Подросток, за свое детство успевший сменить пять школ из-за частых переездов. В свое время семья Леманн чуть не стала колонистами на Иден Прайм.
Эрика Леманн
You think you know, but you’re horribly blind
You think you know how this story’s defined
You think you know that your heart has gone cold inside
Fine!
«You Think You Know» by Device
Этот сон всегда начинается одинаково.
Я иду по деревянному полу. Он красный.
Мне на лицо капает вода, стекает тонкими струйками. Кап. Кап.
Вода течет по шее, по плечам, капает на пол. Пол красный.
По полу катится разноцветный шар. Синий. Зеленый. Белый.
Мне холодно. Мне холодно, а вода все капает. Кап. Кап.
Разноцветный шар катится по деревянному полу. Синий. Зеленый. Белый.
Красный.
«Эрика, все в порядке?», — обеспокоенный, но твердый женский голос выводит вас из состояния липкого сна. Словно ныряльщик, вырвавшийся на поверхность, вы жадно хватаете ртом воздух и открываете глаза.
Над Вами склонилась темноволосая женщина в темно-багровой униформе. Она внимательно смотрит на вас, положив руку с изящными пальцами, подошедшими бы больше преподавательнице музыке, на ваше плечо. Специальный агент Стил, кажется, так ее зовут. Увидев так близко рукав ее форменного кителя, вы, еще не до конца проснувшись, непроизвольно вздрагиваете. Красный. Заметившая вашу реакцию, агент «Конатикс Индастрис» быстро одергивает руку и садится обратно в сиденье напротив вашего.
«Прости, что напугала, Эрика», — на ее располагающем лице появляется улыбка, — «мне показалось, тебе снилось что-то не очень приятное».
«Ничего страшного», — врете ей вы, потирая виски руками, — «просто кошмар».
По лицу специального агента нельзя понять, насколько она поверила вашим словам, но еще раз улыбнувшись, Стил откидывается назад в кресле, не приставая с лишними вопросами, за что вы ей очень благодарны.
Просто кошмар. Который вы знаете наизусть, во всех подробностях. Просто кошмар, который со слепой неумолимостью преследует вас, сколько вы себя помните. Раз в несколько месяцев, или даже реже, но он всегда возвращается. Простой кошмар, который пугает вас до дрожи и крика.
Чтобы отогнать нахлынувшие мысли и сбросить последние остатки сна, вы отворачиваетесь и прижимаетесь лбом к холодному стеклу окна монорельсового поезда, который прямо сейчас уносит вас, возможно навсегда, от вашего дома, семьи и прошлой жизни.
Иногда вам казалось, что вся ваша жизнь прошла также – возле окна. Возле окна с прозрачным, но толстым стеклом, за которым существует целый мир, на который вы можете только смотреть, проезжая мимо на огромной скорости.
Вы родились 3 января 2151 года в небольшом городке Хильдесхайм, в Германии. Вы ничего не помните об этом месте, хотя, по словам матери, прожили там первые 5 лет своей жизни. В этом нет ничего удивительного, учитывая, сколько мест проживания вы успели сменить за свою жизнь после этого. И, как любил подшучивать ваш отец, удивительно то, что вы вообще можете их перечислить.
В детстве вы всегда поражались, насколько разные люди ваши родители. Ваша мама, Мария Леманн, была из довольно обеспеченной семьи, но, по ее же словам, «променяла семейные приборы из серебра на инерционные гидростабилизаторы». Выйдя замуж за вашего папу, она навсегда распрощалась с прошлой жизнью и особо не любила о ней вспоминать. С ней всегда было весело и интересно, она придумывала вам совместные игры и занятия, и совсем не давала скучать.
Ваш папа, Генрих Леманн, не был таким ярким и искрящимся, как мама. Он всегда был спокоен, тих и немногословен. Он много работал и часто поздно возвращался домой, но всегда заходил к вам, чтобы пожелать спокойной ночи. Больше всего вы любили, когда он приходил пораньше и читал Вам. У вашего папы был тихий и не очень выразительный голос, но когда он читал вам вслух, то именно вслед за этим голосом вы уносились в те события и сказки, что ждали на страницах книг.
Наверное, это самые яркие воспоминания в вашем детстве — отец, читающий вам вслух «Алису в зазеркалье», сидя с ногами на краю вашей кровати, в то время как ночник бросает отблески звездного неба на темно-синий потолок.
Ну и, разумеется, кошмар.
Я иду по красному полу. Пол скрипит. Вода капает на пол. Кап. Скрип.
Разноцветный шар катится ко мне. Синий. Красный. Белый. Красный.
Этот кошмар стал настолько заметной частью вашей жизни, что иногда казалось: это не только самое яркое воспоминание, но и самое первое. Еще с детства вы поняли, что этот сон пугает не только вас, но и ваших родителей. Если вы говорили маме или папе, что вам снился этот сон, то они всегда расстраивались.
А еще, всякий раз, когда вам снился кошмар, на утро в вашей комнате был беспорядок, как бы хорошо вы не складывали игрушки вечером. О, сейчас то вы уже понимаете, что это было, — спасибо агенту Стил, — но тогда, в детстве, вам каждый раз сильно попадало. Родители не хотели слушать ваши объяснения, и не верили в монстров, живущих под кроватью, поэтому вы взяли привычку сами убирать свою комнату на утро, если этот сон возвращался.
Легкое гудение откуда-то из-под вашего сиденья, тихий стук клавиш изящного голопланшета в руках специального агента. Вытянутый, похожий на гигантскую серебряную змею, поезд мчится почти бесшумно. Мимо вашего лица на огромной скорости проносятся какие-то постройки, немногочисленные лесные массивы и длинные цепочки огней городов.
Ваша семья часто переезжала. В среднем — раз в год, иногда чуть реже. Ваш отец был высококлассным инженером, и по долгу службы его часто мотало из одной страны в другую, так что вы переезжали вместе с ним. Поначалу вам даже очень нравилась такая жизнь. Легкое жужание электропоезда или гул двигателей воздушных судов казались самыми интересными звуками на свете. Вы вживую видели больше интересных мест в разных уголках Земли, чем ваши сверстники через Экстранет, а ваша коллекция карт городов, в которых вы жили, к концу школы занимала внушительный шкаф. В какой-то момент вы даже чуть не покинули Землю и Солнечную Систему, но контракт отца, как это часто с ним бывало, в последний момент сорвался.
Но уже тогда начинались те проблемы, которые еще вчера утром доводили вас до бессильного отчаяния. Вам повезло, и ваши родители очень вас любили. Но чем старше вы становились, тем отчетливее становилось понятно, что любили вас словно фарфоровую куклу, которой можно любоваться только на полочке в окружении подушек. И под стеклом.
В детстве, конечно, это было даже забавно. Вы повсюду ходили с мамой или папой, почти не оставались одни. Стоило Вам чихнуть или пожаловаться на головную боль, как вас сразу тащили к врачу или укладывали в постель и окружали заботой. Вам это даже нравилось. Но когда вы впервые пошли в школу, то узнали, что другие дети живут иначе.
Их отпускают гулять не только во внутренний двор или на площадку под бдительным взором взрослых. Они могут разбить себе локоть и страшно этим гордиться. Могут ходить друг к другу в гости и даже оставаться там на ночь.
Лишенная за время частых переездов какого-либо общения за пределами семьи, а тем более со своими сверстниками, вы радостно тянулись навстречу новым знакомствам и друзьям. Поначалу, как и любого новенького, вас воспринимали настороженно, но благодаря своей непосредственности и искренности, вы быстро завоевывали себе многочисленных подружек.
Ваши родители, особенно мама, как вам иногда казалось, не одобряли ваши многочисленные знакомства. Вас отводили в школу и забирали из школы, редко отпускали куда-либо гулять, иногда по самым надуманным поводам. Вам порой часами приходилось заниматься какими-нибудь дополнительными занятиями по музыке или бессмысленной уборкой и смотреть через тонкое — и одновременно такое толстое! — стекло, как на детской площадке резвятся ваши сверстники. Вы проглатывали слезы обиды, пытаясь понять, чем отличаетесь от этих детей, но так и не находили ответа.
Проходил примерно год, а потом папе приходило новое назначение. И все повторялось заново.
Новый город, иногда — новая страна. Другая школа. Снова долгий период в попытках наладить контакт с одноклассниками. Чем старше становятся дети, тем менее они открыты, и с каждым годом это становилось все сложнее. Любовь родителей дома и строгость за попытки выйти из этого дома. Целый мир за вашим окном.
С годами свободы не становилось больше. Наоборот, как будто чем старше вы становились, тем больше родители пытались заставить вас жить по одним им понятным правилам. Больше становилось посещений врачей, в том числе посещений психотерапевта и психиатра. Больше ограничений и запретов. При этом вы не могли сказать, что родители перестали вас любить, скорее наоборот. Просто эта любовь принимала странные формы. Иногда казалось, что мама и папа хотят, чтобы в вашей жизни не было никого, кроме них. И у них это получалось.
Сколько бы друзей и подруг вы не успевали завести, всегда повторялся один и тот же сценарий. Перед вашим отъездом были слезы, объятья и обещания писать друг другу и созваниваться через Экстранет каждый день. И так и было по началу. Но постепенно звонки становились все реже, раз в неделю, затем раз в месяц, а в определенный момент люди, которые говорили, что вы всегда будете друзьями, просто исчезали.
Вы понимали и не особо злились. Во всяком случае, на этих людей. Несмотря на то, что современные технологии сделали людей настолько коммуникабельными, насколько это вообще возможно, в сутках по-прежнему всего 24 часа. А времени, которое можно потратить на других людей и того меньше. И тот человек, которому ты обещал писать, постепенно становится далеким и призрачным, словно звезда, закрытая облаком. Вокруг остаются другие люди, которых ты видишь и слышишь каждый день, с которыми интересно и волнительно, и постепенно облако поглощает звезду, оставляя на ее месте лишь имя в списке контактов.
Ваше имя.
Перед вашим лицом смыкается непроглядная тьма, которую вы ощущаете почти физически. В купе становится значительно темнее и как будто даже холоднее, когда поезд въезжает в длинный туннель.
Круги продолжались. Вы долго пытались заводить друзей, быть милой и общительной, но неумолимый цикл вашей жизни, словно накатывающая на берег волна, рушил все песчаные замки. Из длинного списка ваших контактов с вами по настоящему поддерживала связь только Кларисса Айслинг, с который вы были знакомы еще с первого класса в Париже. Остальные имена лишь приходили на некоторое время, чтобы уйти навсегда. Помнят ли ваши «друзья» о вас хоть что-нибудь? Вы не знали. И иногда ощущали себя лишь призраком в зазеркалье.
В конце концов вы перестали прилагать какие-то усилия к тому, чтобы завести друзей. Какая разница, ведь все равно все исчезнут из вашей жизни? Наверное, ваши родители были счастливы. Вы стали гораздо лучше учиться и больше времени проводить дома. Раз в неделю вы созванивались с Клэр, а в остальном проводили время в Экстранете. Увлеклись шитьем и дизайном одежды, изучали вместе с мамой иностранные языки. Наверно, для ваших одноклассников вы стали замкнутой и отстраненной, но вы не собирались прощаться с кем-то еще, кому откроете свою душу. Вы уже с гораздой большей легкостью смотрели через окно вашей комнаты (ведь куда бы вы не переезжали, в вашей комнате всегда было окно) на мир, который перестал быть вам интересен. Иногда вы открывали форточку в окне и пускали сложенные из бумаги самолетики, на которых писали имена. Имена, которые удаляли из списков своих контактов, если они не отвечали вам больше года. Если мир забывает ваше имя, то почему вы должны их помнить?
А потом вы встретили Лекса Моррисона.
Лекс был вашим одноклассником, но он не был похож на других ваших сверстников. Чем-то он напоминал вашего папу — тоже тихий, со скромной улыбкой, немного задумчивый. Этот человек сделал то, что наверное, никто не делал до него, кроме Клэр в далеком детстве — он захотел с вами дружить. Вы чувствовали себя очень необычно, когда не сами искали чьего-то общества, чего-то внимания, а кто-то другой предлагал вам, щедро и легко. Сначала вы очень подозрительно отнеслись к этому, но жажда общения и дружбы, спавшая в вас несколько последних лет, наконец, взяла верх. Вы стали садиться рядом на уроках и болтать обо всем. Вы стали чаще оставаться на дополнительные занятия, чтобы провести больше времени вдвоем. Постепенно и незаметно, эта дружба выросла во что-то большее. Странные, неизвестные до этого момента чувства стояли появляться в вас.
Естественно, ваши родители стали что-то подозревать. Вы стали задерживаться в школе больше обычного, а дома витали в облаках. Несколько раз мама находила цветы, которые вам дарил Лекс, но вы всегда отвечали, что сами их собрали в школьном ботаническом саду. Вы даже несколько раз прогуливали уроки вдвоем в том саду, чтобы хоть немного побыть вдвоем. Именно там он вас первый раз поцеловал.
Этот учебный год был самым чудесным в вашей жизни. Настолько, что вы даже забыли, чем он обычно заканчивается. Кошмаром.
Пол скрипит под ногами, уходит вверх. Ступени. Скрип.
Вода капает сильнее, становится холоднее. Кап. Кап.
По ступеням катится разноцветный шар. Красный. Красный. Красный.
Красный.
Но на этот раз кошмар был наяву. Чем выше вы заберетесь, тем больнее падать. В тот день Лекс пригласил вас на танцы в честь окончания учебы, и вы радостно вернулись домой, чтобы упросить родителей отпустить вас. Но в Вашей комнате вас уже ждали родители и собранные чемоданы. Вы переезжали. Прямо сейчас.
Наверное, этот разговор назревал очень давно. Нет, подобные споры начинались каждый год, и вы пытались отстоять хоть какую-то часть своей жизни, но сначала вам не хватало возраста, потом желания. Теперь же, когда родители в очередной раз решили все за вас, не спросив, не предупредив, не поставив в известность заранее, теперь вы им высказали все. Вы пытались их убедить дать вам шанс, хоть раз в жизни получить возможность быть как все, закончить школу, иметь друзей, встречаться с человеком, который вам дорог. Остаться хотя бы танцы. Вы просили. Вы объясняли. Вы умоляли. Но все уже решили за вас. «Мы знаем, дорогая, что тебе так будет лучше, поверь нам». Но в этот раз вы не поверили. Вы спросили, сколько вы еще должны прожить в хрустальном гробу, прежде чем сами начнете принимать хоть какие-то решения? Почему ваше мнение ничего не значит? Почему у вас нет ни права на секреты, на свою жизнь? Почему вы должны переезжать вслед за чужими решениями, если не хотите? Вы ведь уже не маленькая и прекрасно понимаете, что если бы ваш отец был таким прекрасным инженером, то он не мотался бы всю жизнь из одной компании в другую, получая многочисленные отказы, а создал нормальную карьеру в одном месте. И бегая от своих проблем, ваши родители забыли, что от этого страдаете вы. Кто за вас решил, что вам будет лучше в постоянных разъездах? Впервые в жизни вы так сильно хотели получить ответы. А ответов не было. Вас собирались, как обычно, запихать в стеклянный гроб и отправить на очередной круг этого ненавистного поезда. И захлебываясь в отчаянии и опустошенности, вы закричали, закрыв лицо руками.
Поезд вынырнул из туннеля неожиданно, так что стекло перед вами буквально вспыхнуло золотистым ореолом, преломляя множество солнечных лучей от медленно поднимающегося на востоке солнца.
А когда вы открыли глаза, то на полу, кроме вашего разбитого сердца, лежали осколки всех стеклянных предметов в комнате, в том числе окна. Ветер с улицы раздувал занавески, словно алые паруса, а свет плясал в осколках, устилающих пол. Ваши родители стояли, не в силах проронить ни слова, но и вы, и они теперь с кристальной ясностью понимали, что монстров под вашей кроватью, которые устраивают по ночам беспорядки, не существует.
Специальный агент Стил и специальный агент Сенд — высокий темноволосый мужчина, похожий чем-то то ли на проволочную игрушку, то ли на птицу — появились этим же вечером. Их разговор с родителями был короткий и жесткий, и хоть Вы и подслушивали на лестнице, уловили только самую суть. Мать и отец согласились отпустить Вас в некую Программу.
С вами эти люди говорили по-другому — мягко и спокойно. Агент Стил с легкой улыбкой, которую хочется задержать подольше, объяснила, что вам не нужно стыдиться себя или того что произошло. Люди могут — и будут — боятся подобного, но вы — особенная. Не такая, как другие. И это не повод запирать себя в клетке. Особенным людям нужно держаться вместе. Быть особенным — это довольно сложно, но вы не обязаны нести эту тяжесть в одиночестве. Вам помогут и вас поймут. Если вы хотите идти собственной дорогой, то вы сами ее сделаете. Проложите такой, какой заходите. По этой дороге потом пойдут миллионы других, но именно вы будете одной из тех, кто ее проложит. Вас ждет последний переезд в вашей жизни, и больше никто не заставит вас этого сделать, пока вы сами не захотите.
Вы покинули дом вместе с двумя специальными агентами корпорации «Конатикс Индастриз». Вы не стали прощаться с родителями, словно боясь, что ваша собственная решительность ускользнет от вас обратно в столь знакомый стеклянный плен. Вы не знали, благодарны ли вы им, ведь мать и отец хоть и поздно, но дали вам шанс на собственную жизнь, или злились, что они всю жизнь удерживали вас взаперти, но без колебаний отдали в руки незнакомцам.
Вы звонили несколько раз на комлинк Лекса, чтобы попрощаться, но он не брал трубку. Возможно, он уже знает, что произошло у вас дома, и решил... или решили за него. Как там говорит агент Стилл? «Люди боятся того, чего не понимают». С Клэр же вы успели связаться уже перед самым отбытием электропоезда, пообещав, как всегда, писать друг другу, и единственный близкий друг, вы знаете, сдержит слово.
Этот сон всегда заканчивается одинаково.
Пол скрипит под ногами, уходит вверх. Ступени. Скрип.
Вода капает сильнее, становится холоднее. Кап. Кап.
По ступеням катится разноцветный шар. Красный. Красный. Красный.
Красный.
Вода капает на пол и он становится красным.
Я смотрю вверх.
Она смотрит на меня.
Вода течет по ее белым рукам.
Красная.
Вы отлипаете от окна и с благодарностью принимаете из рук вернувшегося агента Сенда чашку с горячим чаем. Вам страшно, ведь впервые вы стали хозяйкой собственной жизни. Вы не знаете, что будет дальше, но твердо уверены, что лучше изрезать руки в кровь, разбивая стекло, отделяющее вас от мира, чем жить, бесконечно проезжая один и тот же круг на пассажирском сидении.
Приятный голос из динамиков объявил, что поезд прибыл в конечную точку маршрута.
«Осторожно, двери открываются».