Для Персонаж/роль Виджил Хастингс

Виджил Хастингс

Hey, brother, there’s an endless road to re-discover.
Hey, sister, know the water's sweet but blood is thicker.
Oh, if the sky comes falling down for you,
There’s nothing in this world I wouldn’t do.

«Hey Brother» by Avicii

Аварии всегда были спутниками человеческой жизни с того момента, как был изобретен первый паровой двигатель. С тех пор люди то и дело сами того не желая находили кучу способов пострадать от прогресса, будь то мелкий удар током от бытового прибора или же столкновение на шоссе, или же какая-то незначительная поломка, вызвавшая крушение пассажирского самолета, которая унесет несколько сот жизней и изменит тысячи. Авария в Сингапурском космопорту навсегда изменила жизни миллионов людей на Земле и за ее пределами. А также жизнь отдельно взятого подростка, Виджила Хастингса.

Он родился в одной из частных клиник Сингапура 9 сентября 2150 года, ровно за 5 месяцев до событий, навсегда изменивших ход истории. Позже родители расскажут ему, очевидцами каких страшных событий они стали, и он узнает, что это не прошло бесследно ни для них, ни для него. Фактически, он невольно даже стал их «участником», ведь на момент катастрофы его мать, Регин, уже находилась на четвертом месяце реабилитации после беременности. Будучи простым работником социальной поддержки в местном многофункциональном центре, она по большей части работала удаленно через Экстранет, иногда лишь появляясь в офисе. Но чаще всего ей вообще не надо было покидать дом. Ее муж Квентин работал в самом эпицентре, на обслуживании космических кораблей.

Сингапур Виджил почти не помнил. Единственное, что иногда всплывало в его памяти, или обрывках ночных кошмаров, это белые стены больничных палат и толпы врачей, смотрящих на него с жалостью. На тот момент ему было около двух лет, но эти взгляды он пронес с собой через всю жизнь, позже разобравшись, что это все значит. Тогда еще он не мог оформить эту мысль в связный текст, но уже пришло осознание того, что жалость унизительна и он не приемлет ее ни в каких формах. А меж тем, ее будет еще немало в его жизни.

Первое счастливое воспоминание у него возникло, когда, вырвавшись наконец из-под пристального наблюдения людей в халатах, которые ежедневно донимали его обследованиями и анализами, как будто бы он был единственным переносчиком стихийно вспыхнувшей бубонной чумы на всем земном шаре, его семья переехала в небольшой городок Морантайн, штат Аризона, полностью отдалившись от места, с которым его связывала лишь боль и ненавистная ему жалость.

Но потом первое восторженное впечатление поугасло. Да, здесь было значительно меньше визитов к врачу, как будто бы неизвестная особенность организма, «благодаря» которой он уже успел переболеть всеми возможными в его возрасте болезнями, и ослабляющая его здоровье настолько, что легкий ветерок сразу же перерастал в двустороннее воспаление легких, понемногу отступала. Когда Виджил перестал об этом думать, вокруг он увидел лишь пустыню. Если раньше резервацией для него служила больничная палата, то теперь белый цвет лишь поменялся на желтый, — а в остальном все осталось неизменным, — блестящий пластик и бетон.

Морантайн ничем не отличался от всех похожих городков в глуши некоторых пустынных штатов, которые обычно отдают под центры развлечений, как Неваду, или строят там испытательные полигоны под модули космических станций. В случае с Морантайном это оказался орбитальный лифт до космической станции «Щит-0», населяли его по большей части военные (рядом была расквартирована одна из частей Альянса) и обслуживающий станцию персонал, — инженеры и научные сотрудники. Квентин Хастингс был переведен сюда по своему основному профилю работы, хотя к тому времени он и сам уже подумывал о переезде из Сингапура. Любимая некогда работа там из-за постоянной болезни сына и периодический недомоганий жены стала ему не в радость.
Да, в глуши было скучно и пусто. Хотя в городе и было несколько развлекательных заведений, общая картина была безнадежна. Это был лишь город при станции, у него не было перспектив разрастись, покрыться садами, вырастить себе сотни дорожных магистралей. Перспектив не было и у его жителей. Те, кто еще не мог работать и абстрагироваться от тоски в работе, и те, кому работать уже мешало состояние здоровья, чувствовали, как день за днем на них накатывалась апатия и одиночество. В таком месте, затерянном посреди желтого песка, легко было оказаться наедине с самим собой, даже находясь в центре шумной толпы.

Единственной отдушиной для Виджила стал Экстранет и его возможности, такие, как дистанционное обучение, — ведь он все еще находился под «домашним арестом», как он про себя называл свое заточение людьми в белых халатах. Поэтому, отработав положенные ему часы над учебниками, он остаток времени проводил в Экстранете. Сначала с развлекательными целями, а потом уже с образовательными. Изучая историю, он увидел видеоролики о Войне Первого Контакта, даже мог следить с замиранием сердца за тем, как история буквально творилась на его глазах.

Именно Война Первого Контакта (а, по большей части, агитационные ролики и фильмы о военно-космических вооруженных силах) оказала на него влияние, так как это был не только первый контакт людей с инопланетной расой, пусть и вооруженный, но и момент, когда была продемонстрирована такая военная мощь человечества, о которых противник даже не догадывался.
Чертами его жизни стали комната, увешанная плакатами с морпехами вооруженных сил Альянса, знаменами над Марсом и освобожденной Шаньси, макет космодесантника на столе рядом с компьютером и тысячи страниц поглощенной в Экстранете информации. У него впервые в жизни появилась цель — он захотел вступить именно в это подразделение армии и уже сам высаживаться на дальних планетах и отражать угрозы жизни людей в космосе. И он поклялся себе, что свернет горы на пути к этой цели.

Но сначала ему нужно было преодолеть себя самого, а именно, — свое ослабленное здоровье, из-за которого с ним носились, как с инвалидом. Несмотря на то, что неизвестная болезнь, подрывавшая иммунитет, вроде бы отступила, остались частые посещения клиник, иногда по разу в два-три месяца. А также, — постоянные мигрени, приступы, при которых он чувствовал себя так, как будто все двигательные функции ему отказывали, а он превращался в мешок из кожи, как будто из него разом исчезали все поддерживающие его кости и суставы. Это бесило его больше всего, ведь, кроме плохого самочувствия, с которым изредка можно было бы смириться, оно накладывало ряд ограничений на его жизнь. Если бы его родители соблюдали советы врачей в полной мере, его ждала бы удушающая забота, сродни той, какую проявляют при воспитании «хрустальных» детей. Но Виджил никогда не хотел прожить всю жизнь закутанным в вату. Его родители это понимали, но ничего не могли с собой поделать, — ведь он был их единственным ребенком, больше, говорили врачи, детей у них быть не могло. Поэтому о единственном отпрыске они заботились как умели, порой изрядно перебарщивая.

Для них самих было странно, что они никак не могут подступиться к сыну. И отец, который вилкой мог починить блок управления системой наведения космического корабля, и мать, которая достигла невиданных высот в социальной коммуникации на работе, понятия не имели, как просто завести разговор с сыном, — так, чтобы не расстроить его. И продолжали обращаться с ним, как с хрустальной вазой, чтобы не дай бог не навредить ему, ведь он «родился и рос таким хрупким».

А он себя хрупким не считал. Точнее, в полной мере осознавая реальность, упорно отрицал то, что он может быть слабым. А также то, что его мечта стать морпехом могла об это разбиться, — все оказалось сложнее, чем он думал. Его жизнь была цепью превозмоганий. Начиная от того, чтобы не обращать внимания на слезы матери и скандал, — как это он будет ходить в обычную школу и на уроки физкультуры как все? Заканчивая тем, что порой его тело просто отказывалось ему служить, когда он пытался пробежать кросс или даже подтянуться. Сколько раз он падал с турника и сколько синяков оставалось на его руках, ногах и боках, было не счесть. Ведь перед его глазами был пример, как такие же люди, как он (только здоровые), мужчины и женщины, однажды выбрав своей путь, переступили через боль, жалость, через все свои страхи и сомнения, смогли стать людьми, в руках которых была безопасность и даже судьба человечества. Война Первого Контакта вдохновила его бороться с собой, с болезнью, с обстоятельствами.

Ковать себе новый характер он начал в школе. Его сверстники были, в основном, детьми военных, реже инженеров и ученых. В отличие от них, гулявших на улицах и таскающихся где ни попадя, он был этаким оранжерейным цветком, из-за чего над ним все насмехались. Или жалели. И последние были для него чуть ли не хуже тех, кто открыто вызывал его на конфликт. Сначала Виджил не замечал насмешек, точнее, делал вид, что не замечает. Потом пытался отвечать, но слабое здоровье не позволяло ему выиграть ни одну драку. Но он гордился тем, что завоевал себе слабое подобие уважения шайки главного заводилы городка, Чака Колсона, отнюдь не силой кулака, а, как ни странно, именно твердостью своего духа. Даже для матерых хулиганов, которых изначально воспитывали бойцами, существовало понятие иной силы, кроме физической, — осознание того, насколько сильно человек намерен стоять на своем, не жалея для этого ни костей, ни пролитой крови.

Такие изменения в его характере родители сначала наблюдали с ужасом. А потом, в 12 лет, глядя, как упорно Виджил стремится к своей цели, его отец стал проводить с ним больше времени и даже подарил ему старый Харлей, еще ездящий на бензине и сломанный, — купил на барахолке, и сопроводил дарение словами, что к тому моменту, как сыну можно будет его водить, они вдвоем его обязательно починят. Для Виджила это стало еще одним пунктом его списка достижений, где можно потом будет поставить галочку.

Единственное, что потом не пошло бы ему на пользу, — он слишком романтизировал и космодесантников, и войну. Он грезил об орденах и медалях, которые будут украшать его форму, о том, как он станет героем, возможно даже посмертно, как вся слава и уважение, которые были бы положены ему, достанутся его родным… он видел лишь одну, «славную», сторону жизни этих людей, смотрел на них в увольнительных, на их сияющую начищенную форму и уверенные улыбки, по ночам слышал хор нестройных и уже изрядно пьяных голосов на улицах города… но он не видел обратной стороны, — не понимал, что война, — это не стрелялки в симуляторе, а горе и для тех, кто от нее страдает, и для тех, кто воюет. Он не видел и никогда не представлял себе в своих мечтах разрушенных городов, искореженного металла и бетона, вырванного из земли с «корнями», как эта машина смерти в прямом смысле перемалывает людей, как рядом с тобой, разорванные снарядом, гибнут те, с кем ты еще вчера смеялся в казарме. Где-то глубоко внутри себя он понимал, что столкновение с реальным положением дел, с людьми, в которых он видит только униформу и идеал, может сильно потрепать его внутренний мир, заставит пошатнуться идеалы. Единственное, что он мог сделать, чтобы этого не произошло, — это несмотря ни на что не дать себе сломаться.

Но его ждал оглушительный провал.

Сначала ему казалось, что его тренировки до изнеможения, его упорство и непрерывная работа над собой, окупаются. Его пригласили на тестирование для поступления в Академию Космического Флота. Еще больше его воодушевил полученный высший балл за теоретическую часть. Но, болезнь, которую он превозмогал 10 лет, с которой боролся, которую, он думал, что победил, нанесла удар в самый неподходящий момент.

В разгар экзаменационного кросса у него случился приступ. Он рухнул на беговую дорожку в нескольких метрах от финиша. Он не мог в это поверить. Не верил до самого конца, даже тогда, когда, видя, как линию финиша пересекают другие экзаменуемые, полз, полз к этой линии из последних сил, раздирая руки в кровь о камни на дорожке. Он полз, пока ему позволяло его сознание.

Очнулся он уже в госпитале, со штампом «негоден по состоянию здоровья», перечеркивающим теперь его личное дело. Реальность, в которой он оставался за бортом корабля своей мечты, уплывавшим вдаль и сверкавшим на прощание огнями, ранила его даже сильнее, чем вся та боль, через которую он переступал на пути к своей цели.

Вернувшись домой, он закрылся в своей комнате и несколько дней просто лежал пластом, не отзываясь на голоса родителей, что их не на шутку тревожило. Но они понимали, что, если они войдут в дверь комнаты сына сейчас, когда он не нуждается ни в чьем сострадании и взглядах, как будто у свежевыкопанной могилы, они исчезнут из его жизни. Ему не давало покоя то, что он не смог совершить этот последний рывок и обрушиться на беговую дорожку уже после белой линии. Неужели он так и останется навсегда не героем, каким он представлял себя в своих мечтах, а маленьким мальчиком, у которого из носа идет кровь, а его самого берегут как хрустальную вазу?

А через несколько дней в его комнату постучали, спрашивая разрешения войти. Это были не родители, поэтому уже успокоившийся, пусть и не до конца оправившийся парень без колебаний открыл дверь. За ней стояли двое, — мужчина и женщина в багровой форме, какой он не видел ни у одного специального подразделения. Они представились как специальные агенты Сэнд и Стил из «Конатикс Индастриз». И рассказали ему то, во что он не мог поверить.

Оказалось, ему зачли результаты кросса, несмотря на то, что он не добежал до конца, а гриф «негоден», — это плод его собственного воображения. Он набрал самое маленькое количество баллов, но этого было достаточно, чтобы быть зачисленным в Академию. А еще записи камер со стадиона, на котором происходил зачет по кроссу показали кое-что интересное: пока он полз, ломая все барьеры страха и обиды внутри себя и борясь со своим собственным Я, гравий вокруг беговой дорожки поднимался в воздух, как будто бы подвешенный в магнитное поле, источником которого был он, Виджил Хастингс. А это могло означать только одно, — он биотик.

Виджил не мог и помыслить о том, что всего за несколько минут он из слабого тепличного растения превратился в почти уникальное создание со сверхспособностями. Он не мог поверить своему счастью, ведь агенты сказали, что у него есть выбор, — либо остаться тут, на Земле, и поступить в Академию Космического Флота, и опять сражаться, — на этот раз и с болезнями и с пробудившимися биотическими способностями. Либо он примет участие в их обучающей Программе на космической станции Гагарин, и после ее окончания все спецподразделения вооруженных сил Альянса будут драться за то, чтобы получить его в свои ряды.

И он понял, что это его шанс. Он знал, что нельзя облажаться и упустить его. В этот миг его не волновало, что скажут об этом родители, а каково будет мнение врачей, — и подавно.

Родители после разговора со агентами отнеслись к известию, что их сын уезжает учиться куда-то за пределы Земли, с пониманием, и даже с воодушевлением, что их сын наконец-то получит то, к чему он стремился всю свою жизнь, разбивая руки в кровь. Но настороженность не уходила из их глаз. Они понимали, что домой он вернется не скоро, но, все равно, старались сделать последние дни пребывания Виджила в родном доме такими, чтобы он знал, что они будут очень ждать его обратно.

На прощание отец, долго подыскивая слова для напутствия перед долгой разлукой, просто обнял Виджила и сказал еле слышно: «Возвращайся домой. Ведь Харлей так и не успели собрать до конца». И это лучшее, что мог и хотел услышать Виджил в ту минуту.