Старшая дочь в семье Фаррелл, которой после смерти отца пришлось многое взвалить на свои плечи. Что, разумеется, не прошло бесследно.
Эмили Фаррелл
Leaning over you here, cold and catatonic
I catch a brief reflection of what you could and might have been
It's your right and your ability
To become... my perfect enemy...
Ее звали Маргарита. Перспективная, талантливая, подающая надежды студентка факультета микробиологии и младший научный сотрудник. Ее ждала головокружительная карьера и отличная должность, ее куратор уже подобрал ей место работы. Но внезапно для нее самой оказалось, что в мире есть нечто, что могло отвлечь ее от пробирок с микроорганизмами. Точнее, некто. Им оказался Джек Фаррелл, сержант артиллерии на службе Альянса Систем. Для того, чтобы Маргарита отказалась от своей мечты, бросила университет и пошла за ним, хватило одного лишь его взгляда. Их любовь была поистине великой, подобно черной дыре поглощающей их самих и всех вокруг. Результатом ее стала крепкая счастливая семья и две дочери-погодки: Лесли и Эмили. Эмили была старшей и родилась 18 ноября 2149 года.
В отличие от большинства своих сослуживцев, которым не хватало войны, Джек Фаррелл не жил прошлым: служба Альянсу была для него ничем иным, как просто работой. Заведя семью, он с радостью погрузился в ежедневные заботы. Отец из него получился отличный, добродушный, строгий, но справедливый, заботливый. Для дочерей он был скорее лучшим другом и наставником, чем воспитателем и карающей дланью. Каждый вечер они обе приходили к нему в кабинет и рассказывали о своих делах и школьных новостях. Как бы он ни был занят, что бы ни случилось, — могла начаться вторая война, но Джек никогда и ни за что не пропустил бы ежедневное общение со своими дочерьми. Его забота о семье не знала границ, он посвящал ей все свое время, постоянно устраивал семейные поездки на выходные, походы в горы и на озеро. И прощал своим «маленьким дьяволятам» все шалости, будь то закиданный яблоками соседский сад или же картофелина, засунутая в сопло его собственного аэрокара.
Обе они, Лесли и Эмили, были для него равны. Но иногда проскальзывала видимость того, что младшую дочь он любит больше, и она в ответ платила ему такой же всепоглощающей любовью. Для Лесли Джек был поистине боготворимым примером для подражания и героем во плоти.
Единственным, что омрачало жизнь Джека, было то, что с момента окончания войны он никак не мог найти себя, не мог устроиться на работу. Заниматься чем попало он не хотел. Приходя с очередного неудачного собеседования, он запирался у себя в кабинете в обществе стакана-другого виски. Вначале это было просто способом расслабиться, но потом плавно перетекло в самое настоящее бытовое пьянство. И разрушило все его будущее. На очередном плановом смотре войск запаса он был настолько пьян, что не смог даже войти в гарнизон. Но вместо этого устроил безобразный скандал с дракой, что явилось причиной увольнения с позором из вооруженных сил. Можно было более не рассчитывать в такой ситуации на выплаты военной пенсии, учрежденной для участников войны Первого Контакта. По факту Джек Фаррелл еще легко отделался, ведь взбешенный инцидентом и подбитый тяжелым сапогом проверяющий требовал сослать эту пьянь и разложенца куда подальше и превратить его жизнь в ад. Скандал удалось замять, но факт остался фактом. Бывший военный скатывался в бездну, хоть и скатывался со вкусом.
Трезвый Джек был отличным, понимающим и чутким мужем и отцом, Джек же пьяный превращался в нытика и неудачника, заливался пьяными слезами, оплакивая свою жизнь и жалуясь на судьбу, из-за которой ему нечего дать семье. В такие минуты он был противен Маргарите. В ней не было ни капли сочувствия, так как в эту яму он загнал себя сам. Она, будучи по природе человеком мягким и добрым, не могла сдерживать справедливого гнева, глядя на то, что осталось от человека, с которым она думала провести всю свою жизнь. В их тихую размеренную жизнь вошли скандалы, основной темой которых стало то, что вместо того, чтобы безвольно хвататься за бутылку, Джеку неплохо было бы найти работу, так как он виноват во всех их бедах и нехватке денег. Чтобы хоть как-то отрезвить его, Маргарита даже оформила весь пакет бумаг на развод, в глубине души не желая, чтобы даже этот, другой Джек, его подписал. Вот как раз в этом он и не разочаровал ее — вылил на подложенный ему бумажный пакет виски из бутылки и бросил в хмельную лужу сигарету. Она с каким-то странным облегчением смотрела на пылающий стол, ведь, несмотря ни на что, муж ей был по-прежнему дорог.
Неизвестно, сколько бы продолжалась эта жизнь, подобная колебанию чаши весов, что оказывается то на вершине, то у самого дна, если бы не случилась авария. В тот день супруги Фаррелл ругались еще больше обычного. Джек пытался отмахнуться от жены, он сказал, что она своими нотациями и претензиями может поднять даже мертвого из могилы. Маргарита же отвечала, что мертвого безусловно, но не его. Все могло бы кончиться мирно, если бы она не добавила в сердцах то, о чем потом жалела всю оставшуюся жизнь, а именно: «Чтоб ты сдох, Джек Фаррелл!». Джек с бешеным взглядом вылетел из дома, через минуту взвыли стабилизаторы его старого форда. Наутро раздался звонок в дверь. Маргарита открыла, думая, что пришел Джек. Но пришел полицейский, который сказал, что Джек уже не придет никогда. Будучи сильно пьяным, он не справился с управлением на мокрой дороге и влетел в отбойник.
Для всех трех оставшихся Фарреллов жизнь после похорон Джека разделилась на до и после. Маргарита была морально уничтожена. Эмили же не могла однозначно оценить ситуацию. Она всегда относилась к отцу с глубоким уважением. До того, как скатиться на дно, он научил ее многому, в том числе и заложил базу для формирования ее бойцовского характера. Джек заботился о ней и подбадривал ее. Когда она первый раз села на велосипед, но не удержалась и упала с него, ободрав колени, именно он сказал ей, что никогда нельзя сдаваться, никогда и ни в чем. Эмили не понимала, как человек, научивший ее противостоять даже мелким сиюминутным слабостям и страхам, сам ничего не смог сделать со своей жизнью.
Для Эмили существовал только один долг в жизни — перед семьей, перед своими близкими, которые как никто постоянно нуждались в поддержке и защите. Быть таким человеком, ответственным, всегда готовым прийти на помощь, в ее понимании и значило — быть героем. И это ценилось, в отличие от тех случаев, когда человек клал свою жизнь на алтарь служения идеалам государства, не получая взамен ничего. Он мог надорваться на своей работе, мог отдать за нее жизнь, но потом оказывалось, что мертвые герои никому не нужны. К счастью, ее отец вернулся домой живым. Но за годы после этого война забрала его всего. Чем больше он деградировал, тем больше старшая дочь от него отдалялась, и к моменту аварии они уже почти не общались.
Эмили не признавалась себе в этом, но с тех пор, как Джек начал пить, она стала бояться когда-нибудь стать на него похожей. И поэтому она начала с маниакальным упорством изживать собственные страхи и слабости, взваливая на себя все больше и больше. Учеба, спорт, работа по дому, помощь матери, в которой она иногда видела себя — раздавленную, проигравшую, она не хотела быть такой. Она понимала, что Маргарита после смерти мужа стала похожа на призрак, она не жила, а существовала, пыталась выжить, поднять детей. Удавалось это женщине, всю свою жизнь проведшей в заботах о доме и дочерях, без образования и профессии, с грехом пополам. Видя, как мать, за несколько дней постаревшая на десяток лет, убивается на двух работах, хватаясь за любую возможность подработки, чтобы расплатиться с долгами, — своими и оставленными Джеком, — Эмили поняла, что пришла пора взрослеть.
Правда никогда никого не интересует, всем важно, как все выглядит со стороны. А со стороны это выглядело именно так: способная ученица, поистине опора и для матери, морально уничтоженной смертью отца, и для младшей сестры Лесли. Эмили с детства была более ответственной и самостоятельной, уже в пятилетнем ребенке были заложены те черты, которых не хватало ее матери, Маргарите, справившей на тот момент почти тридцатилетие — решимости, упертости и нежелания отступать от намеченной цели. Эмили готова была не жалея сил и собственного лба проламывать возникающие на ее пути преграды. Есть такие люди, которые могут все, но при этом никто не знает, какой ценой им все это достается. Что значит заработать даже самые малые деньги, распределить зарабатываемые ей и матерью гроши, чтобы после оплаты бесконечных счетов и кредитов с грабительскими процентами оставалось хоть немного на еду. Что значит минимизировать расходы, добившись получения льгот для семьи ветерана войны, когда в полагающейся ему пенсии было отказано. И все это в 15 лет.
С сестрой все было непросто. И чем дальше, тем хуже. Лесли не могла понять сестру, она думала, что Эмили хочет быть героем. Она отказывалась понимать, что иногда героем быть приходится в ущерб себе и своим интересам, приходится жертвовать своей жизнью, чтобы у твоих близких она была. А Эмили до дрожи боялась оступиться и сделать шаг назад, ведь он ведет в никуда. Вместе с заботой о семье она приняла на себя вину и ответственность за то, что случилось и продолжало случаться — она не могла защитить мать, вернуть ей здоровье и годы жизни, не могла вернуть Лесли обожаемого отца, не могла повернуть время вспять. Единственное, что было в ее силах, это работать над собой, не позволяя никому и никогда увидеть ее слабой или, не дай Бог, плачущей или страдающей. Страдания — проявление слабости, а от них надо избавляться чего бы это не стоило. «Фарреллы не проигрывают», — так говорил Джек. Так будет говорить и она.
Но за красивым фасадом, который приводил всех в восторг, скрывалась трагедия личности. Эмили лишила себя детства, а сейчас лишала и юности, и всей той ерунды, которая присуща подросткам. Школьные дискотеки — вместо них работа, потусоваться с друзьями — но есть еще и домашние дела, найти себе парня на выпускной бал — но нужно пытаться вернуть былую теплоту взаимоотношений с сестрой, сломать ту стену отчуждения, что выросла между ними после смерти отца. Они вдруг стали смотреть на мир совершенно разными глазами. Они росли вместе, делились друг с другом всем, увлекались одним и тем же, а сейчас стали абсолютно чужими людьми, соседями, живущими по недоразумению в одном доме.
Эмили стала победителем. Она всегда была первой, ну или одной из первых, и это не могло не восхищать. Все видели, как она добивалась своего, чуть ли не с улыбкой, всегда уверенная и решительная. Эмили стала героем. И никто не знал, что ей тоже может быть плохо и больно, причем не только морально. Уже давно у нее случались дикие мигрени, в висок как будто ввинчивался раскаленный металлический прут, в глазах темнело, а все звуки вызывали раздражение и взрывались в голове адской болью. Но на это не было времени. Эмили считала, что болезнь тела такая же слабость, как и болезнь души. А со слабостями нужно бороться, не признаваясь в них никому — ни близким, ни самой себе. Жалеть других было можно, себя же — никогда. И именно поэтому уже не первый раз поднимаясь с пола после обморока, она просто шла вперед, заставляла себя идти, ведь если остановиться, то потом откатишься назад.
Они были как сообщающиеся сосуды: пока Эмили шагала вперед, Лесли катилась назад. Плохие парни, алкоголь, ночные поездки в полицейский участок, где уже знали, что именно она, Эмили, приедет за сестрой, и уже не обращались к их матери. После каждого из случаев Эмили просто не могла найти правильных слов, ей оставалось лишь молча смотреть на то, что происходит. В конце концов, кто она такая, чтоб читать сестре морали?
А потом все это неожиданно прекратилось, как по мановению волшебной палочки. Сначала Эмили даже обрадовалась, что школьный преподаватель истории, мистер Джефферсон нашел рычаг влияния на ее сестру, которая с увлечением коверкала свою жизнь. И лишь потом ситуация стала ее настораживать, ведь Лесли слушала его как пророка. С обидой Эмили отметила, что раньше таким авторитетом для нее мог стать лишь их отец. Она пыталась поговорить с сестрой о том, что у этого увлечения могут оказаться серьезные последствия, и если она не остановится сейчас, то потом будет уже слишком поздно. И в который раз ей пришлось стерпеть холодное молчание, хотя бы для того, чтобы не увеличивать разделявшую их пропасть.
— Ты всегда была лучшей. Ты всегда лучше меня ощущала что правильно, а что нет.
Сестра часто повторяла ей эти слова, но Эмили на правах старшей и правда знала, что лучше для Лесли. И именно поэтому она записалась на прием к директору и рассказала ему обо всех своих подозрениях по поводу сестры и обожаемого ей учителя истории. На следующий день она с удивлением узнала, что его уволили, по официальной формулировке «за нарушение этики учителя». Она молилась, чтобы сестра не подумала, что это все из-за нее, она хотела ее защитить, а не сделать так, что ничего уже не склеить.
Они столкнулись в коридоре. Эмили первый раз видела, чтобы такая ярость плескалась в глазах ее Лесли. Та со злобой отпихнула старшую сестру и ринулась по направлению к учительской. Эмили должна была ее остановить. Но было поздно — Лесли овладела настоящая истерика, она не слушала и не слышала никого вокруг. Эмили пыталась образумить ее, протянуть ей руку, чтобы через тактильный контакт хоть как-то возродить их былую ментальную связь. Последнее, что она помнила, это удар по руке и вспышку головной боли.
— Мисс Фаррелл?
Незнакомый женский незнакомый голос пробивался как будто через подушку. Когда к Эмили вернулась способность видеть, она разглядела сквозь пелену боли сидящую рядом с ней темноволосую женщину в багровой униформе. Первый ее вопрос был о сестре, а не о том, что произошло. Не мешало и то, что, судя по интерьеру, они находились в камере местного полицейского участка. Женщина, представившаяся специальным агентом некой «Конатикс Индастриз» мисс Стил, объяснила, что они вместе с коллегой явились в школу в сопровождении отряда полиции специального реагирования. Где нашли двух девушек без сознания и толпу перепуганных учителей в совершенно разгромленной комнате. Действия одной из них могут быть классифицированы как намеренное нападение на группу лиц с последующим заключением под стражу. По существующим законам для Лесли, имевшей несчетное количество приводов в полицию, это означало рецидив со значительным тюремным сроком и корректировкой личности.
— Но есть еще один вариант. Существует специальная программа по изучению возможностей биотики — той силы, с помощью которой вы и ваша сестра чуть не угробили группу людей. На станции Гагарин мы можем предоставить вам обеим возможность узнать, на что вы способны и научить контролировать ваше состояние. Вы, Эмили, можете отказаться, Лесли мы заберем в любом случае. Но вы можете поехать вместе с ней и присмотреть за ней, как Вы и привыкли. На время вашего обучения мы сделаем все, чтобы вы обе и ваша мать ни в чем не нуждались.
Они сидели в камере друг напротив друга. Оба специальных агента находились снаружи, будто бы не желая им помешать. Первой молчание нарушила, как ни странно, Лесли.
— Помнишь мы хотели спуститься вниз по реке до самых порогов?
— Да, конечно, на каноэ.
— Почему мы этого не сделали?
— Когда мы этого хотели у нас был Папа, а сейчас его нет.
— Но мы же еще есть?
— Думаешь?
— Да. В этом и может быть наша сила. Забыть про все и идти вперед и только вперед. Чтобы отец гордился. Фарреллы не сдаются и не проигрывают.
Сказать, что Эмили была потрясена, было не сказать ничего. Впервые за долгое время сестра заговорила с ней первая и так, будто бы она для нее что-то значила. В голосе Лесли звучало какое-то новое превосходство, которым она гордилась и которое меняло ее на глазах. Она первая протянула руку дружбы. Кто знает, может быть станция Гагарин действительно даст им обеим новые возможности. И, вдруг она сама сможет вспомнить, каково это, — жить для себя и не быть буксиром, быть не лучшей, а одной из многих, таких же, как она.