Когда лежал товарищ Черняховский в госпитале в войну, все тамошние врачи на какой-то момент собрались на консилиум и вынесли ему приговор: ампутировать ногу, левую. Спасти нельзя.
Впрочем, нет, не все. Нашелся один, профессор Кольцов со странным именем Генрих. Впрочем, имя именем, а только тот профессор весь консилиум тогда отодвинул и так прооперировал Мэлса, что на выписке тот яблочко отчебучел.
Мэлс добро помнил. И, когда отголоском дела врачей в послевоенные взяли было товарища Кольцова и его отца, взял он их под личный контроль. Погонял и так и эдак (добро добром, но и шпионы Запада не лыком шиты, могут всякое провернуть). Впрочем, это оказался не тот случай, и вывод дотошного товарища Черняховского был однозначен: не виновны, отпустить. Генрих пытался благодарить, но Мэлс махнул рукой, мол за что, и попросил только не говорить никому о том, что он что-то там сделал.
Товарищ Черняховский, когда собирался на текущее задание, по старой (и очень полезной) привычке изучил об Энске все, что можно и даже то,чего нельзя. Глаз зацепился за знакомую фамилию, и, чуть покопавшись, Мэлс понял, что там работает дочка того самого волшебника, спасшего когда-то Мэлса от вечной хромоты.

Папа, когда вернулся в конце сороковых из органов , сказал только, что и там встречаются хорошие люди, и один такой их с отцом (дедом Эммы) и отпустил