Информация о кадете станет доступна позже.
Цао Вэй
Nights smile eternal, you can't see ahead
You forbid your soul to triumph
Conceive while you grow
You'll reap what you sow
It's your challenge not to fail
Will you fail?
No!
Form your visions, forge your key
Don't proceed to sit in silence
Flashing schemes throughout your brain
Keep your soul alive
It is you who must find the truth and find it on your own
Fill yourself with meaning, lead yourself homeward
Take a deep breath, because life is waiting for you
Uncage!
— У всего есть свой смысл, — голос матери звучит спокойно и мягко, как течение большой реки, давно уже сточившей все камни на своём дне, убравшей острые углы на своём пути. Её руки, изящные и белые, как фарфоровые, с аккуратными светло-розовыми ногтями, ни на секунду не прекращают своих простых и плавных движений. Они берут цветок, отмеряют его, подравнивают стебель, отсекая лишнее безжалостным и точным щелчком острого, как бритва, секатора. Так и всё в этом мире, — лишившись избыточного, предмет проявляет свою суть ярче, показывает миру свою подлинную красоту. Не уберёшь лишнее, — так и останешься в тени листьев-переростков и негармонично длинного стебля. Так и человек, — должен совершенствовать себя, убирать лишнее, то, что мешает гармонии, — лишние эмоции, поступки, любые проявления внешней и внутренней части себя в этот мир. Только постоянная работа над собой делает человека человеком, — часто повторяет его отец, Цао Джен.
Ли Мэй, мать Цао Вэя, стоит за своим рабочим столом и собирает букет из белоснежных хризантем.
Ли Мэй, мать Цао Вэя, — уже не молодая, но ещё не старая женщина, красивая своей миниатюрностью и взвешенной, спокойной красотой человека, который выбрал данный ему путь и идёт по нему с почтением и достоинством.
Ли Мэй, мать Цао Вэя, — мастер по гармоничному составлению цветов и форм, та, что умеет уловить и передать послание души без единого слова, та, что говорит цветами. Другие люди видят только внешнюю часть её искусства, и потому называют её флористом. Сейчас Мэй составляет траурный букет из нежнейших, хрупких хризантем, — и попутно ведёт беседу со своим сыном.
Мир устроен удивительно мудро, хоть иногда мы этого не видим. Кто из нас достаточно чист и высок помыслами, чтобы увидеть весь Великий Замысел?.. Но мы должны помнить: всё, что истинно даётся нам, — даётся благодаря усердной работе. Дары же свыше, — это на самом деле испытание.
Вэй кивает, показывая, что услышал слова матушки, и обязательно подумает о них на досуге. Он ставит на пол тяжёлую корзину с удобрениями и вопросительно смотрит на Мэй:
— Я могу ещё чем-то помочь тебе, матушка?
Она на миг замирает, словно хочет дать ему ещё одно поручение, но потом мягко улыбается и отрицательно качает головой:
— Нет, пожалуй. Беги.
«Играй», — хочется сказать ей, но она видит: увлечение её сына уже давно перестало быть игрой, и стало страстью, а то и Путём. Да и сыну её уже достаточно лет, — семнадцать исполнилось! И всё же… для матери дети всегда остаются детьми. А вот Цао Джен иногда ворчит, что она разбаловала парня… ничего. Ли Мэй мудра, и знает, что жизнь-то не будет баловать её сына, — а, значит, не зазорно ей немного его порадовать.
...Цао Вэй, — единственный ребёнок в их семье. Должны, — могли, — быть и другие, но что-то всё время шло не так: после Вэя у матери было девять выкидышей, и ещё двое, — умерли вскоре после рождения. Братик почти сразу, а вот сестрёнке было почти пять месяцев. Увы, у неё в мозгу была опухоль, и Вэй сам слышал, как врач сказал «может, оно и к лучшему… тяжело жить с инвалидом». Отец никогда не обсуждал это горе ни с кем, но Вэй знал, что Цао Джен глубоко переживал его. Он видел глубокие морщины, что залегли у отца между бровей и в уголках рта, так, словно он часто хмурился и сжимал губы, — когда сын этого не видел. С другой стороны, во всём остальном их семью можно было назвать счастливой и очень дружной, — даже печали сплачивали их, а не разобщали.
На всё воля Их, — вот и всё, что говорил отец о невозможности завести других детей. И вдвойне, втройне любил Вэя, хоть и бывал порой строг к нему, как мужчина к мужчине.
Сегодня же отец на смене, а мать собирает белые хризантемы, — значит, готовится идти на кладбище, собирает гостинцы и подарки для духов предков, чтобы те присмотрели за братьями и сёстрами Вэя.
Значит, он может быть свободен до вечера.
...Он выходит из их дома, небольшого, как две капли воды похожего на окружающие его дома, — китайский квартал, Сан-Франциско. Но китайская поговорка гласит, что «Даже две капли воды отличаются друг от друга». Так и их дом, — он кажется аккуратнее и ухоженнее других, словно чуть светлее. А уж садик Ли Мэй, — и вовсе иной, другого такого нет во всей округе. Она растит в нём цветы на продажу и немного, — разные полезные травки и целебные коренья. На рынке, от торговки Цен И, Вэй слышал истории о том, что его мать, — дочь одного из главарей Триады, как в сказке, — младшая, любимая. Но когда она решила выйти замуж за простого инженера, — отец отпустил её, напоследок дав денег, которые Ли Мэй, вроде бы, все потратила на свой сад. Вэй не знал, так это или нет, но на похоронах сестрёнки помнил нескольких отстранённых, мрачных людей, которых он до того ни разу не видел. Сначала он подумал, что они, — клиенты матери, но, с другой стороны, других её клиентов на похоронах не было.
Вэй быстро доходит до дома своего Наставника. Идти не слишком далеко, — пара кварталов. Шосуро лаоши, — не обычный человек. Когда-то он жил на другой планете, Шаньси, вместе с семьёй, — но в ходе Войны Первого Контакта он потерял и супругу, и дочь Юи. Вэй знал, что Юи была его ровесницей или чуть младше, — и испытывал к ней сочувствие, сходное с печалью по его собственной сестре, которую юноша так же не знал, и теперь никогда не узнает.
В отличие от сада матери, во дворе у шифу не было цветов, — только брёвна для тренировки, да доски, установленные так, чтобы в них было удобно бить. Последние недели, помимо обычной разминки и комплекса упражнений, Вэй посвящал отработке особого удара, — без замаха, с расстояния, когда кончики его пальцев касались доски.
Сосредоточение и внутренний покой поможет тебе, - в который раз произносит шифу. Вэй давно выучил эти слова, но пока что они остаются всего лишь словами - они не работают. Снова и снова юноша прикрывает глаза, сосредотачивается на дыхании, выгоняет из головы мысли. Коротко, резко бьёт - и опять не выходит.
...У него получилось только один раз, полторы недели назад. Тогда он ощутил одновременно покой и вместе с этим, — кратковременный, острый укол злости. Злость не была направлена на кого-то конкретного, она просто сформировалась в крохотное стальное жало и рванулась вперёд… тогда, открыв глаза, Вэй понял, что раскололась не только доска, но и кирпичная стена за ней.
«Как это возможно?», — он повернулся к наставнику, но тот только удовлетворённо кивнул: «отлично».
Увы, больше такого не получалось. Вэй проводил перед доской часы, сбивал костяшки в кровь даже сквозь намотки, но, — не мог повторить. Баланс покоя и злости никак не давался ему.
...Он идёт домой тем же путём, — ближайшим, коротким. И, погружённый в свои мысли, не сразу замечает, как рядом с ним оказываются незнакомые люди, — он отмечает только, что его тело внезапно само отклонилось в сторону, а мимо виска просвистел чей-то кулак.
Вообще-то, дом его родителей находится в достаточно тихом районе, где спонтанные уличные драки, — явление весьма редкое. Возможно, именно поэтому он расслабился и привык к тому, что находится в безопасности. Или, быть может, те двое, что подошли к нему, не были новичками и умели быстро сократить расстояние до своей жертвы. А вот к тому, что у жертвы окажется неплохая реакция и умение уворачиваться от ударов, — не ожидали.
...Конечно, он не смог бы долго противостоять двум профессионалам, — в конце концов, поняв, что они не справляются, они применили бы оружие. Но Вэй не думал об этом, — у него просто не было времени думать. Он чуял, что нужно действовать быстро, ещё быстрее, на опережение. И тогда он вновь уловил это странное состояние, — контролируемая злость, остриё ярости, гармония силы. Короткий вдох, — и резко, на выдохе, два коротких удара.
Дальше было, как в старых фильмах (сейчас-то такую фантастику уже не снимают): взрослые, опытные бойцы отлетают от Вэя легко, как пушинки. Один пролетает метра три, — и впечатывается спиной в фонарный столб, который даёт трещину и начинает крениться. Второй нападающий отлетает на другую сторону улицы (метров шесть!), падает и остаётся лежать.
Вэй быстро подбирает свою сумку и сворачивает в переулок. Он дойдёт домой другой дорогой…
Через сутки появляются они: мужчина и женщина в похожих костюмах. Они представляются агентами: мужчина, — Сэнд, женщина, — Стил. Они вежливы и спокойны.
Вежливо и спокойно они показывают Вэю и его родителям запись с уличной видеокамеры, где видно, как юноша раскидывает, как котят, двух здоровых мужчин.
Вэй не смотрит на изображение, он смотрит на лица родителей. На их лицах непонимание сменяется недоверием, потом тревогой.
— Эти люди выжили, — говорит агент Стил, предвосхищая вопрос Ли Мэй. Голос у агента жёсткий, со стальными нотками.—- И, думаю, мы можем сделать так, что у них не будет никаких претензий к вашему сыну.
— Но есть нюанс. — голос агента Сэнд, высокого мужчины с интеллигентным лицом, в разы мягче голоса его коллеги. — Цао Вэй обладает способностями, намного превышающими норму. Это называется «биотика». Это большая сила, — и большая ответственность за неё. Вам, юноша, необходимо научиться контролировать ваш необычный талант.
Они говорят с Вэем и его родителями несколько часов. Рассказывают о программе, космической станции, о том, что их сын станет пионером на новом фронте развития человечества, хотя и есть некоторый риск, что что-то может пойти не так. Для этого необходимо подписать документы… да, конечно, у них есть время подумать. Всего хорошего. До встречи.
Вечером того же дня в их дом приходят другие люди: пожилой мужчина и несколько сопровождающих его. Мужчина приобнимает Ли Мэй, внимательно смотрит на Вэя. Юноша догадывается, кто это, и склоняется в почтительном поклоне:
— Здравствуйте, господин Ли.
— Можешь звать меня дедом. — Вокруг глаз пожилого человека собираются улыбчивые морщинки. У него мягкий, негромкий, но уверенный голос, и его интонации похожи на звучание речи Мэй. Вот откуда они у неё. — Я слышал, есть люди, которые предлагают решить твои проблемы, если ты поедешь с ними. Но ты должен знать, что проблемы можно решить и без них. А если они будут искать тебя слишком настойчиво… что же, рыба в пруду всегда может уйти поглубже.
Вэй кивает, благодарит за предложение помощи. Господин Ли уходит.
...Всю ночь он лежит без сна. Он думает над словами агентов и деда, — и над молчанием его родителей. Он знает, что отец расстроен: Цао Джен мечтал, что сын пойдёт по его стопам: будет инженером, потом, — начальником на электростанции. Возможно, он бы даже смирился, если бы Вэй стал актёром, как иногда мечтал сам юноша. Но вот биотика… сам факт её наличия переворачивал всю жизнь, все планы с ног на голову. И, конечно, можно было отказаться, даже спрятаться у деда, сделать вид, что ничего не было…
Но ведь это, — та сила, которую он хотел научиться призывать по своему желанию, подчинить своей воле. Его восхитил случай первого её проявления, да и сейчас, в драке, — ему было приятно использовать её. В конце концов, без контроля эта сила действительно может быть опасна для его близких…
«Дары свыше, — на самом деле испытания».
Утром Вэй приходит к родителям и просит их подписать контракт на бланке «Конатикс Индастриз».
...А ещё, — ему хочется побывать в космосе. Посмотреть, что там, пожить на настоящей космической станции. Но пока что, — он не хочет признаваться в этом даже себе.