Алехандра Зеленович

So off you go into silence, the season of fear
And all what is real
The silence breaks with a crack that I don't want to hear,
It's making it real
So off you go,
For all I know
You'll never come back into your empty home
So say goodbye, the shadows mild
I will sing you a lullaby

«Matches» by Iamthemorning

Для Леоноры Зеленович не существовало в этом мире ничего более важного и требующего абсолютного внимания, чем исследование вымершей инопланетной расы протеанцев. Подобно археологам, положившим всю свою жизнь на изучение загадок египетских пирамид и строений инков, которые, не жалея себя, могли годами жариться на безжалостном солнце, Леонора полностью посвятила себя работе в марсианском комплексе. Но, тем не менее, она нашла для себя время, чтобы обзавестись семьей. Все же, в ней было больше человеческого, чем думали ее коллеги, уходя домой по вечерам и глядя на ее согнутую над микроскопом спину. Не надо было биться об заклад, чтобы на следующее утро застать ее в той же лаборатории у того же микроскопа и в той же одежде. Разнились лишь бесконечные выборки с цепочками данных, которыми были завалены все горизонтальные поверхности вокруг ее стола.

Удивительно, но мужа она нашла себе не среди отчетов и пробирок с образцами, а на одной из вечеринок, куда ее затащили коллеги. Неманья Зеленович был военным запаса, а ныне, — техническим консультантом при одной из военных частей без права выезда. Одним из тех военных, которые не любят распространяться о своем прошлом. Леонора не лезла к нему в душу, и они жили довольно гармонично. Через год у них появилась дочь Алехандра, которую они звали просто Али. А еще через 8 лет их брак начал давать трещину, причем не так, как это обычно бывает, а незаметно даже для них самих.

Со стороны они казались образцовой семьей: счастливая мама, заботливый папа и здоровый ребенок. Все, о чем можно было только мечтать, но в их жизни одних мечтаний было недостаточно. Сначала Неманья подшучивал над женой, которая могла дни и ночи проводить за книгами и в лаборатории. Потом она стала все реже и реже бывать дома. Он с тоской смотрел на фотографию, которую поставил сначала у колыбели дочери, а потом и на ее письменном столе, за которым она делала уроки, чтобы Али не забывала, как выглядит мать, так как видела ее от силы раза два в месяц.

Сейчас Али не могла однозначно сказать, что же именно разрушило их семью, — работа матери и ее постоянные командировки на Марс, или отец, который не пытался что-то изменить, — отчасти из-за своего невыездного статуса, отчасти потому, что его и так все устраивало. Однозначного понимания, кто из них двоих был прав, в голове у Али не находилось. Они оба были по-своему правы. Но вместе с этим их отношения становились все холоднее и холоднее с каждой командировкой матери.

Мать все больше времени проводила на Марсе, а отец, порой, как будто специально начал находить себе важные и очень срочные дела прямо на даты запланированной поездки к Леоноре. Они, даже когда наконец-то встречались всей семьей в одном месте, уже не смотрели друг на друга как прежде, не ощущали радости от встреч. Все ушло как-то постепенно и незаметно. Кажется, вот только что они искренне радовались встречам друг с другом, и вот они уже не скучают друг без друга, не целуются на прощание. Мама не дает папе после ужина салфетку, чтобы тот смахнул крошки с усов. Она их просто больше не замечает, хотя раньше они ее раздражали. А он не остается вместе с ней убирать со стола. Если они о чем-то говорят, то всегда за закрытыми дверьми, предварительно вежливо и ласково выпроводив дочь, и выходят потом расстроенные, расходятся по разным углам.

К тому моменту, когда Алехандра заканчивала выпускной класс младшей школы, они превратились не в супругов, а в соседей, в двух чужих друг другу людей, которые просто были вынуждены существовать рядом. Но на дочери это не отражалось — оба родителя в меру своих возможностей пытались купать ее в своей любви, чтобы от их решений не страдала их дочь, оставляя ей только чувство безграничной тоски по тому, что уже давно ушло. Хотя все и происходило на глазах Али, для нее все равно было незаметно, как оба ее родителя вдруг зажили своей жизнью: у матери появился друг, рослый и загорелый, похожий на серфера аспирант из исследовательского центра на Марсе, моложе нее. Али, хоть она все понимала, было очень некомфортно находиться рядом, когда они были вдвоем, равно как и с отцом и его новой «коллегой». Родители смотрели на своих новых вторых половин так, как они раньше смотрели друг на друга. Тогда, когда в их семье было все хорошо. В обоих случаях после таких совместных встреч она уединялась в своей комнате и долго молча лежала, глядя в потолок.

Развод они, не стесняясь ни дочери, ни сидящих за столом «аспиранта» и «коллегу», которые зачастили на «семейные» ужины, обсуждали так обыденно, как будто бы речь шла о покупке ботинок или чемодана. Хотя, возможно, в этом случае они отнеслись бы к делу с большим бы интересом. Один поход в здание суда, и все кончено навсегда. «Мы тебя любим, не волнуйся. Так будет лучше для всех». Под «всеми» они имели в виду прежде всего себя.

Для Али ничего хорошего в этом не было. Для нее все осталось по-прежнему. Она наматывала бесконечные часы перелетов то с Земли на Марс, чтобы на каникулах побыть с матерью, то с Марса на Землю, чтобы продолжать учебу и жить с отцом. Она будто бы раздвоилась. Одна ее часть жила в семье ученого, а вторая, — в семье военного. Два разных мира, две разные жизни, даже на солнце и то она по несколько раз в году смотрела с двух разных планет двумя разными взглядами. Сначала она плакала по ночам в подушку, а потом решила, что так хуже делает только себе. Когда она это осознала, она решила просто привыкнуть, а все эмоции затолкать вглубь себя, и больше их оттуда не вытаскивать. Делать вид, что у нее все в порядке, что бы ни случилось, приветливо улыбаться людям вокруг себя, даже тем, которые ей неприятны. Но суть осталась прежней, — она не врала себе, просто лукавила и недоговаривала о своих чувствах при других. Как когда-то ее родители.

Алехандра не хотела в этом признаваться, но она была очень зависима от общественного мнения. Именно оно когда-то и сподвигло ее на эту затянувшуюся игру в то, что все отлично, даже если это и не так. Она не любила выворачивать душу наизнанку перед каждым. Нет, букой она не была, просто комфортно себя ощущать и быть самой собой она могла себе позволить лишь в компании двух своих самых близких друзей. Но свои тайны охраняла ревностно даже от них.

В школе она была не то, чтобы отличницей, — так, крепким середнячком. Учиться ей нравилось, она с охотой поглощала новые знания и также охотно делилась ими с остальными. Но к всеобщему обожанию и становлению душой компании никогда не стремилась. По своей природе она была очень застенчива, порой ей было трудно даже общаться не только с симпатичными ей лично, но и просто с приятными людьми.

Она не стремилась нравиться всем, напротив, — только избранным. В их число попал и Ник Холл из параллельного класса. Не сказать, чтобы он был самым популярным в школе, но свой круг почитания у него был, хотя и внутри него он не оказывал никому предпочтения и внимания сверх положенного. И вот, сейчас, Али замерла, как вкопанная возле автомата с газировкой, видя, как Холл направляется в ее сторону. Она одновременно молила, чтобы он остановился и заговорил с ней, и в то же время хотела, чтобы он прошел мимо. От волнения у нее потемнело в глазах, а в ушах раздался шум, как на телеканале во время профилактики.

Когда Ник заговорил с ней, сквозь этот гул, ей казалось, что она наблюдает за собой же со стороны, и это не она, а другая Али сейчас краснеет в ответ на приглашение пойти с ним в кино. И это другая Али как-то вызывает своим волнением что-то вроде взрывной волны, от которой кола в бутылке в ее руке пузырится еще больше, как вещество в нагреваемой колбе, а стекло автомата сначала трескается, а потом разлетается во все стороны из искрящегося током автомата. Все разбегаются с криками, включая и самого Холла, кто-то даже включает пожарную сигнализацию, думая, что произошло короткое замыкание в автомате, и сейчас начнется пожар. А сама Алехандра, закрыв глаза и глупо улыбаясь, продолжает стоять возле искореженного железа, не замечая, что хлынувшая из бутылки в ее руке под давлением изнутри кола заливается в ее ботинки.

Кто-то настучал, что автомат как-то взорвала Али, возможно, бросив в него зажигалку, и на следующий же день к директору был вызван ее отец. О чем они говорили, Али при всем желании не смогла расслышать из-за массивной двери директорского кабинета. Но отец вышел оттуда более, чем расстроенный.

Через два дня внезапно прилетела мать. Для Али это было так, словно Рождество наступило на пару месяцев раньше. Но радовалась она лишь до момента, когда еще через пару дней к ним домой приехал незнакомый мужчина в бордовой униформе и долго говорил с родителями. И опять за закрытой дверью! А потом она неожиданно открылась, позволив подслушивающей девочке, облокотившейся на нее, буквально ввалиться в комнату. Али ожидала, что сейчас ей прочтут нотацию о том, что подслушивать и подглядывать, — это низко. Но ее не посвятили в подробности разговора, лишь сообщили что, в связи с открывшимися у нее способностями, появилась возможность перевести ее в другую школу. Специальную, где к ней найдут особый подход, ведь как оказалось, она особенная. Али не понимала ровным счетом ничего, а стоящий на кухне человек в бордовом, которого представили ей как агента Сэнд, просто молча смотрел на нее. Было ясно, что решение по поводу ее дальнейшего обучения уже принято и обжалованию не подлежит.

В тот день, переполнивший чашу ее впечатлений более ожидаемого, добавился еще и грандиозный скандал. Алехандра даже не предполагала, что ее родители могут так орать и оскорблять друг друга — за 15 лет она никогда такого не слышала, у них даже развод прошел тихо, как заполнение счетов на оплату коммунальных услуг. Впервые на ее глаза ее родители обвиняли друг друга во всех смертных грехах. В том, что их ребенка забирают в учреждение почти военного типа, да еще и в космосе, что либо один из них притащил «эту заразу» с чертового Марса, либо другой не остался в долгу со своими секретными военными операциями. Отец считал, что Али станет подобием лабораторной мыши и не хотел допустить ее отъезд, мать же называла его дураком и кричала, что он своей паранойей хочет загубить жизнь своей дочери, ведь после обучения на станции Гагарин перед ней раскроются новые горизонты. И добавляла к этому, что всегда, чтобы достичь чего-то одного, нужно пожертвовать другим, это жизнь, а не сказка.

Скандал продолжался бы и дальше, если бы не Али, которая разнервничалась настолько, что случайно спровоцировала очередной всплеск своих способностей. Никто не пострадал, но оба родителя испугались, даже мать, которая была уверена, что способности Али, — это ключ к блестящему будущему. Зато, они прекратили орать. А потом мать уехала. Вечером Али увидела пропущенный вызов, на который она не успела ответила. Судя по номеру, это был один из отелей на территории космопорта. Мать уехала из дома, но еще не улетела на Марс. Это подбодрило Али, ведь так она могла бы еще раз с ней встретиться до своего отъезда. До самого последнего дня она писала и звонила ей каждый день, интересовалась ее самочувствием и здоровьем, советовала не волноваться.

Отец переживал молча. Только в последний вечер, когда за Али уже должен был приехать аэрокар корпорации «Конатикс Индастриз», он долго сидел в своей комнате, а потом вышел оттуда, едва держась на ногах. Да, случалось, он выпивал, но таким пьяным Алехандра его ни разу не видела. С пустыми глазами он слонялся по гостиной, врезаясь в мебель, и что-то говорил, то бессвязно, то вполне членораздельно, иногда спускаясь до шепота, иногда переходя на крик, что вся это затея с детьми-биотиками, — программой по обучению на станции, в которой должна будет участвовать Али, — правительственный эксперимент. Причем эксперимент не землян, а турианцев. Что эти твари сначала спалили дотла нашу колонию, потом уничтожили его жизнь, а теперь отбирают единственного родного ему человека, желая превратить ее потом в свою марионетку. Али была так напугана, что даже не смогла обнять его на прощание. Она просто сбежала, таща за собой свой небольшой чемодан.

Она захлопнула за собой дверь совсем теперь опустевшего дома. Казалось, что за этой дверью она заперла не своего пьяного отца, а всю свою предыдущую жизнь, перечеркнув поворотом ключа все, что было раньше. И сама при этом закрылась от всех своих прошлых страхов и переживаний в огромном, новом, ждущем познания и изучения мире.