Для Персонаж/роль Айрис Флауэр

Айрис Флауэр

Baby be the class clown
I'll be the beauty queen in tears
It's a new art form showing people how little we care (yeah)
We're so happy, even when we're smilin' out of fear
Let's go down to the tennis court, and talk it up like yeah (yeah)

«Tennis Court» by Lorde

Айрис родилась 11 августа 2151 года в лучшей частной клинике Мильгрома, столицы Бекенштейна. Бек всегда был не просто еще одной человеческой колонией, но единственным поставщиком предметов роскоши галактического масштаба. Несмотря на то, что первая волна колонистов потерпела крушение на местном рынке, даже первое захудалое предприятие второй волны было глобальнее, чем когда-то в далеком XXI веке целый холдинг LVMH. Если бы он дожил до этих дней, его статус был бы не выше, чем у секонд-хенда где-нибудь в городских трущобах.

Единственная каста, которой всегда было хорошо на Бекенштейне — люди с состоянием от миллиона кредитов без учета недвижимости. Планета стала новым Эдемом, куда простым смертным вход запрещен. Высокий уровень безработицы создавался и поддерживался здесь искусственно, и если ты смог найти тут работу, а после утвердиться и подняться на местный олимп, то ты мог быть уверен, что твоя жизнь состоялась. О тех, кто остался прозябать у подножия, тут даже не вспоминали. Но даже небожителям тут было нелегко. Нормальной и понятной целью многих была сытая жизнь в достатке, когда становилось доступно абсолютно все и даже больше, когда не надо было с ужасом ждать завтрашнего дня и собирать последние гроши на кусок хлеба, когда не надо было выживать во всех смыслах этого слова. И вот тогда приходила скука и нежелание существовать далее, усталость от того, что живешь по привычке, как запрограммированный на определенные действия робот, у которого нет ни цели, ни дополнительных желаний. Многим в такие минуты приходили неизбежные мысли о начале конца. Именно поэтому Бекенштейн стал негласным и эксклюзивным «производителем» особенно морально устойчивых, несгибаемых людей.

Родители Айрис были как раз из таких. Отец — бизнесмен и глава IGСMEX (межпланетная валютно-товарная биржа), не замечающий ничего, кроме показателей межгалактических индексов, скачущих на экране. Непрерывно надрывно кричащий в трубку, дающий своим подчиненным инструкции что, кому, почем и сколько продавать, попутно по другому телефону руководящий предприятиями самой разной направленности. И мать — маркетолог, способная продать арктической колонии центнер снега по цене центнера урана, или туфли из кожи балийского утконоса — защитнику флоры и фауны, пусть даже хозяин кожи никогда и не водился на Бали. Для невольных зрителей этой истории останется загадкой, где могли пересечься Уэйн Флауэр и Джой Саммерс, и как смогли пожениться в первый раз — тоже. Ведь в медовый месяц они скандалили так, что их выселили из отеля, да-да, из того самого, где разрешается все, и прислуга, услышав звуки бьющегося стекла, раздираемой обивки мебели и крики, никогда не подойдет к номеру и не вторгнется в жизнь постояльцев, а просто утром с улыбкой и поклоном вручит счет.

К слову, чета Флауэр имела маниакальную, ненормальную привычку жениться, делали они это официально и неофициально столько раз, что точное количество не мог вспомнить ни один из них. В каждом из наиболее долгоиграющих трех браков, длившихся в среднем не более года, они заводили ребенка. Общая сумма детей и имущества каждый раз со скандалами на публику и огромными разворотами местных и не только таблоидов делилась при бракоразводных процессах, зрителей на которых было не меньше, чем на межпланетарных парадах. Всем хотелось знать, до чего дойдут «эти сумасшедшие» в каждый последующий раз.

Комбинация отступных и детей при каждом разводе была неповторима, даже если учесть, что детей было всего трое. На одном из процессов миссис пока еще Флауэр, которая меняла фамилию на девичью после каждого развода и возвращала ее в новом браке, запустила в мужа портфелем и проорала, что если бы он бывал дома почаще, то количество детей можно было бы сделать четным, чтобы делить было удобнее, на что мистер Флауэр ответил длинной тирадой, впоследствии обогатившей антологию обсценной лексики всех слоев населения Бекенштейна. Стоит ли упоминать, что именно этот процесс, превосходящий остальные по масштабам площадной ругани и военных действий на территории зала заседаний, обсуждали годы?

О тихих ужинах или семейных выходах в люди, равно как и о нормальной генетике с такой взрывной парой можно было забыть. Джоэль и Джозеф, старшие дети, были чуть ли не копиями дражайших папочки и мамочки с поправкой на пол. И в школе и дома покоя от них не было, само это слово, «покой», казалось, дому Флауэр было незнакомо. Школьные психологи даже не пытались подвергнуть детишек Флауэр каким-либо тестам, главное, что их поведение вполне вписывалось в клинические нормы.

Дома же, при малейшем намеке на то, что кто-то сделал что-то не то или не так, невнимательно отнесся к сообщаемой информации, или же просто не заметил какое-либо несущественное изменение вокруг, или же по другой причине, или же просто из любви к искусству, разыгрывались целые театральные баталии. Причем всегда — с недюжинным вдохновением и на голом энтузиазме: летала посуда, кто-нибудь обязательно выбегал из дома босиком и в пижаме с криками «Повешусь!», другой почти молча сваливал кучами попадающееся под руку барахло в винтажный чемодан, другой рукой отыскивая в своем телефоне расписание межпланетных шаттлов. А потом буря утихала, после нее следовал либо очередной развод, либо бурное примирение, когда вся семья кидалась друг другу на шею, истерически рыдая и каясь во всех смертных грехах.

Пока Айрис была мала для участия в семейной эмоциональной жизни, она с замиранием сердца слушала и смотрела на самовыражение каждого из Флауэр. Свою семью она любила, ведь, несмотря на дом вверх дном, она была дружнее и крепче тех, у кого вместо крови по венам тек обезжиренный кефир. Именно поэтому среди спокойных и уравновешенных сверстников и друзей семьи ей было скучновато.

Айрис была в курсе всех косметических и модных новинок, она часами могла рассказывать благодарным слушателям о каждой вещи из ее похожей на чемодан косметички. Даже сочетая на первый взгляд не подходящие друг к другу вещи и косметику, она всегда умела обрести золотую середину в пестроте блузок, юбок и страз с перьями, всегда и везде напоминая картинку из модного еженедельника. Джой не могла нарадоваться на своих отпрысков, каждый из которых, как и она сама, не пропускал ни одного модного показа. У каждого из них были карточки «любимого» и «дорогого» во всех смыслах клиента решительно всех претендующих на статус магазинов одежды и ювелирных изделий. Доходы от пиар-деятельности и IGСMEX, а также от нескольких предприятий с наемными управляющими, позволяли любому члену семьи позавтракать в Мильгроме, искупаться в океане на другом полюсе планеты, поужинать в ресторане на одной из орбитальных станций и прошвырнуться по магазинам на Цитадели, и все при желании в один день!

Но семья Флауэр никогда не горела желанием выехать за пределы Бекенштейна. На их взгляд, если и есть где-то полностью пригодное для проживания и развлечения место, то только здесь, и нигде более. Никто из них не хотел видеть нищету, разруху и голод, ведь после таких зрелищ придется несколько месяцев посещать психоаналитиков. Флауэр предпочитали сразу пропускать это бесполезное звено, полностью отдавая каждую секунду своего драгоценного в прямом смысле времени развлечениям, шоппингу, общению со своим кругом, а также тому, что они любили больше всего — к скандалам и публичным проявлениям всей палитры эмоций.

Конечно, в окружении такой семьи Айрис ни на минуту не чувствовала себя забытой — она была в центре внимания, ее собственный уютный беспроблемный мирок вращался только вокруг нее одной. Айрис являла собой пример человека-праздника, который приносит особенную радость и фонтан эмоций даже туда, где всего этого в избытке. Она могла оживить любое скучное мероприятие — будь это чопорный файв-о-клок или школьная вечеринка. Обладая легким и незлобливым, а иногда откровенно взбалмошным характером, Айрис не только с легкостью становилась душой любой компании, куда бы ее не заносило, но и с той же легкостью наживала себе проблемы. Впрочем, это ее беспокоило мало, так как сама она никогда не пыталась осмыслить, что она делает, для чего, а также что ей за это будет. Она была похожа на бабочку-однодневку, живя только сегодняшним днем, сиюминутными настроениями и эмоциями.

Наблюдая за семейным театром с самого детства, а позже с успехом участвуя в его репризах, Айрис не раз ловила себя на мысли о том, что неплохо было бы извлечь из этой школы жизни выгоду, став, к примеру, актрисой. У нее было много кумиров среди телезвезд, иногда она даже сама начинала проживать жизнь одной или другой знаменитости, мастерски копируя стиль, прически, манеры поведения. Видя такой интерес дочери к лицедейству, ее пристроили в самую дорогую театральную студию, что существовала на Бекенштейне. Родители хотели ей гордиться. Две ее лучшие подруги, Анни Беннет и Лорейн Леннокс последователи за ней. Как ее свита, они постоянно следовали за ней во всем и везде, присутствие всех трех на чьем-либо дне рождения или пикнике сразу поднимало рейтинг мероприятия до астрономических высот.

Самым большим кошмаром для привыкшей к беззаботной и радостной жизни на Бекенштейне Айрис было бы, наверное, изменить место жительства. Перспектива этого подсознательно ее ужасала, она, проведя всю свою жизнь здесь, никогда даже не помышляла о том, чтобы хотя бы поехать на другие колонии. Братья же, побывав в качестве туристов или по делам на Земле и Терра Нове, рассказывали ей, что в принципе, там не так уж и плохо, но жить бы там не хотелось. Айрис всегда считала и продолжает считать, что хорошие люди — это благополучное население ее родины, а на других планетах ее ждали бы полчища нравственных разложенцев, трущобы, нищета. Даже то, что Бекенштейн поставлял предметы роскоши по всей галактике, и на Земле при финансовых возможностях ее семьи можно было бы жить не хуже, а может быть даже и лучше, не могло изменить ее мнения о том, что Земля это сущий, непригодный для жизни людей ад, погрязший в мусоре и болезнях.

Все рухнуло в одночасье. Как то Айрис вернулась домой с занятий в театральной студии раньше обычного — ей дали роль в новом экспериментальном мюзикле, где стажеры участвовали наравне с профессиональными актерами — что-то вроде семинара по обмену опытом в живом режиме. Она летела домой, окрыленная мыслями о том, какой сногсшибательный костюм и макияж она придумает для своей роли, как у нее станет еще больше поклонников, лучше тех парней-одноклассников, что бегали за ней и ее подругами. Айрис хотела обладать только самым лучшим из лучшего, впитав в себя любимую поговорку отца о том, что лучший лимузин — это новый лимузин и никак иначе. Стоит ли упоминать о том, что ее роль была главной в постановке, и на нее претендовали несколько человек, но выбрали Айрис. Казалось, она упивалась всеобщей завистью, хоть это было совсем не в ее характере.

Надо было срочно поделиться с кем-нибудь своими мыслями, Айрис подключилась к Экстранету и набрала свою подругу Лорейн. Она долго ей не отвечала, девушка хотела уже сбросить вызов, как вдруг та взяла трубку, совсем не замечая, что вэб-камера подключилась автоматически, отображая ее собственную спальню и саму подругу, взлохмаченную и завернутую в одеяло. Зевая, Лорейн сказала, что она очень рада за подругу, но не могла бы она перезвонить позже, так как она не дома, а вызов сейчас осуществляется по настроенной переадресации. Недоумевая, зачем Лорейн ей соврала, Айрис пожала плечами и уже хотела было отключиться, как вдруг за спиной ее лучшей подруги, на кровати, которую было хорошо видно, зашевелилось одеяло. Будучи от природы любопытной, Айрис решила узнать, ради кого Лорейн ей только что соврала. Увиденное поразило ее так, что она потеряла дар речи вместе со способностью шевелиться: это был никто иной, как Кит Симсон, ее, Айрис, парень.

Айрис не помнила, как она отключила терминал, как оказалась на диване. Несмотря на такое вероломное предательство лучшей подруги и того, кто по ее собственным словам был смыслом ее жизни, она даже не могла заплакать. Она было просто морально уничтожена, ведь именно этим двум людям она доверяла больше всего. Айрис даже не могла понять, что поразило ее больше всего — то, что ее предали, или же то, что, похоже, все вокруг ей врали. Врали нагло, беспардонно, почти что в лицо.

На следующий день в школе оба, и Лорейн и Кит вели себя как ни в чем не бывало. Никто не знал, чего Айрис стоило держать себя в руках и сохранять это напускное спокойствие, улыбаться, терпеть то, что ее обнимали, брали за руку. Неизвестно, сколько бы это еще продолжалось, ведь Айрис так и не нашла выхода из этой ситуации, хотя и думала об этом весь вечер и всю ночь. Казалось, что за последние несколько часов, она внутренне состарилась лет на 10, растеряв всю свою беззаботность.

Прошло несколько дней. Айрис, как и Лорейн, входили в сборную школы по лакроссу. В тот день они обе переодевались, готовясь к игре. В раздевалке их было двое, вместо обычного обсуждения соперников и других девчонок из команды в воздухе повисло напряженное и нервное молчание. Когда же Лорейн его нарушила, сказав, что последние несколько дней Айрис сама не своя, та срывающимся голосом невзначай спросила, где же была Лорейн, когда она звонила ей в прошлый четверг. Та замялась и покраснела, пытаясь неуклюже на ходу придумать отговорку. И тут Айрис, внутри которой полыхал огонь, слетела с катушек, не в силах более сдерживаться.

Отвесив подруге пощечину, больше похожую на бойцовский удар, она кричала о том, что все знает. Далее полились потоки брани. Лорейн от неожиданности отлетела и ударилась спиной о шкафчик и стекла по нему вниз. Но отсутствие сопротивления обозлило Айрис еще больше, она уже не контролировала себя, набрасываясь на подругу, в ее глазах все потемнело. Вдруг Лорейн пришла в себя и пихнула не ожидавшую этого Айрис. Она, не успевшая к тому моменту сменить туфли на высоченных каблуках на спортивную обувь, не удержалась на ногах и упала с высоты почти своего роста. Падая, она все еще думала, что сейчас вскочит и наподдаст этой твари, которая считалась ее подругой. Но вдруг в ее голове как будто что-то разорвалось, и она отключилась.

Очнулась она от того, что лежала в луже воды, которая фонтаном била из сорванной раковины в углу раздевалки. Айрис попыталась пошевелиться, но каждое движение отдавалось в голову чудовищной болью. Когда она наконец смогла хотя бы сесть, она увидела, что белая спортивная форма, итак уже мокрая, пропиталась кровью, которая текла из разбитого затылка. Видно, при падении она ударилась о лавку. Айрис пыталась оглядеться, вокруг был полный хаос: зеркала во всю стену лежали на полу, превратившись в мелкое стеклянное крошево. Ощупав поцарапанное лицо рукой, которая выглядела не лучше, девушке удалось наконец-то справиться с темной пеленой в глазах. Самое страшное в увиденном было не то, что она разнесла раздевалку почти до самого основания, а Лорейн, лежавшая на полу вся в мелких и крупных порезах, странно вывернув шею и смотрящая в сторону пустыми безжизненными глазами.

Через несколько секунд в помещение ворвалась мисс Розен, их тренер. К ее чести, она не стала кричать и заламывать руки в ужасе от увиденного. Она взяла Айрис за майку, встряхнула и велела идти к ней в кабинет. Ошеломленная, подавленная и лишенная воли Айрис подчинилась. Дойдя до тренерской она рухнула на диван, подтянула колени к подбородку и уставилась в темноту.

За ней пришли через несколько часов. Ее родители, директор и мисс Розен. В глазах родителей плескался откровенный ужас. Они разглядывали девушку так, как будто она была прокаженной. У Айрис не было сил даже чтобы спросить о Лорейн. Мисс Розен сама сказала, что не знает, что произошло в раздевалке, но Айрис уже придется нести ответственность за то, что она сделала. Лорейн была жива, ее спешно доставили в больницу, а ее родители уже оборвали телефон директора, грозя судебным разбирательством ему за халатность в отношении учеников, и родителям монстра, изуродовавшего их дочь.

Несколько следующих дней оказались кошмаром. Айрис была заперта в своей комнате, ее никуда не выпускали, но три раза в день служанка исправно приносила еду. Девушка все еще не могла понять, что произошло, и почему ее семья от нее отвернулась именно тогда, когда она так нуждалась в их поддержке. За последнюю неделю ни один из них не приблизился даже к дверям ее комнаты. Лишь только передали записку, что благодаря ее выходке, им пришлось выложить семье Леннокс кругленькую сумму, чтобы замять дело и покрыть счет на лечение Лорейн. Она, привыкшая с детства к тому, что вокруг нее много людей, впервые осталась наедине с собой.

Из оцепенения Айрис вывели насильно и бесцеремонно, Джоэль, самый старший из братьев, раньше относившейся к ней, как к драгоценной фарфоровой кукле, а теперь брезгливо разглядывающий ее, велел ей привести себя в порядок. Ее неухоженный и бледный вид был слишком ужасен для того, чтобы просто выпустить ее из дома, не говоря уже о походе на вечеринку по поводу очередной годовщины очередной свадьбы родителей в одно из самых уважаемых заведений Мильгрома. После отказа с пожеланием закрыть дверь с другой стороны, он поднял ее с пола, встряхнул как шейкер, запихнул в машину и сдал в один из местных салонов красоты на руки стилистам и шопперам.

Девушке было совершенно безразлично, что с ней делали порхающие чужие руки, наносившие макияж и завивавшие волосы. Даже лицо в зеркале напротив ей более не принадлежало. На ее телефон пришло сообщение с номером аэрокара, который должен был доставить ее прямо к дверям ресторана на торжество. Ничего не могло заставить чету Флауэр пропустить такой важный выход на публику: для неявки ни то, что произошло в школьной раздевалке, ни смерть не были бы уважительной причиной. Горько усмехнувшись про себя, что раньше никто из ее родственников не позволил бы ей даже в минуту крайней необходимости воспользоваться наемным экипажем, а бросил бы все дела и приехал лично, Айрис вышла из салона и направилась к серебристому аэрокару.

Когда аэрокар начал движение, Айрис неосознанно краем глаза заглянула в зеркало заднего вида. За рулем сидел мужчина в странной багровой форме, которая не имела ничего общего с формой водителей, обслуживающих компанию такси премиум класса. Он был не один — на пассажирском сидении в машине находилась еще и темноволосая женщина в такой же форме. Первым желанием Айрис было выскочить из машины на полном ходу, но двери оказались заблокированы. Сил на истерику у нее не было, и она, несколько раз дернув ручку, полностью покорилась судьбе и затихла.

Проехав несколько кварталов, машина остановилась, и странная пара, заглушив мотор, обернулась к ней. Оба были темноволосы. Они представились сотрудниками некой «Конатикс Индастриз», специальными агентами Сэнд и Стил. Женщина была миловидна и с располагающей к общению улыбкой, она объяснила испуганно-равнодушной Айрис, что та является носителем редкой способности создавать вокруг себя энергетические поля, называемой «биотикой». Самой девушке начало казаться, что она попала в театр абсурда, это просто не укладывалось у нее в голове — что могло еще с ней приключиться после того, как ее вырвали из ее привычного мира? Агент Сэнд молча наблюдал. Агент Стил продолжала говорить, что те, у кого проявляются подобные способности, подлежат немедленной изоляции, так как существует опасность для жизни как окружающих, так и их собственной, ведь контролировать свой дар, особенно в состоянии шока, начинающие биотики не могут. Программа, которую курирует их корпорация, изучает данные явления и рассчитана на то, чтобы научить этих детей не бояться своих способностей и контролировать их, что впоследствии может дать им дорогу в новую жизнь.

Айрис решительно не понимала, что нужно от нее этой странной паре. Единственное, что она услышала и осознала, было то, что ее куда-то забирают. Может быть, в сложившихся обстоятельствах это было и к лучшему...