Для Персонаж/роль Радмила Драшкович

Радмила Драшкович

I had a dream, far away from here,
Far away from you, far from all the pain.
With strength in numbers, the sad betrayal braves,
Return to desecrate those memories again.
And there you were taking flowers from my grave ...
I kiss the ground but I can hardly breathe,
As you scrape me from the pavement once again.
Safety in numbers, you thought I'd washed away,
But I'm still waiting for the rain...

«Flowers» by Antimatter

По сути, твой отец никогда не хотел никому зла. Ты чувствовала это — как и то, что добра он, в сущности, тоже никому не хочет. Милош Драшкоч, американец сербского происхождения, умел думать только о самом себе. И очень любил это делать. Его заботили собственные комфорт и удобство, а чувства других людей… Что ж, они должны были быть благодарны уже за то, что могут с ним общаться. Ведь он звезда в своем роде — известный адвокат со всеми необходимыми атрибутами имиджа успешного человека: белоснежной улыбкой, идеальной прической, привлекательной внешностью и хорошо подвешенным языком. Безусловно, знаток в своем деле. Да еще и красавец, повеса с легким характером и парой дежурных, но остроумных шуток наготове. Павлин, одним словом.

Чем его покорила твоя мать, ты не знаешь. Возможно, его привлек именно ее спокойный характер, умение сглаживать острые углы, закрывать глаза на неприятности. Еще она варила отличный кофе и была миловидной и уравновешенной, всегда знала, где лежат нужные бумаги, и когда шефу понадобится стакан воды, а когда — стаканчик чего-нибудь покрепче. Зорана была скромной секретаршей в конторе Драшкоча, но очень скоро стала любовницей Милоша (все очень скоро становились его любовницами), а затем и его женой. Многие бывшие Милоша воротили нос: женился на серой уточке! Обычно он предпочитал ярких красавиц с бурным характером, себе под стать, но частенько бывает так, что мужчины влюбляются в одних, а женятся совсем на других. Зорана чем-то напоминала мать Милоша и всегда принимала его таким, какой он есть, не пытаясь переделать или в чем-то ограничить. Они были одной национальности. Похоже, она подозревала о прогулках мужа налево, но ничего не хотела знать о них по-настоящему. Во всяком случае, в доме никогда не было слышно ссор, а на всех светских мероприятиях за спиной Милоша Драшкоча тенью стояла его молчаливая безупречная супруга, всегда умевшая вставить тактичное слово в разговор, вовремя улыбнуться нужному человеку, вовремя отвернуться и забыть то, что ей видеть не полагалось.

Зорана очень хотела ребенка, в ней всегда был силен материнский инстинкт, к тому же, натура деятельная, она нуждалась в том, чтобы постоянно заботиться о ком-то, а муж был не очень хорошим объектом для заботы — постоянно пропадал на работе, на конференциях, часто отправлялся в длительные командировки. Однако долгое время что-то шло не так, и забеременеть Зоране никак не удавалось, врачи лишь разводили руками. Милош же мечтал о наследнике и часто любил порассуждать за обедом о том, как обучит сына всему, что знает сам, и передаст ему впоследствии партнерство в фирме, где он трудился.

Отношения между супругами становились все более прохладными, хотя внешне это было незаметно: Зорана принимала дорогостоящие препараты от бесплодия и посещала врачей, и они чаще общались в Экстранете, чем вживую, потому что она часто отсутствовала дома.

Милош же решил не терять времени даром, благо, наконец, подвернулся счастливый случай: сложное финансовое дело, в котором ответчицей была некая Мария, молодая вдова, темпераментная и крайне нервная особа, отличавшаяся редкой красотой. Милошу удалось выиграть дело и попутно очаровать вдову. Он избавил ее от долгов: покойный муж был уличен в растрате, и она едва не унаследовала его проблемы. После окончания процесса Мария осталась ни с чем, но по крайней мере не была вынуждена платить по счетам почившего супруга. Она была благодарна Милошу.

Вскоре они стали любовниками. Эта интрижка не грозила выйти за рамки мимолетной… Вернее сказать, не грозила бы, потому что Мария забеременела. Она вовсе не жаждала становиться матерью, к тому же, Милош ясно дал понять, что их отношения были не более, чем приключением. Известие о беременности любовницы не сделало его счастливее: он как раз собирался ее бросить, когда Мария рассказала ему о наличии «небольшой проблемы».

Что самое неприятное, она грозилась рассказать все его жене, если он не возьмет на себя финансовое обеспечение ее и ее будущего ребенка. Зорана в это время проходила очередной курс лечения, и Милош понимал, что и ее терпение не безгранично: его жена подала бы на развод, если бы узнала, что ее муж не просто был ей неверен, но и имеет теперь на стороне то, о чем страстно мечтала она сама.

Он согласился на все условия Марии, завел ей отдельный счет в банке, скрыв от жены часть своих доходов, что в тот период было несложно: Зорана была слишком увлечена своим здоровьем, чтобы пристально следить за делами мужа.

Он снял для Марии дом и обеспечил ей медицинский уход, а спустя пару недель счастливая сияющая Зорана сообщила ему, что наконец беременна. Обе женщины родили примерно в один и тот же срок — и обе дали своим дочерям (злая ирония — Милош мечтал о сыне!) имя «Радмила». Так звали мать Милоша, и когда Мария родила первой, то заявила, что ей все равно, как назовут малышку, и Милош не нашел ничего лучше, чем дать дочери это имя. Зорана же сама, из любви к мужу, назвала ребенка так, и Милош уже не нашелся, что ей возразить.

Роды дались Зоране нелегко: ей самой понадобилось долгое восстановление, а ребенок был очень слабым. Сразу после родов вторую Радмилу поместили в клинику, под наблюдение врачей, но спасти ее не удалось, несмотря на все приложенные усилия и на все вложенные средства. Вот тогда-то у Милоша и родился план, который нельзя было назвать милосердным, но который все же показывал, что он по-своему любил Зорану.

Он выкупил у Марии ребенка за крупную сумму (она была лишь счастлива избавиться от обузы) и заменил одну Радмилу другой. Зорана ничего не заподозрила и приняла Радмилу, как родную, благо она была очень похожа на Милоша, и все родственники умилялись: вылитый отец. Сомнений быть не могло, к тому же свою дочь она после родов практически не видела.

Мария отказалась от ребенка и скрылась в голубой дали, окрыленная свободой. Здоровье Зораны было подорвано родами, так что ее постоянно преследовали болезни и необходимость часто покидать дом для лечения.
Милош продолжил заводить романы на стороне и также часто уезжал по делам. Ребенком некому было заниматься (отчего Зорана, конечно, очень страдала, но ничего не могла сделать и скрепя сердце отдавала малышку на попечение прислуги и нянек).

Когда Радмиле исполнилось шесть, отец принял решение, и ребенка отправили в пансионат, домой она приезжала лишь на лето, зачастую, чтобы обнаружить, что ни одного из родителей там нет.

Зорана чувствовала что-то неладное, когда сталкивалась с дочерью — ее непонятные привычки и повадки, которые казались совсем незнакомыми, отталкивали мать от Радмилы, но она и сама себе не признавалась в таких чувствах. Ребенок оставлял ее внутренне холодной, и от этого она вдвойне напоказ демонстрировала любовь, ведь она так мечтала об этом ребенке. Радмила не могла не ощущать странное отношение матери и не доверяла ее горячим объятиям и дорогим подаркам при редких встречах.

В пансионате Радмила быстро привязывалась ко всем воспитательницам и к старшим подругам и ходила за ними хвостиком. Однажды девочки из старшей группы жестоко посмеялись над ней, и с тех пор Радмила замкнулась и стала скрывать все свои привязанности. Ее начали считать задавакой, хотя на самом деле она была просто стеснительной и очень боялась обнаружить свои чувства и уязвимость.

Ее лучшей подругой, всегда принимавшей ее такой, какая она есть, была полячка по имени Эржбета, взбалмошная, веселая девица, которая с детства слыла легкомысленной, хотя и блестяще училась. Она всегда умела развеселить Радмилу, нередко впадавшую в плохое настроение без причины, и вместе они наворотили в пансионате немало дел, от которых учителя хватались за голову.

Радмиле нравились: плохие мальчики, тяжелая музыка, странная одежда. Сама того не сознавая, она старалась привлечь внимание родителей эпатажными поступками и внешностью, но те были слишком заняты своими проблемами. Несколько раз Милоша из-за хулиганств Радмилы и Эржбеты даже вызывали к директору пансионата, он разговаривал с дочерью, пытаясь призвать ее к порядку, но мысли его всегда витали далеко, к тому же чувство вины, исподволь мучившее его все эти годы, мешало наладить отношения с дочерью. Однажды он оговорился и назвал ее Марией. Они стояли рядом с флигелем садовника во дворе пансионата, и в этот момент в голове Радмилы будто вспыхнула белая вспышка, из окон флигеля брызнули осколки, где-то неподалеку завыла сигнализация. Казалось, что кто-то бросил камень в окно, но разбираться в этом никто не стал.

Радмила тогда упала в обморок, и перепуганный отец отнес ее на руках в школьный лазарет. Она отвернулась к стене и не стала с ним разговаривать, и он поскорее уехал прочь от своего сложного ребенка. Радмила же думала, что настолько безразлична вечно занятому Милошу, что он даже путает ее имя.

Зоране об эскападах дочери старались не сообщать, чтобы лишний раз не волновать.

Эржбета выпустилась на год раньше, так что последний год в школе Радмила чувствовала себя очень одиноко. Когда она проводила подругу до дверей и вернулась к себе в комнату, ее сознание вновь охватило белым пламенем. Радмила не помнила, что тогда произошло, но учительница нашла ее лишь утром посреди разгромленной комнаты и осколков стекла. Все решили, что с ней приключилась истерика из-за отъезда Эржбеты, но Радмила равнодушно выслушала выговор от директора: она не могла считать себя виноватой за то, чего вовсе не помнила, и постаралась поскорее забыть о произошедшем.

С Эржбетой они какое-то время общались в Экстранете. Подруга рассказала ей, что влюбилась и встречается с потрясающим мужчиной, но отказывалась говорить, кто он, и сообщать какие-либо подробности. Говорила, что не может. Вскоре она стала писать все реже и реже и наконец пропала совсем. Видимо, ее увлекли новые отношения, от которых она потеряла голову.

Радмила осталась совершенно одна, даже в Экстранете. Тогда все и началось.

Молодой преподаватель по физике Джимми Уотсон, только выпустившийся из университета, привлек ее внимание. А на него произвела впечатление девочка, которая вызывающе одевалась и явно его провоцировала. Вначале он пытался ее приструнить, а закончилось все тем, что когда он оставил ее в классе после уроков, она попросту его соблазнила.

На некоторое время эти отношения избавили ее от одиночества. Радмила попала в настоящую зависимость от собственных чувств. Она видела, что Джим тяготится их связью и страшно обеспокоен тем, что она может всплыть и повредить его карьере и репутации, но ее влекло к нему, как если бы она подсела на тяжелый наркотик.
Все вскрылось однажды, когда одна из учительниц, давно симпатизировавшая Джиму, во внеурочное время постучалась к нему в комнату и, не дожидаясь ответа, вошла…

Вновь белая вспышка в голове.

Осколки на полу.

Ее руки в крови.

Прикрывающий голову перепуганный Джим, весенний ветер в распахнувшееся окно, и учительница, которая почему-то валяется на полу в коридоре, как сломанная кукла…

Разразился страшный скандал, Джима уволили, и он уехал в неизвестном направлении, а Радмилу спешно забрали домой родители, не дожидаясь выпускных экзаменов. Они зря заперли ее в комнате — наутро там была та же картина, что и в пансионате после отъезда Эржбеты. Ей страшно хотелось видеть Джима, но ни Милошу, ни Зоране она и заикнуться об этом не могла. Она отдала бы многое за его адрес, проблема в том, что у нее ничего не было, а он прервал с ней все контакты и удалил все свои аккаунты в Экстранете.

Последним, что он написал ей, было: «Что ты тогда сделала с окном?!». Радмила ответила: «Не знаю». Она и правда не понимала.

Потом, почти сразу, за ней приехал агент Сэнд. Она помнит, как утром он припарковал машину возле дома и долго говорил о чем-то с ее родителями в гостиной.

Тогда впервые и прозвучало смутно знакомое ей слово «биотик». Радмиле было все равно. Агент Сэнд сказал ей, что теперь для нее начнется новая жизнь и что он приедет за ней утром, чтобы увезти ее туда, где никого не испугают ее способности. Она слушала его как в тумане и постоянно думала о Джиме, которого все это, похоже, напугало даже гораздо сильнее, чем скандал. И о том, что она чудовище. Что ж, по крайней мере теперь это чудовище кому-то понадобилось, пусть это и спецслужбы.

Радмила упаковала вещи и вышла прогуляться в сад. В дальнем углу она услышала возбужденный разговор на повышенных тонах. Зораны не было дома, а голосов было два, один явно принадлежал отцу, а второй был женским, кошачьим, очень опасным на слух.

— Мария, какого черта тебе надо? Радмила уже давно не твоя дочь, сделка была честной, ты мне ребенка, я тебе деньги. Зачем ты вообще приехала?

— Дорогой, не стоит быть таким грубым. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя жена узнала о нашем маленьком романе и о его последствиях, которым уже почти семнадцать? Мне очень нужны деньги: время никого не красит, и я хочу перебраться на планету, где гравитация поменьше, а косметологи получше, - говорившая была яркой брюнеткой южного типа, из тех, кого время особенно не щадит. Она все еще была очень красива, но слишком ярко накрашена и слишком вульгарно одета. Солнечные очки скрывали половину лица.

— Я не могу вечно содержать тебя и твоих врачей, мне хватает жены! — Милош явно был в ярости, и этот разговор явно длился уже давно. – Ты выкачала из меня денег не меньше, чем из своего покойного супруга! Думаешь, я не знаю, почему он растратил не только свое имущество, но и деньги правительства?

— Это все дела давно минувших дней, дорогой. Сейчас у меня есть ты, твой кошелек и наша общая тайна. Ты не захочешь, чтобы твоя жена узнала, что ребенок, которого она воспитывала, на самом деле прижит тобой от любовницы, не так ли?

Радмила никогда не видела отца в таком состоянии. Она вообще не думала, что он может быть таким. Он занес руку и отвесил Марии пощечину такой силы, что та едва не упала. Зашипев, как кошка, Мария кинулась на Милоша, и Радмила в оцепенении наблюдала их драку, пока в голове у нее метались, как птицы, черные, черные мысли. Я не дочь Зораны? Я дочь этой женщины? Как так вышло? Как отцу удалось обмануть маму?

Милош и Мария тем временем упали на траву. Радмила, как в замедленной съемке, увидела, как он смыкает пальцы на ее горле и сжимает, сжимает, сжимает их. Он совершенно потерял голову, как она во время своих вспышек. Знакомое белое пламя начало разгораться в ее голове. Последнее, что она увидела, было застывшее лицо Марии, последнее, что она услышала, был ее предсмертный хрип. Обоих, и убийцу, и жертву будто подбросило на земле, а Радмила упала на землю и потеряла сознание.

Когда она очнулась, день уже клонился к закату, а в саду никого не было. Вернувшись домой, Радмила привела себя в порядок и в полном смятении чувств (но при внешнем спокойствии, она научилась скрывать свои эмоции от всех) пошла ужинать. Отец внимательно смотрел на нее, но она так и не поняла, знает он что-то о том, что она видела его с Марией, или нет.

У еды в тот вечер был странный металлический привкус.

У Радмилы в голове шумело, как всегда после приступов, она быстро встала из-за стола и ушла к себе.
Она думала, что не уснет, потому что в ее голове роилась тысяча вопросов. Поговорить с Зораной или нет? Поговорить с отцом? Кем была эта Мария, которую он… убил? Куда он дел тело? Кто она сама, Радмила, и что случилось тогда с ребенком Зораны?

Но она не успела обо всем этом подумать — ее будто выключило, навалилась темнота, а по телу разлилось странное тепло. Очнулась Радмила от того, что Милош тряс ее за плечи и кричал в голос: «Радмила, что ты натворила! Ты убила свою мать!».

Потрясенная, девушка вскочила и побежала вслед за ним. Зорана лежала на кровати в своей спальне, все вокруг было красным, багровым, бурым, а люстра венецианского стекла, которую мать так любила, лежала поверх нее на кровати, усыпая ее ковром из разноцветных осколков. Ее рука безжизненно свесилась с постели. Радмила запомнила эту тонкую руку в обрамлении белых кружев и в пятнах крови.

Отец вызвал скорую и полицию. Но первым, еще до них, появился агент Сэнд, который молча посадил Радмилу в машину, сунул ее чемодан в багажник и захлопнул дверь машины.

«Здесь разберутся без тебя, что бы ни произошло», — сказал Сэнд. — «Мы не можем тратить на это время». Радмила не возражала. Ей казалось, что она видит страшный сон, который все никак не закончится, и агент Сэнд в этом сне был единственным человеком, который знает, что делать.

Позже, из газет, она узнала, что ее отец был арестован по подозрению в покушении на убийство. Она ожидала увидеть в прессе имя Марии и узнать ее фамилию, но оно нигде не упоминалось, как будто не было никакой ссоры в саду. Зорана, доставленная в больницу, в тяжелейшем состоянии, оказалась в коме, а затем вышла из нее. И показала, что проснулась среди ночи от того, что ее муж подпиливает цепь, которой люстра крепилась к потолку. Да, она уверена. Нет, никаких сомнений быть не может. Первым делом она попросила вывести Милоша из палаты. Тогда Радмила и поняла, что отец предал ее дважды – один раз, когда нашел в саду, возле тела Марии, а второй, когда подмешал ей что-то в еду и попытался убедить, что она убила свою мать.

Пока Зорана боролась за свою жизнь в больнице, Радмиле предстояло решить, рассказывать кому-то о Марии или нет. Ее отец, видимо, решил избавиться от всех надоевших ему женщин разом. Журналисты раскопали, что у него была связь с молоденькой практиканткой, первокурсницей, и Радмила в ужасе обнаружила, что речь идет об Эржбете.

Ее отец спал с ее лучшей подругой. Она сама их познакомила!

Радмилу переполняло отвращение к человеку, который способствовал ее появлению на свет. Эржбета давала интервью, вся в слезах, говорила, что Милош уверял ее, будто давно не любит жену, но что она и подумать не могла, что он пойдет ради нее на преступление. Радмила хорошо знала это выражение лица подруги: на самом деле, та упивалась своей важностью и обрушившейся на нее славой. Странно, что имя Радмилы не прозвучало ни в одном новостном выпуске, и Эржбета ни словом не обмолвилась о том, при каких обстоятельствах встретила Милоша.

Родители не писали Радмиле – или же она не получала никаких сообщений. Отец находился под арестом, без доступа к Экстранету, мать все еще была подсоединена к аппаратам.

Приближался суд, а Радмила так ничего и не решила. Агент Сэнд не сразу отвез ее в академию, сказав, что ей потребуется время на восстановление. Так что она просто жила себе в тихом домике на окраине, под присмотром улыбчивой, но молчаливой прислуги-мексиканки. В какой-то момент прессу ей перестали доставлять, а наружу выходить не дозволялось.

Вопрос, где Мария, так и остался невысказанным. С ним Радмила и уехала туда, где ее никто не будет считать монстром.

Впрочем, ей было легче дышать теперь, когда она точно знала: настоящее чудовище в ее семье не она, а ее отец. Чуть легче. Потому что не может быть легко от того, что ты дочь чудовища.