Для Персонаж/роль Александра Керенская

Александра Керенская

And people talk to me I'm slipping out of reach now
People talk to me, and all their faces blur
But I got my fingers laced together and I made a little prison
And I'm locking up everyone who ever laid a finger on me

«Yellow Flicker Beat» by Lorde

Благородными разумеются все, кто от предков благородных рождены, или монархами сим достоинством пожалованы

«Свод законов Российской империи»

Теряя, мы обретаем.

Александра привыкла к тому, что в родном Петербурге они обитают в трехэтажном особняке из розового гранита, в провинции их ждет старинный особняк с колоннадой и заброшенным садом, где-то в Баварии есть еще чуть ли не замок, выстроенный ее прадедом по материнской линии, эдакое архитектурное безумие с массой башенок и стрельчатых окон. С детства ее окружали прекрасные вещи и прекрасные внешне и внутренне люди. Потомки древнего рода, Керенские никогда не старались подчеркнуть своего богатства. Они были современными представителями старого дворянства в новой эпохе, хранителями всех ценностей и устоев, своеобразная элита. Ни для кого не было секретом, что их семья обладала миллионами, ведь они были одними из влиятельнейших людей в корпорации «Розенков Матириэлс». Как и во все времена до новейшей истории, люди всегда уважали деньги и титул.

Ей дали самое лучшее частное образование, которое только можно было представить. Ее день был расписан не по минутам, а по секундам, занятиями, более подходящими барышне из дворянской семьи прошлых веков — несколько гувернанток-иностранок ежедневно вкладывали ей в голову знания их родных языков, уроки этикета, конный спорт. Довершали картину личный учитель танцев, специально стилизованное под бальную залу Петродворца помещение, и разного рода рукоделия, никому не нужные, но являющиеся данью традиций.

Ее всегда учили быть лучше других. Это стало жизненной целью, навязанной не столь собственными решениями, а положением, которое, как следует из девиза noblesse oblige, обязывало. Она как будто ежедневно играла роль человека, совершенного со всех сторон, который сродни роботу, ставшему неотъемлемой частью современного мира, был просто физически неспособен ни на просчет, ни на еще какой бы то ни было faux pas. Любой обычный человек давно бы взбунтовался или в знак протеста превратился бы в отъявленного хулигана. Но только не Александра. Какое бы время не наступало, элита общества должна была быть на высоте, а ее семья, безусловно, являлась частью этой элиты, ведь быть потомственным дворянином, значит принадлежать к некой привилегированной касте, в коей все видят идеал всегда и во всем. Положение обязывает. Обязывает быть совершенством, недосягаемым для остальных.

Алекс принимала свою жизнь такой, какая она есть. Она считала естественным то, что у нее нет свободного времени, то, что к ней потом перейдет все, чем владеют ее родители, включая и определенный вес в обществе как у представителя династии, то, что она добивается успехов во всем, за что бы ни взялась. Сначала быть лучшей из лучших для нее было сродни соревнованию. Когда соревноваться стало не с кем, на смену азарту пришла привычка и скука, присущая тому, кто полностью осознает то, что он лучше остальных, что так и должно быть, что ничего не нужно добиваться — он и так обладает всем.

Несмотря на толпы частных педагогов, отбираемых чуть ли не по родословной, чтобы у их дочери было все только самое лучшее и соответствующее положению, Керенские отправили Александру в самую что ни на есть обычную школу, а не какой-нибудь элитарный лицей. Зачем? Потому что она просила об этом сама. Родители были приятно удивлены таким выбором, по их мнению такая просьба свидетельствовала о самых благородных мотивах, которые двигали Алекс, а именно — не подчеркивать разницу между ней и другими. На самом же деле Александра просто хотела быть лучшей, как обязывало ее положение, а быть лучшей не среди таких же, как она, намного проще. Нет, у нее не было тайного чулана со страхами или комплексами, просто в ее сознании очень часто имела место подмена понятий. С детства ей внушали, что она должна держать определенные рамки, вести себя так, как принято, быть такой, как ее положено видеть, но ни один из поучающих никогда не объяснял, откуда это все произошло, и кто вкладывает в слово «надо» именно этот смысл, а главное зачем. Просто так было надо, и необязательно было знать кому все это нужно. Александра никогда не собиралась этого выяснять, несмотря на то, что порой это изрядно портило ее идеальную жизнь.

Ее вполне могли полюбить в школе: учителя восхищались ей, для нее не было предмета, в котором она бы не преуспела, всю программу она знала чуть ли еще не до поступления в школу и чуть ли не лучше преподавателя. Александра ощущала зависть не столь одаренных одноклассников, и она ее согревала. Казалось бы, она всегда и во всем была лучшей, охотно помогала отстающим, организовывала благотворительные мероприятия, но ситуация с отношением к ней была диаметрально противоположной той, что должна была быть. Ее не любили. По мнению окружающих в каждом ее действии не было ни грамма искренности или желания помочь, лишь одна фальшь и показной лоск. Весь окружающий мир и люди в нем существовали для Александры Керенской как блестящая поверхность зеркала, похожего на то огромное в пол-стены, в тяжелой кованной раме, что стояло у нее в спальне. Зеркало владело большей частью ее жизни, ведь каждый, смотрящийся в него, хочет видеть себя в нем прекрасным, идеальным и недосягаемым для остальных. Но далеко не у всех есть смелость признаться в этом самому себе наедине, без присутствия зеркальной глади.

Когда-то в далеком детстве ее отец, ругая девочку за неподобающую шалость, оказавшуюся всего лишь испачканным в варенье и впоследствии облизанным за ужином мизинцем, сказал ей, что она должна быть тем, чем ее видят окружающие. «Когда ты выходишь на корпоративную встречу в нечищеных ботинках, ты оскорбляешь окружающих, своих партнеров и в первую очередь своих подчиненных. Они должны видеть в тебе идеал». Так он стремился дать ей понять, что хорошие манеры сродни ее собственной коже — они должны присутствовать всегда вне зависимости от обстоятельств и состояний. Если бы Александра чуть больше времени уделяла вопросу происхождения вещей и традиций, она бы поняла, что приведенный отцом пример был призывом к тому, что ты должен уважать окружающих и не оскорблять их облизыванием пальцев. К тому, что на тебя должны равняться — ведь ты для них пример поведения. В голове Алекс этот пример отложился чуть по-иному: другие должны всегда видеть, что ты прав, и прав во всем. И это будет составлять мнение о тебе, ведь тот, кто всегда прав, идеален. А быть идеалом — значит отличаться от всех. Для нее быть другой было жизненно важно, необходимо ей как воздух. В ее понимании noblesse oblige означало не быть идеалом, но положить все силы на то, чтобы другие постоянно видели в ней идеал.

Прозрение наступило не сразу. Одержимая построением своей яркой внешности, Александра не заметила, как угасали ее успехи. Она так привыкла к тому, что может чуть более, чем всё, и чуть лучше, чем все, что не уделяла ни одного мгновения более учебе или другим занятиям помимо самолюбования, не считая нужным вкладывать в то, что и так само по себе приносит свои плоды. Когда она однажды разделила первое место в соревновании по конной езде, она лишь улыбнулась. Это была мелочь, не стоящая ее внимания. Но после того, как ее, свалившуюся накануне премьеры школьного спектакля с гриппом, с легкостью заменили ее одноклассницей, Алекс всерьез задумалась и обеспокоилась. Спектакль, поставленный и срежиссированный под нее, прошел без нее и прошел не хуже, никто не заметил ее отсутствия. А если это случилось однажды, то и будет случаться впредь.

Осознать, что незаменимых нет, и даже она, сама Александра Керенская, больше таковой не является, оказалось ужасным прозрением. Какое-то время она еще пыталась запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда своей статусности и исключительности, она ночами сидела за учебниками, а утром рассказывала всем о суаре у знакомых, переросшем в вечеринку до упаду, старалась вернуть все то, что ранее обеспечивало ей привилегии и учителей и к чему хотели стремиться все остальные. Но в одну воду дважды не войти. Когда она это поняла, она пустилась во все тяжкие.

С этого момента деньги являлись для нее всем — на них покупались не только самые дорогие и стильные вещи, услуги лучших салонов и парфюмерных магазинов, но и восхищение, подражание и дружба. Потерять статус для Алекс было подобно смерти, поэтому то, что могло этому помешать, спешно и безжалостно изживалось и выжигалось из ее жизни. Место тех одноклассниц, на которых она могла бы положиться и кому она, несмотря на ежечасно демонстрируемое превосходство, была симпатична как личность, заменила стайка прилипал, которые буквально заглядывали Керенской в рот и сопровождали ее повсюду. Она стала той, кем хотела — королевой улья. Ей восхищались и ей подражали. Естественно, такая игра на публику требовала дополнительных жертв, очередной из которых стала ее симпатия к мальчику из параллельного класса. Ранее она позволяла Сергею оказывать себе знаки внимания, в свою очередь открыто симпатизируя ему, ведь из всех он ожидаемо выбрал ее, Алекс, хоть вокруг него увивалось бессчётное количество девчонок, ведь ее совершенство и идеальность были колоссальны. Но такая симпатия к человеку не ее круга могла подставить ей роковую подножку и с ним было покончено.

Теряя, мы обретаем. Но Александра не хотела ничего терять, она боялась этого больше всего на свете. И в своих потерях она винила далеко не себя, а своих родителей. Она не могла себе признаться, что все, что у нее было, она разрушила самостоятельно, ведь идеал обязывает положение, он просто не может быть безалаберным и несовершенным. Напротив, вина возлагалась на Керенских старших уже за то, что они должны были дать ей всё и еще чуть-чуть, но не дали.

Только ей показалось, что она по-прежнему на плаву и лучше всех, только она слегка расслабилась и успокоилась, ведь все это позерство так ее утомляло, как случился новый шок. Корпорация Керенских старших провалила испытания, на которые ушли годы исследований и спонсорской помощи. Положение еще можно было спасти, если бы не финансовый обвал и черный понедельник, такой, какого не наблюдалось на международном финансовом рынке уже несколько десятилетий. Все, над чем они работали все эти годы обесценилось до пылинки на полу вестибюля. Керенские, вложившие в дело своей жизни все силы и большую часть своих средств стали если не нищими, то уж точно банкротами и должниками в один миг, когда на мониторах ломанная кривая графика индекса пошла вниз. О том, чтобы остаться в компании на руководящих постах не могло быть и речи.

Давно и, казалось бы, прочно выстроенный мост блестящего будущего не просто дал трещину, от него осталась лишь середина, до которой никак не добраться. Но самым страшным приговором для Александры явилось то, что из-под нее выбили ее единственную опору, на которой держался весь ее мир, от чего зависело все, что было ей дорого, — деньги. Для девушки понимать, что теперь она мало того, что ничем не отличается от сверстниц из семей не ее круга, но и выпала из своего собственного, было равносильно созерцанию собственной отрезанной руки. Она хоть и могла со стороны показаться законченной эгоисткой, отлично понимала, что почет и уважение к ней, особенно в той искусственно-фальшивой среде, что она сама для себя создала, напрямую зависел от милых всем сердцам бумажек. Такое уважение само по себе напоминало то, от чего зависело, — оно также ничем было не обеспечено и эфемерно.

Александра подобно сказочной Золушке вдруг очутилась в сказке, но сказка была страшная — в ней полночь не спешила уходить, ее как будто кто-то задержал. Все вокруг начало стремительно таять. С молотка ушли и дом из розового мрамора, и особняк, вся обстановка и даже безделушки с книжных полок и каминов. Единственным, что не развеялось как дым, осталось то самое зеркало в тяжелой раме — на него не нашлось покупателя. Александра не хотела этого осознавать, но это зеркало превратилось в ее персональный крест. Чуть более чем справедливое к ней ранее, сейчас оно становилось ее совестью, постепенно показывая ей то, чего она начинала бояться — суровую и безжалостную реальность.

Однажды ей даже приснился сон: она стояла перед своим зеркалом в роскошном платье, как и ранее, любуясь своей холодной красотой. Внезапно прекрасное отражение повернулось к ней спиной и медленно зашагало вдаль, не оборачиваясь. Девушка как завороженная всматривалась в глубину зеркала, как вдруг заметила, что отражение возвращается. Но оно было уже совсем иным: вместо уверенной в себе красавицы в зеркале была уже не она, а лишь некоторыми чертами похожая на нее девушка в свитере, состоящем наполовину из заплаток для придания ему вида модной авторской вещи, и в потертых джинсах с дырой на колене. Новое отражение неприятно сверлило ее злыми глазами.

Вся ее жизнь теперь напоминала ей кошмарный сон. Александра как будто спала и не могла проснуться. Все ей было отвратительно: и родители, по милости которых она теперь была лишена всего, что имела и должна была продолжать иметь и впредь. Сами они, как и подобает носящим дворянскую фамилию, приняли свое незавидное нынешнее положение со спокойствием и достоинством. Потерянное положение никуда не делось — оно продолжало обязывать. Они приспосабливались, как могли, но им было не понять, как ей противно это делать. И совсем уже унизительно было ездить в глухую деревню и выдавать вещи, сшитые за копейки у местной мастерицы за роскошную брэндовую одежду. Но это было не так унизительно, как отсутствие денег на банальные мелочи — будь то маникюр или духи. Несколько раз Алекс даже потрошила родительские бумажники, вытрясая из них последние гроши — отсутствие каких бы то ни было денег при себе повергало ее в буквальном смысле в яму физического дискомфорта. Делая это, она не переставала считать себя правой, напротив же — родители сделали ее несчастной, и они должны ей за это.

Ее родной Петербург, зимний и снежный большую часть времени из-за сбоев в погодных фронтах, был ее яркой белоснежной сказкой. Она чувствовала себя принцессой в ледяном замке. Все вокруг всегда было белым. Александра не понимала, почему кроме нее никто не видит красоты белого цвета, прекрасного самого по себе, не видит, как он искрится и переливается, как он многогранен в своем единстве. Именно в белом для нее было совершенство, в остроугольных, замерзших капельках воды, снежинках. Они так прекрасны и идеальны, если их не трогать. Таким для нее и был ее собственный мир — все в нем прекрасно, пока его не разрушает чья-то подставленная под летящую блестящую снежинку грязная рука, и бывший секунду назад идеал уже превращается в мутную каплю. Вся ее жизнь стала этой мутной каплей.

Спрятать то, что случилось, ото всех, не дать никому увидеть истинное положение вещей, — вот на что теперь шли все ее силы, подогреваемые кипевшими в ней злобой и отчаянием. С тех пор, как все рухнуло, прошло уже полтора года. Это стало самой долгой ее игрой. Положение обязывает. Оно обязывает улыбаться, когда больно, не отворачиваться, когда горько, и оставаться совершенством, когда на это нет ни сил, ни времени, ни средств. По школе уже давно ползали слухи о том, что принцесса превращается в лягушку, и что, как говорят, одевается в местных сэконд-хэндах, или в магазинах, куда не заглядывают даже нищие, перешивает собственные вещи и выдает за частные коллекции. А люксовый парфюм, которым она обливается, — на самом деле украденный из магазина тестер.

Александра слышит все это, но обращать внимание на весь этот бред ниже ее достоинства, ведь положение обязывает. Никто не должен даже и пытаться развеять ее иллюзию, ведь она создана мастером, идеалом, совершенством. И пусть все они, даже те, кто по привычке продолжает делать вид, что восхищен ею, смеются у нее за спиной, она выше этого.

Утром развалились последние туфли — начисто отлетела подметка. Александра идет привычной дорогой мимо бутиков, где она была одним из самых дорогих клиентов, с горечью ощущая, что сейчас ее жизнью живет кто-то другой, не такой совершенный, в то время как волею случая она как прекрасная гирлянда из живых экзотических цветов выброшена на помойку после бала и замерзает в грязи. Зимний Петербург в отличие от нее все еще прекрасен и свеж. Поеживаясь от холода, она заходит в один из посещаемых ей в последнее время сэкондов, где барахло продается даже не по отдельности, а килограммами на вес. Алекс пытается выбрать из ненавистных ей куч отбросов более удачливых, чем она, хоть что-то приличное, как вдруг замечает, что из-за соседнего стеллажа за ней наблюдает чей-то смартфон в руке, просунутой сквозь груды одежды. Оббежав стеллаж, она видит двоих из своей «свиты», они смеются и корчат рожи, ведь это такая удача, первыми запечатлеть падение кумира.

Она пытается закрыть лицо руками, понимая, что это уже не поможет, потом, поддавшись неизвестному порыву, выбегает на улицу, и вот уже она сама смотрит на закатывающихся в хохоте девок сквозь грязную витрину. Последнее, что она помнит, это звук разбитого стекла, крики девчонок, на которых вдруг падают стеллажи с одеждой, как костяшки домино, запущенные в движение чьей-то рукой, и белую вспышку, которая уносит ее куда-то вдаль.

Пробуждение оказывается холодным: Алекс лежит на снегу. Самостоятельно встать у нее не получается, сил хватает лишь на то, чтобы сесть. Обе ладони в крови, наверное, ее зацепило стеклом, которое вдруг почему-то разбилось. И на красные капли падает чистейший белый снег, мелкие серебристые снежинки касаются уголком капли на ее руке, проходят доли секунды, и они сливаются воедино. Александра не сразу замечает стоящую возле нее посреди всего этого хаоса пару в багровой униформе.

Позже они представятся ей специальными агентами «Конатикс Индастриз» Сэнд и Стил. Расскажут о том, что она уникальна в своем роде, носитель редкой и не изученной до конца особенности создания гравитационных полей, которая называется «биотикой». Расскажут о Программе по ее изучению, после которой она, Александра Керенская, будет нарасхват у всех корпораций Земли. Позже она согласится без колебаний, так как знает, что эта неведомая Программа шанс для нее, шанс сотворить себя снова, свое совершенство и свой идеал. Но на этот раз она не позволит никаким обстоятельствам все это разрушить. Она будет не уникальна, по словам Сэнда и Стил таких, как она несколько, но она будет выделяться даже на фоне их. Ее зеркало вновь покажет ей то, что она хочет видеть, чем она будет, и что будут видеть остальные и восхищаться этим. Положение, которое обязывает, больше будет над ней не властно. Позже, она, может быть, даже выйдет из этого Зазеркалья, в котором она жила все эти годы, и станет собой. Через красную полосу безжалостной реальности, через пробы и ошибки, через труд и кровавый пот, она вернет себе все то, что она утратила, сломает внутренние барьеры и прогонит накопленные за последнее время страхи, и вокруг все станет ослепительно белым и совершенным, как и было ранее. Но все это будет позже. А сейчас она, не чувствуя холода, сидит на промерзлой земле и смотрит на снег, падающий на ее ладони.

Она уже так много потеряла, что настало время обретать.