страшно. Сейчас, пока она маленькая, — ее могут защищать. Когда она станет взрослой, — никто ее не защитит.

Так было, конечно, не всегда. В детстве, когда кругом ее общения были коллеги и друзья родителей, ей было проще. С ней говорили на равных, ее слова выслушивали до конца, отчасти, — из уважения к ее родителям, отчасти, — потому что она никогда не была глупой и всегда отчетливо понимала границы уместности. Это воспитало в ней четкую манеру подачи себя: для сверстников она выглядела внушительно и разумно, от этого к ней тянулись и к ее мнению прислушивались. Одной из таких сверстниц, «влюбившихся» в образ уверенности, была Юфи Каро, девочка из класса Триши. Интеллект никогда не выходил из моды, и у наивной смешливой Юфи вызывал трепет. Они могли по-долгу беседовать, делая вместе домашние задания, или оставаясь после уроков на факультативные социальные школьные активности, во время этих бесед говорила чаще Триша, а Юфи, — слушала. Впрочем, в дружбу это так и не переросло, когда у Юфи пришло время для настоящих влюбленностей, — Триша перестала быть нужна.

Со временем, взрослея, Триша стала видеть скрытые, как ей казалось, мотивы в действиях людей, а иногда, — и додумывать эти мотивы за людей. От этого ей становилось противно и отношения с людьми не складывались, — не только со сверстниками, но и со взрослыми. Ведь взрослые не любят, когда их мнение подвергают сомнению (даже если ребенок действительно видит ошибку), — это нарушает иерархию подчинения, на которой держится их хрупкая взрослая власть.

Впрочем, один действительно близкий друг у Триши, все же, был. Их дружба с Карлосом Иньером началась еще с детства, и скольким бы испытаниям ее не подвергала бы сама Триша (незаметно прочитать чужую переписку для нее, — нормальное дело, — цель оправдывает средства), продержалась до сих пор. Карлос, — из тех редких людей, которые вовремя останавливают за руку и не дают впасть в абсолютную мизантропию. «Ей, Триша, хватит сверлить её взглядом, пойдем лучше сегодня вечером на новейший голофильм Бласто!».

Триша догадывалась, что нравится Карлосу, но всегда останавливала любые его шаги в эту сторону. Официально, потому что «не замечала» и хотела остаться с ним друзьями: «мне не интересно обменять друга на одну-две спорные по содержанию ночи». На самом деле, потому что действительно ожидала от любых отношений только плохого, — пусть сейчас они отлично общались, но, была уверена Триша, стоит им перейти границу дружеских отношений, и начнется весь тот ад, про который она отлично знала из рассказов родителей. Ей казалось чудовищно неправильным, что нельзя просто взять и довериться человеку, — но такова была ее, Триши Хейли, объективная реальность, и выхода из нее не было.

Одними из немногочисленных увлечений Триши были флористика и кино. Флористика была тем, что ее успокаивало. Пусть это совсем не вязалось с ее выверенным и состоявшимся образом холодного и уверенного в себе подростка, но она видела в цветах что-то особенное. Цвету не несут опасностей, они помогают искренне сказать то, что не можешь выразить словами, — а ведь для нее это часто было проблемой. Кино было безопасным способом переживания эмоций. И пусть внешне Триша демонстрировала скепсис («Карлос, опять ты тащишь меня на сказочную ерунду, где все будут жить долго и счастливо?»), но на деле она всегда любила именно фильмы со счастливым концом. Ведь она знала, что в реальной жизни все совсем не так, что так не бывает, и все всегда заканчивается плохо. Но ей, той маленькой ее части, что продолжала верить в чудеса, хотелось бы, чтобы ее личная история закончилась хорошо.

Хотя эту ее сторону мог наблюдать только Карлос, и то, только в те редкие моменты, когда она ему открывалась. Весь остальной мир видел именно такую Тришу Хейли, какой она хотела быть представленной: циничным, разумным, холодным интеллектуалом с сигаретой. Курить она начала в подражание матери-детективу. Сначала это было слепым копированием, демонстрацией того, что она такая же, как и мать. Потом переросло в привычку и стало удобным способом отмерять течение времени.

Но сколько бы она ни копировала родителей, становиться полицейским ей никогда не хотелось. Она уважала и почти боготворила своих родителей и их коллег за их труд, потому что лучше многих знала, какой ценой этот труд дается: сколько нервов, сил и крови он стоит. Однажды, она, по собственному желанию, присутствовала на похоронах частого гостя в их доме, детектива Рахима, который часто играл с ней в детстве. Там, слушая сухой некролог, она поняла, как сильно ее злит отношение общества к труду полицейского. Корпоранты заботятся только о деньгах власть имущих, армия и флот «просто выполняют приказы», не неся никакой ответственности, и только полицейские каждый день берегут людей от самих себя, от убийств и насилия.

Осознание, что сама она не хочет так жить, пришло, когда Джули попала в перестрелку. Они с Мартой прождали всю ночь у коммуникатора, не зная, что думать, куда бежать и кого просить рассказать подробности, пока одни новости сменялись другими. «Есть пострадавшие...», «...сообщается, что в ходе выполнения операции полиция понесла потери...», «…по меньшей мере одна женщина была госпитализирована...». Джули всю ночь не отвечала на вызовы, от нее и о ней не было никаких вестей. Она вернулась под утро, живая, с перемотанной рукой от скользящего ранения, попавшего в коммуникатор. Глядя на рыдающих родителей, Триша твердо понимала, что никогда ни за что не хочет так кого-то ждать. И сильнее того, — не хочет, чтобы ждали ее, это слишком жестоко по отношению к близким.

К старшему школьному возрасту Триша стала если не изгоем в классе, то точно «девочкой в стороне». Ей ни к чему было с кем-то сближаться самой, какой-то настоящей дружбы или уважения она не заработала, учителя ее недолюбливали. Родители обучили Тришу паре простых ударов еще в младшем возрасте и тогда заставили отработать их до автоматизма, поэтому загнать ее в «омеги» у одноклассниц не получалось. Хотя сверстницы и пытались ее достать, особенно старалась в насмешках и подначках ее бывшая «подруга» Юфи. Это было лучшей иллюстрацией известного Трише факта о том, что большинство людей, на самом деле, предатели, только и ждущие своего шанса ударить тебя в спину. По иронии судьбы, именно Юфи было суждено стать одним из самых главных людей в жизни Триши.

Триша и раньше замечала эти вещи, но ее рациональное сознание холодного интеллектуала отрицало их, как статистическую погрешность. Просто в ее присутствии иногда происходили забавные совпадения. Кружка падает на каменный пол и не разбивается. «Прочное стекло, надо будет запомнить марку». Триша выходит из дома без зонта и, попав под дождь, доходит до места почти сухой. «Повезло, ветер дул в другую сторону». Считая это нормой, она не задавалась вопросом, почему так происходило. Статистическая погрешность догнала ее в самый неподходящий момент.

Во время школьной перемены Юфи и ее, теперь уже, свита, сидели на подоконнике открытого окна, на их любимом «королевском» месте. С этого места был отлично виден весь коридор, и у зашедших в него не было никаких вариантов не попасть в поле зрения гнезда гарпий. Сегодня они особенно разошлись, оглашая весь коридор своим гоготом, и в какой-то момент подоконник, который несколько лет с честью терпел такое надругательство, надломился, и девушки попадали в разные стороны. Большинство упало на пол, зашедшаяся в хохоте Юфи, — спиной назад в окно. Хейли стояла ближе всех, но все равно не успевала поймать ее за руку, только потянулась к ней изо всех сил. И втащила ее назад в оконный проем, так и не дотянувшись, вместе с оборвавшимися ставнями и кусками подоконника, которыми засыпало всю противоположную стену. А после, — потеряла сознание среди груды обломков.

Очнулась она в кабинете школьного психолога, который выписал ей разрешение три дня провести дома. Туда к ней и приехали агенты на исходе второго дня после происшествия.

Мужчину звали Сэнд, женщину, — Стил. Их бордовая униформа относила их к одной из нелюбимых Тришей категорий людей, — корпорантам. Они рассказали Трише о феномене биотики, который та продемонстрировала прямо под камерой школьного наблюдения, рассказали о последствиях этого происшествия и его возможных причинах. «Вы не можете контролировать свои силы. Да, именно вы спасли свою подругу, но вы уверены, что не вы сломали подоконник? Вы уверены, что такое же не повторится дальше? А оно повторится, и наша статистика говорит об этом прямо. Вы становитесь опасной, рано или поздно пострадают близкие. Мы, — поможем и научим вас это контролировать».

У нее не было ни единой причины верить агентам кроме очевидной, — они действительно знали что-то о ее способностях. Она чувствовала, что с ней ведут диалог на основании ее психологического профиля, и хотя ей не хватало соответствующей подготовки, чтобы успешно играть в эту игру, — понимала, что с ней играют. Но и особенного выбора она не чувствовала. «Конатикс Индастриз» явно не была благотворительным фондом, им что-то было от нее нужно. Она просто должна была понять, что...


— Итак, резюмируя. Это кадет, фактически стоящий на пороге взросления, практически отбраковка по нашим критериям. Еще чуть-чуть, и ее сознание слишком закостенело бы для того, чтобы участвовать в Программе. Ее быстрое взросление не было ее желанием, к этому ее подвела жизнь и обстоятельства. Она старалась им в меру возможностей противиться, но трудно заменить установки, данные родителями.

— Думаю, она так и не нашла ответа на вопрос: хочет ли она быть взрослой. С одной стороны для нее во взрослении нет ничего, кроме грязи, лжи и подлости. С другой стороны, ее гипер-ответственность не должна давать ей права оставаться ребенком, когда вокруг происходит такое.

— Согласен. Ее главная сила: рациональность. Для подростка она, — очень уравновешенный человек, прекрасно понимает, что за всеми заявлениями, обещаниями и действиями нужно видеть чужие интересы. Она знает, что взрослые, — не идеальны, что окружающие могут лгать и пытаться управлять, что не бывает доброты без причины. Не удивлюсь, если она посчитает Программу, — замаскированной тюрьмой.

— При этом, я считаю, что ее пессимизм, переходящий в нигилизм, — ее главная слабость. Именно он мешает ей по-настоящему стать взрослой, она судит о мире через призму опыта родителей, а он негативен. Призма взглядов людей, каждый день копающихся в самых темных и страшных уголках человеческой души незаметно наложилась на нее саму. Она во всех и всем видит только плохое. Доброе отношение, — попытка получить влияние, слезы, — обман и манипулирование, «правда – это только материальные доказательства, остальное, — домыслы».

— Что же, на Станции у нее будет достаточно возможностей, чтобы отличить одно от другого. Следующий?..