Винсент Фокс

You once said I'll never walk away
I'll never sail away, I'll never go
And I was there standing outside your door
Waiting for you to show me how to stay

I've been there before,
Hoping and trying to make things right
But now I don't know
Honey, these arms that won't held you are
READY TO FIGHT

«Ready To Fight» by Roby Fayer ft. Tom Gefen

Когда его били вчетвером на одного за то, что он не вписывался в общепринятые нормы «нормального» или «крутого» парня, Винсент Фокс отдал бы все, чтобы стать человеком-невидимкой. Но свою натуру со склонностью ко всяким видам авантюризма усмирить он не мог и не хотел.

Семья Винсента была достаточно древней и родовитой. Это можно было понять, услышав его полное имя, Винсент Джеймс Фокс Четвертый, которым он никогда не представлялся. Его отец был потомственным ученым в пятом поколении, как и его мать. Они даже познакомились, столкнувшись в лаборатории за изучением военных технологий турианцев и попыткой адаптировать их для применения на Земле. Той же судьбы они желали и сыну, но когда Винсент стал достаточно взрослым, чтобы решать что-то самостоятельно, он изъявил желание, чтобы, когда придет время, его записали в кадетский корпус. А до того, как он закончил среднюю школу, родители сделали все возможное, чтобы дать ему хорошее образование, водили его на занятия по музыке (он играл на тромбоне), иностранным языкам, истории, танцам и в театральную студию. Сам же Винсент охотно записался в литературный кружок. Точные науки, как бы он ни старался, оставались для него китайской грамотой.

Желание стать военным появилось у него с тех пор, когда он только начал понимать, чем занимаются эти люди в форме. А также наблюдая за старшим братом Джоном, который был его кумиром, и уверенно шагал по карьерной лестнице. Винсент, несмотря на все кружки и занятия, выкраивал время для того, чтобы посещать еще и уроки по рукопашному бою. Родители, увлеченные исследованиями, не вникали, зачем их отличнику-сыну навыки «уличного мордобоя», но их вполне устраивало то, что Винсент почти круглые сутки был при деле. А это для них было главное.

Мастерство свое он оттачивал отнюдь не на занятиях, а в подворотнях и испанско-мексиканских гетто, которые существовали до сих пор, несмотря на то, что почти весь мир глобализировался и слился воедино. Что сподвигало мальчика из благополучного района и более чем обеспеченной семьи, в которой не существовало проблем, совершать побеги и таскаться по улицам, где даже бывалые полицейские боялись ходить по одиночке? Ответа на этот вопрос он не мог дать никому. Возвращался он после своих приключений всегда в синяках, иногда даже с подбитым глазом или разбитой губой. Возможно, он убегал от излишне идеального буржуазного общества, где все было подчинено законам и традициям, а также неписанному кодексу правил, регламентировавших каждую секунду жизни. А тут, в гетто, он мог быть самим собой. Не надо было пользоваться ножом и вилкой, вести себя размеренно и спокойно, там было можно все: задирать любого, кто косо на тебя посмотрит, сквернословить напропалую, ни тебе светского хладнокровия и умения себя вести — тут можно было дать в морду любому, кто назвал тебя уродом, а не холодно вежливо улыбаться и интеллигентно и хитроумно унижать в ответ.

Родители не могли понять, что же влечет их сына к такому проведению времени, но почти этому не препятствовали, не сажали его под домашний арест, не обрывали телефоны спасательных служб каждый раз, когда Винсент пропадал. А просто, когда их сын возвращался домой грязный и избитый, интересовались у него, где он был и какой урок он мог из этого извлечь. Да, потом его все равно наказывали. Но Винсент воспринимал все это, как момент обучения. И поэтому он признавался сразу, где он был сегодня и что он делал. За это драли не так сильно, но все же драли. И он и родители считали, что это закаляет его характер, старший брат же удовлетворенно хмыкал, когда Винсент рассказывал ему об этом через Экстранет.

Джона ему стало не хватать с тех пор, как тот стал реже бывать дома. Конечно, он был на 10 лет старше, у него была своя жизнь, но Винсент до последнего не хотел в это верить. В этом моменте он застрял в детстве, когда брат бросал все свои занятия, чтобы каждый день выслушать, как у него прошел день или же дать ему какой-либо жизненный совет. Брат всегда был для Винсента авторитетом, начиная с решения, что не пойдет по стопам отца в науку, где у него были все возможные перспективы, ведь его отец возглавлял целую лабораторию. Вместо этого он решил покорять олимп военной карьеры. К тому моменту, как в то же самое кадетское училище поступил его младший брат, Джон уже достиг звания лейтенанта Альянса, и даже пару раз привлекался к военным операциям, тем самым вызывая бурный восторг Винсента, и даже, в какой-то мере, зависть.

Он учился в последнем классе средней школы, когда на него после урока физкультуры наехала местная элита в лице членов школьной футбольной команды. Самое интересное, что его «спецподготовка» по рукопашному бою не дала никаких результатов, Винсент успел нанести лишь несколько точечных и направленных ударов, но нападавшие были намного сильнее его. Через несколько секунд его скрутили и прижали лицом к холодной плитке раздевалки. Он уже успел получить несколько ударов ногами по ребрам, когда кто-то раскидал его обидчиков по сторонам, а потом рывком поставил его на ноги.

Когда в глазах Винсента перестали прыгать пол и стены, и ушло ощущение того, что мозг перекатывается по черепной коробке, а он сам снова смог восстановить дыхание, он никого не увидел около себя. А в середине следующего урока его и одного рыжего парня по имени Алекс Свена вызвали к директору, который, несмотря на то, что школа была частная, вел себя как распоследняя сволочь, которой место было только в колонии для несовершеннолетних. От неожиданности Винсент замешкался, а Алекс поторопил его:

— Пошли! Вдвоем мы от него точно отобьемся!

Так у него появился первый в жизни друг. Именно Алекс тогда расшвырял тех отморозков, что на него напали. А сейчас он был непротив постоять за него и за себя перед мистером Кравицем, от которого без наказания никогда никто не уходил.

Свою дружбу они донесли до конца средней школы, поддерживая и помогая друг другу во всем. Винсенту было даже отчасти страшно остаться в кадетском корпусе совсем одному наедине с незнакомым коллективом, несмотря на то, что он и храбрился как мог. Сюрприз ждал его на расселении по комнатам. На каждого кадета приходилось по койкоместу в комнате на шесть человек. И каково же было его удивление, когда он увидел одного из своих соседей. Это был Алекс. Уже не рыжий, а бритый наголо, но это все еще был он. Винсент был рад сверх меры. Да, он сам хотел поступить в это учебное заведение, но присутствие друга придавало ему сил. Хорошо, что на физподготовке их никогда не ставили в спарингах, ведь ни один, ни другой не смогли ударить друга в полную силу.

Винсент был уверен, что любовь к военному делу ему привил его брат-военный, но на самом деле разгадка заключалась в патриотическом воспитании, что давали ему родители. Они, будучи учеными, глубоко уважали культурные и технологические достижения других народов и даже цивилизаций, особенно турианцев, которых они изучали все эти годы. Но сына они воспитали патриотом Альянса. И, в отличие от старшего сына, которого они не смогли смирить скандалами и угрозами вычеркнуть его из завещания, решение младшего сына строить военную карьеру они приняли спокойно, как будто сами его к этому и готовили.

В военной академии ему жилось намного спокойней, чем в обычной школе. Там его никто из сверстников не пытался обидеть или унизить. Ибо Винсент дрался так, как дерутся отбросы общества в Бронксе или Испанском Гарлеме, — беспощадно, с непонятной обреченностью. То, что было указано в его досье, кроме преподавателей и администрации не знал никто. Для всех остальных он был парнем из гетто, который смог прорваться в элитный кадетский корпус благодаря упорству и особым знаниям. За это его начали уважать. Никто ни разу не распознал в нем парня из благополучной и обеспеченной семьи, и не поверил бы, даже если бы ему об этом сказали. Винсент не играл какую-то роль, более того, он никогда к этому не стремился. Просто он так зарекомендовал себя с первого дня в корпусе. А потом ему уже приходилось поддерживать имидж парня с окраины. Лишь Алекс знал правду, но не выдавал своего друга. Возможно, он слишком уважал его, а возможно просто не хотел лезть не в свое дело.

Помимо Винсента в академии было много кадетов из семей самого разного достатка и вероисповедания: были представители золотой молодежи, дети из приютов, из колоний для несовершеннолетних, из средних слоев общества, с улиц и из гетто. Всех объединяло одно желание — они хотели стать военными, служить своей многонациональной родине и защищать ее интересы на Земле и за ее пределами. Но они прежде всего все были людьми со своими убеждениями и мыслями. Стычки между ними были неизбежны, это касалось и тех, кто учился на одном курсе, и тех, кто был на годы младше или старше. С младшими проблем никогда не было — они задирали лишь отпрысков из благополучных семей. А от старших Винсент легко отделывался с помощью Алекса. Их было двое, но в драке они действовали, не сговариваясь, как единый организм, как будто две пары рук и ног принадлежали одному человеку. Со временем с ними даже прекратили связываться, ибо начали бояться за свою жизнь. Алекс первым, когда у него чуть чуть отросли волосы, сбрил виски, как было принято в неблагополучных районах. Винсент со временем последовал его примеру. Он не хотел этого осознавать и принимать, но порой ему был нужен кто-то, чтобы брать с него пример. Сначала для него такой человек существовал в виде его старшего брата Джона, а теперь появился второй — его лучший друг.

Винсент продолжал поддерживать имидж отморозка и бунтаря, который по вечерам пританцовывал в душе и напевал что-то из классики, чистя зубы. Он уходил в самоволку, нарывался на выговоры, вел себя неподобающе на смотрах, в общем, отрывался как мог, чтобы подчеркнуть свое отличие от обычных кадетов. И получал от этого удовольствие. Алекс только диву давался, глядя на него и его мастерские перевоплощения. В Винсенте как будто существовали две личности — хорошо воспитанный сын ученого и головорез с нью-йоркских окраин, мастерски владеющий ножом.

От Джона не было вестей вот уже три месяца. Все письма, что писал ему Винсент, так и хранились в его электронном почтовом ящике непрочитанными, а попытки связаться с ним другими способами тоже не увенчались успехом. Винсент, не привыкший к такой долгой изоляции, долгое время уже был на взводе. Это сказывалось и на учебе, и на его успехах в драках. Раньше он выходил из них без единой царапины, но последний раз ему сильно досталось, он даже, впервые за несколько лет обучения, посетил медпункт академии. Даже его лучший друг, от которого у него не было секретов, последнее время обходил его стороной.

Винсент ощущал себя преданным и брошенным, ведь раньше брат никогда не позволял себе так им пренебрегать. Вечером, когда уже была дана команда к отбою, и все кадеты лежали в кроватях, к койке Винсента подошел Алекс. Уже позже, сидя в карцере за нападение на нескольких человек разом, а также за покушение на убийство и ожидая, когда за ним явятся из военной полиции, он осознал, что тогда его друг хотел, как лучше. И заговорив о том, что хватит вести себя как полный придурок и нарываться на неприятности, уж точно не хотел его обидеть или вывести из себя. Но Винсент тогда обозлился так, будто бы его ударили по лицу мокрой тряпкой. Он резко вскочил со своей койки, ударившись ногой о тумбочку, что взвинтило его еще больше, и кинулся на того, кого считал другом. Винсент не мог объяснить, что заставило его напасть на Алекса, как будто что-то изнутри подтолкнуло его к этому. Ослепнув от злобы, он сидел на своем друге верхом и бил его куда придется, а другие даже не пытались его остановить, ибо боялись за свои собственные шкуры. А словно мозг разорвался внутри черепной коробки.

Сожалел ли он о том, что натворил в состоянии аффекта? Безусловно. Но изменить он ничего не мог. Гораздо интереснее ему было, почему последним, что он помнил, был непонятный силовой удар, который скинул его на пол и разбил все стекла в казарме.

А потом, вместо военной полиции, пришли они, пара в бордовой униформе. По их поведению было видно, что в иной ситуации они возможно и начали бы церемониться, но с воспитанниками военных академий Альянса у них был короткий разговор. Мужчина, представившийся агентом Сэнд корпорации «Конатикс Индастриз», объяснил ему, что вспышка гнева привела к пробуждению его способностей к биотике. А после того, что он тут устроил, лучшим выходом для него будет принять участие в обучающей программе по изучению и контролю биотических способностей на космической станции Гагарин. Его согласие, в виду обстоятельств, — это простая формальность, ему придется проследовать с ними даже вопреки его воле.

Винсент слушал агента молча, но в глубине души понимал, что в академии его точно не оставят, дома после этого инцидента он тоже вряд ли найдет понимание. Оставалось принять имеющийся вариант и попробовать действовать исходя из него.