Хотя Надя Сорока и числится на заводе, но практически ни дня там не работала. У них с Бобрецовым уже четверо детей (старший, кстати, работает тут же, и, в отличие от мамы, работает честно), и Надя все берет больничный за больничным, чтобы за ними ухаживать. Однако, кажется, это скоро может измениться, ведь младшему уже 15.

Директора Тепнареву уже совсем достала эта ситуация с вечным больничным Сороки и, поскольку младшему Нади уже 15 лет, директор планирует прекратить это злоупотребление.

Товарищ Бисяев, хоть и числится заместителем начальника отдела качества, на работе появляется, только когда директор Тепнарева предупреждает его о проверке. Тогда на день придет, посветит лицом - и снова пропадает. За это директору регулярно перепадает зарплата Бисяева и еще немного сверх того

Гриша Волков, хоть и числится дворником, но на самом деле, приплачивает Софье Рикель, чтобы та мела дворы за него.

После первой отсидки Волков вернулся в Энск в попытках найти работу. На завод идти не хотелось, так что устроился дворником. Впрочем, с метлой его никто никогда не видел. В 61-м неудачно пошел на дело - поздним вечером залез в здание свежеоткрывшегося НИИ, чтобы взять там немного кислоты и расплавить с ее помощью сейф в доме у первого секретаря. Волков не подозревал, что учёные часто работают допоздна - на него тут же выскочила бойкая лаборантка Чижик. Волков было выхватил заточку (больше для страху), но лаборантка оказалась не из робких и ловко выбила заточку шваброй. А потом и самого Волкова отходила - бедолаге не осталось ничего лучше, чем выпрыгнуть в окно. Приземлился неудачно - получил ушиб почки. Одно хорошо - лаборантка его, похоже не узнала, благо, он был в капюшоне.
Тогда Волков решил всё же обратиться в местную больницу - по дороге придумал легенду о том, как, исполняя свои прямые дворницкие обязанности помогал ребятишкам снять с дерева котёнка, но не рассчитал и упал, получив несколько дополнительных ударов о ветки. В больнице в тот вечер, как раз, дежурила молодая докторша Мирная. Она, прониклась историей сердобольного дворника и назначила лечение. Вскоре у них начался роман, закончившийся ничем через пару месяцев.

Лет 8 назад дворник Гриша Волков пришел в больницу с жалобой на то, что исполняя свои прямые дворницкие обязанности помогал ребятишкам снять с дерева котёнка, но не рассчитал и упал, получив несколько дополнительных ударов о ветки. В больнице в тот вечер, как раз, дежурила молодая докторша Мирная. Она, прониклась историей сердобольного дворника и назначила лечение. Вскоре у них начался роман, закончившийся ничем через пару месяцев.

Начальник ЗАГСа Воробьева Даша и завлаб в НИИ, Добровольской Света давно стали лучшими подругами, поверяют друг другу все тайны, радости, горести и печали. Вот и год назад, когда увезли мужа Светы, Диму Касаткина, Света в слезах прибежала к ней, советовалась, что делать-то? Впрочем, против КГБ не пойдешь, делать тогда было нечего. Но вот недавно вернулся Шумов, которого увезли вместе с Касаткиным. Может, теперь подруги смогут что-то придумать?
А еще, Воробьева переживает, что браки она уже сколько лет как регистрирует, а вот самой все никак суженого найти не удается. Впрочем, была история, которая могла привести к счастливому концу.
Встречалась пять лет назад Дарья Воробьева, тогда еще рядовой работник ЗАГСа, с лаборантом из филиала НИИ Алексеем Егоровым, и все шло к тому, что прозвучит уже скоро вальс Мендельсона, но что-то пошло не так. То ли скучно Алексею стало стало, то ли испугался кольцо надеть, да только как-то на очередном свидании сказал он, что их встреча была ошибкой.
Обидно тогда стало Даше так, что просто слов нет. Взяла она тот букет, что он только что ей подарил, да и врезала им с размаху Алексею по лицу. С тем и разошлись

Вскоре после того, как Егоров Алексей разошелся с работником ЗАГСа, Дарьей Воробьевой, примерно 5 лет назад, он начал встречаться с работницей завода, молодой рабочей, Ивановой Зиной. Чем она ему приглянулась, почему дошло дело до свадьбы с ней, а не с Воробьевой - про то никто, кроме самого Егорова, не понял.

Повадилась Зина выпивать в компании Дроздова Витьки и Сидорова Ивана. Грустно от этого Алексею, ее мужу. Переживает, увещевает, да только все без толку.

Зина Иванова считает своего мужа, лаборанта Алексея Егорова, мягкотелым интеллигентом, который не хочет понять ее простую рабочую жизнь и потребность иногда культурно отдохнуть с друзьями.

История семилетней давности:
Почти у самой обочины видны две свежие могилы - наших энских Ромео и Джульетты. А дело как было? Шурочка, агрономова дочь, завидная была невеста, не красавица, но и далеко не дурнушка - с густыми бровями, синими глазищами в пол-лица и русой косой в руку толщиной. Девка работящая, умная - техникум окончила, телятницей знатной считалась. Хотели ее даже на столичную выставку послать, да побоялись девку отпускать одну. А Степан - тоже парень видный, еще двадцати не было, а уже и медальку какую-то получил за ударный механизаторский труд. И всем бы хорош жених, да пил по праздникам крепко, а как напьётся - дурной делался. Оно, конечно, дело житейское, кто ж не пьёт-то, но всё ж таки... Ну да ладно. И вот стал, значит, наш Степан Шурочку сватать. Ходит за ней по пятам, других парней на выстрел не подпускает. Долго Шурочка Степана сторонилась, а всё-таки ухаживания его приняла - годы-то девичьи идут, а других кандидатов не намечается. Да и откуда бы им взяться? Степан-то всех отвадил. И тут, как назло, упали у колхоза какие-то там показатели. И прислали агроному консультанта - какого-то очкастого паренька из облцентра. Вроде как сельхозакадемию закончил и стал, значит, диссертацию писать по вопросам урожая. Парень городской, а держится просто. С виду не богатырь совсем, но видно, что и в обиду себя не даст. Говорит, детдомовский, вещей у него один чемодан, а родных-близких совсем нет. Ну, расквартировали паренька в доме агронома, и тут глядь - стала Шурочка на заезжего заглядываться: то завтрак ему в комнату принесет, то рубашки ему настирает да накрахмалит, а он и рад. А раз вечерком вдвоём до городского клуба пошли. Степан как узнал - напился пьяный да и попёр прямо к агроному в дом. Я, говорит, от тебя, бадья ты старая, таких обид терпеть не намерен! Подавай сюда свою потаскуху, и хахаля ейного прихвати! Ну, слово за слово, багром по столу, на шум люди сбежались, скрутили Степана да и упрятали на пятнадцать суток за хулиганство. Отсидеть-то он отсидел, только вышел еще злее. Ходил всё мрачнее тучи, кумекал себе недоброе да и подбил как-то еще двух трактористов заезжего проучить - неча, мол, рассаду свою в чужие грядки тыкать, езжай городских окучивать, пока цел. Да пьяные были, злые, силу не рассчитали - ну и убили парня насмерть. Тут одумались было, бежать хотели, да далеко ли уйдёшь без паспорта-то? Поутру всю честную компанию поймали в старом срубе на дальнем хуторе да и отправили тайгу валить. А Шурочка в ночь под высоким берегом на старой иве удавилась.
История-то та была в соседнем с Энском колхозе. После того, как убили ее жениха семь лет назад, Шурочка Сидорова (которой тогда было 16 лет) дала показания против Степана. Дело доверили недавно приехавшему в Энск следователю Матча. После того, как Степан был задержан, его родственники стали рассказывать, что она его оклеветала, а сама гуляет направо и налево. Семью Степана, Майоровых, в колхозе уважали, и, когда брат Степана потребовал от Александры, чтобы она отказалась от своих показаний, его поддержали даже родные родители Шуры. Девочка тогда не выдержала напора и убежала из деревни.
Все решили, что побежала в недалекий Энск, признаваться в поклепе, и разошлись по домам. А только живой Шурочку с тех пор в колхозе никто не видел…
Вскоре ее дядя, Сидоров нашел повесившуюся девушку с расклеванным птицами лицом. В ней опознали Александру и похоронили, как положено.
Судили Степана в народном суде, в котором председательствовала товарищ Ополовникова. Народными заседателями были тов.Иволгина, председатель комитета народного контроля и тов. Иванова, бухгалтер из НИИ. Решение было вынесено единогласно: Степану дали 12 лет строго режима, его подельникам - по 9 (срок подельников заканчивается через два года после начала игры)

Майорова Варвара знает про эту историю семилетней давности из писем родни, сама она в это время была очень плотно занята по службе в Москве и приехать не смогла, о чем, конечно, жалела. Степан ей приходится двоюродным братом, а, поскольку его мама взяла ее к себе на воспитание после смерти родителей, то она воспринимала его как своего “младшего” (он был ее на 7 лет младше).

Степан в той истории семилетней давности был подручным намного более взрослого (на 8 лет старше) и опытного местного вора Волкова. Волков, не сильно вникая, помог своему приятелю и его дружкам проучить наглого заезжего молодца, ноте слишком увлеклись, а когда остановились, стало понятно, что дело уже стало мокрым. Волков посмотрел на это, решил, что ему не с руки отдуваться за слишком вспыльчивую молодежь, и сбежал в недалекий Энск: ему и одной ходки пока хватало за глаза и за уши. Потом слышал, что показания на Степана и его дружков дала та самая молодая девка, из-за которой все и разгорелось, Шура, вроде бы. Но, с другой стороны, они сами виноваты, нефиг было до мокрого доводить. Так для Волкова та история и закончилась.

Как все было на самом деле 7 лет назад: Сочувствовал Шуре только ее дядя, Иван Сидоров. Он был напарником Степана и отлично знал, какой у того скверный характер. Он же вывел милицию на дальний хутор, где Степан прятался с подельниками. Когда Шурочка убежала из колхоза вся в слезах, Сидоров догнал ее, успокоил и привёл в Энск, где и рассказал уже знакомому следователю о травле. Матча сделал Саше паспорт (правда, пришлось накинуть пару лет) с фамилией ее тайного, столь недолгого, мужа, посадил на автобус до Москвы и дал контакты людей, которые помогут освоиться на первое время.

Шура семь лет назад доехала до Москвы. Знакомые следователя Матча, как он и обещал, помогли с комнатой в общежитии, пока она готовилась и поступала. Проучившись 4 года, ей, как отличнице, предложили выбрать несколько вариантов с распределением. Увидев в списке Энский завод, Саша (она теперь не любит, когда ее называют Шурочка) не раздумывая решила рвануть туда, и вот уже три года работает технологом на заводе, руководит внедрением новых технологий. Однако в недалекий родной колхоз выбраться никак не решается, слишком больно отзывается память о молодых годах.

Тогда, 7 лет назад, вскоре после "пропажи" Шуры Сидоров как-то пошел на рыбалку и обнаружил неизвестную повешенницу на старой иве. Та висела долго, птицы успели уже расклевать ей лицо. Сидоров сообщил о находке все тому же следователю Матча. Тот решил не открывать новое дело, а закрыть старое, обернув все так, что девушку опознали, как повесившуюся Александру Сидорову (благо, она была примерно такого же роста и телосложения)
Родственники Степана, однако, не дали жизни и ее дяде - даже пытались поджечь дом. Тогда Матча устроил так, чтобы Сидорову дали местечко разнорабочего на заводе.

Три года назад, когда на завод по распределению приехала молодой технолог Саша Сафронова, и Сидоров и Матча узнали в ней былую Шурочку. Впрочем, она попросила их не ворошить былое и не раскрывать ее в Энске, так что для всех она так и осталась “товарищ Сафронова, специалист из Москвы”, благо, других людей из их колхоза в Энске не было.

Где-то год назад Герда Чижик и Саша Сафронова вытащили из сугроба пьяного в дым разнорабочего Ивана Сидорова. Тот вяло отбивался и пытался объяснить, что у него тут постель, “отойди, Шура, не мешай дяде Ване спать”. Все-таки они смогли тогда его поднять и, одна за одну руку, другая за другую, отвести его домой.

Герда потом сказала, что Саше идет этот вариант ее имени - Шура, на что та ответила, что “терпеть не может этих деревенских сокращений нормальных имен”.

А Герда потом еще про себя удивлялась, чего это старик Сидоров себя “дядей Ваней” назвал, отродясь за ним такого самоназвания не водилось…..

Чижик и Кукушкина - подруги детства, во время войны воспитывались в одном интернате. Один раз обе пытались бежать на фронт, но были пойманы и возвращены в интернат. Еще два раза Чижик бежала одна, а Кукушкина прикрывала ее побег/помогала сбежать. Впрочем, оба раза Чижик возвращали. После интерната девушки поддерживали переписку. Кукушкина занималась карьерой, а Чижик успешно, как она считала, вышла замуж. В какой-то момент личная семейная жизнь Чижик дала трещину, она ушла от мужа и уехала в Энск. Энск выбрала по двум причинам: во-первых, здесь осела ее старая подруга Кукушкина. Она работала уборщицей в НИИ и на заводе. Во-вторых, здесь Чижик хотела найти своего духовного отца, старого священника Троицкой церкви. Кукушкина в это время работала уборщицей вместе с Рикель.

Кукушкина несколько лет работала уборщицей, как и Рикель.
Лет пять назад, во время генеральной уборки, Кукушкина сбила настройку одного из аппаратов, над которой наладчики долго трудились и вот, наконец, всё заработало. Кукушкина пыталась подставить Зинаиду Иванову, дескать, не опохмелилась, руки трясутся. Однако, Рикель всё видела и заложила Кукушкину А сама начала работать на две ставки. После этого случая Кукушкина исчезла из Энска, а недавно вернулась уже начальником первого отдела НИИ.

Но в 68-м диссиденты наши отчебучили. Ну, то есть как, сначала отчебучил Бровеносец - повел танки на Прагу. Якобы, по просьбе дружественного народа Чехословакии. Утром 25 августа заводчане прямо на заводской трубе вместо привычной надписи “Слава КПСС” увидели “Нет вторжению!” Оказалось, и инженеры, и работяги, и целый начальник участка в сговоре оказались. Начальника участка тогда арестовали, с тех пор в Энске его никто не видел. Инженеров и “маляров” в психушку упекли, а тех, кто покрывал все это или так, мирно за перекрашиванием трубы в ту ночную смену наблюдал, премий лишили.

Всего в покраске участвовали:
Константин Толмачев, начальник участка - организатор
Дмитрий Касаткин, инженер - подписал документы на получение краски и выдачу наряд-допуска на работу с автокраном.
Логинова, зав.склада /есть на игре/ - выдала краску
Шумов Сергей, рабочий /есть на игре/ - пригнал и управлял автокраном
Шохер Исаак (представлялся как Шохерев Иван), рабочий - красил
Бобрецов Илья, рабочий /есть на игре/, рабочий, начальник смены - красил.

Расследование истории годовой давности с покраской трубы вел начальник энского КГБ, тов. Бобрецов. Весь завод тогда поставили на уши, и очень быстро вышли на одного из исполнителей, товарища Шохера (впрочем, на заводе его почти все знали, кроме отдела кадров, начальства и бухгалтерии, знали как Ваньку Шохерева). Тот поленился сразу постирать одежку, так что следы краски на ней выдали его с головой.
Товарищ Бобрецов-старший, хоть и считается довольно добрым (для кгбшника), но тут взялся за дело всерьез. Ваньку-Исаака допросил с пристрастием, выбил у него имена всех заговорщиков, и уже утром, не успели они продрать глаза и выйти на смену, как к каждому постучало по паре суровых ребят с приказом при сопротивлении стрелять на поражение. Дальше были следствие с последствиями. А вот они, последствия, для каждого оказались свои:
Толмачёва, начальник участка, быстро увезли в Москву. Больше он в Энске не появлялся (и все понимают, что, хотя на дворе и не 30-е годы, но за организацию такого если не расстрел, то много лет точно обеспечены).
Касаткина, Шохерева и Шумова - после психиатрического освидетельствования приезжими специалистами направили в Москву, на лечение.
Бобрецов-младший - написал явку с повинной, в которой раскаивался в совершенном, признавался в том, что поддался тлетворному влиянию и торжественно обещал “никогда-больше”. После этого его исключили из партии, сняли с должности начальника смены, лишили премии (как, впрочем, и всех остальных заводчан), но тем дело и кончилось.
Логинову тогда также допросили, но довольно быстро отпустили, признав невиновной, так как она просто выполняла указание инженера на выдачу краски, не зная на что та пойдет.

Год назад Варвара Майорова слушала курсы по судебной психиатрии у профессора Черниговского Максима Сергеевича. Для неё он был большим авторитетом, и она надеялась попасть к нему на стажировку.
В сентябре 1968-го (за год до игры) к нему на дополнительное обследование и лечение попали фигуранты “дела энских диссидентов”, некие Касаткин, Шохер и Шумов. Профессор, поговорив с каждым из них, не сдержался и поделился с Варварой тем, что он думает про то, как КГБ использует науку, призванную лечить людей, для наказания. Варвара, к тому времени уже несколько месяцев знакомая с профессором, впервые видела его настолько выведенным из себя. Учитель был бы не самим собой, если бы поступил так, как предписывали неофициальные распоряжения с самого верха.
Профессор Черниговский честно и добросовестно провел полное обследование со всеми необходимыми тестами, после чего признал всех троих настолько здоровыми, “насколько это вообще возможно в наше нездоровое время” (последняя часть, конечно, не пошла в документы, но произносилось профессором устно).
Профессора Черниговского после этого случая также вызвали “на разговор”к товарищу Черняховскому. На следующий день Максим Сергеевич признался Варваре, что, хотя официальных последствий для него и не будет, но, кажется, его практике скоро придет конец. После того разговора профессора как будто подменили, всегда готовое раньше улыбнуться лицо превратилось в серьезную сосредоточенную маску. А через пару недель (в октябре 1968-го, 11 месяцев назад) он скончался и, хотя в медэкспертизе было написано “инфаркт”, Варвара с одного взгляда на сведенное судорогами мертвое тело поняла, что все не так просто….

Год назад, когда Шумова, Касаткина и Шохера привезли в Москву на дообследование и дальнейшее "лечение", профессор, который их осматривал, провел полное обследование со всеми необходимыми тестами, после чего признал всех троих здоровыми.
Все трое снова перешли в КГБ, но уже в столичное управление. Дело теперь вел подполковник Черняховский. Подполковник не любил копаться, дело было ясное, и вскоре было закрыто.
Шохера, как агента израильской разведки, отправили вслед за Толмачевым по этапу. Касаткина и Шумова послали на повторное психиатрическое освидетельствование, но уже в другую клинику. Там им поставили нужные диагнозы и отправили на “лечение”. Дмитрий Касаткин так там и остался, Шумов же, пройдя очередные тесты и проверки, спустя полгода подписал все бумаги, которые ему дали, получил освобождение из “больницы” и вернулся на родной завод(за пару недель до начала игры). Эх, если бы Дима не был таким упёртым, пошёл бы на уступки и подписал те же бумаги. Его ведь жена дома ждёт, его Светочка!

Но в 68-м диссиденты наши отчебучили. Ну, то есть как, сначала отчебучил Бровеносец - повел танки на Прагу. Якобы, по просьбе дружественного народа Чехословакии. Утром 25 августа заводчане прямо на заводской трубе вместо привычной надписи “Слава КПСС” увидели “Нет вторжению!” Оказалось, и инженеры, и работяги, и целый начальник участка в сговоре оказались. Начальника участка тогда арестовали, с тех пор в Энске его никто не видел. Инженеров и “маляров” в психушку упекли, а тех, кто покрывал все это или так, мирно за перекрашиванием трубы в ту ночную смену наблюдал, премий лишили.

После этой истории зачинщика, начальинка участка Толмачева, быстро раскололи, как пособника западной агентуры, а еще троих, Касаткина, Шохирева и Шумова, привезли в Москву на психиатрическое дообследование. Вел его светило мировой науки и, как стало скоро понятно Мэлсу, по совместительству шпиона израильской разведки профессор Черниговский. Он признал всех троих здоровыми, “насколько это вообще возможно в наше нездоровое время” (последняя часть, конечно, не пошла в документы, но произносилось профессором устно).
Все трое снова перешли в КГБ, но уже в столичное управление. Дело теперь вел подполковник Черняховский. Подполковник не любил копаться, дело было ясное, и вскоре было закрыто.
Шохера, как агента израильской разведки, отправили вслед за Толмачевым по этапу. Касаткина и Шумова послали на повторное психиатрическое освидетельствование, но уже в другую клинику. Там им поставили нужные диагнозы и отправили на “лечение”. Дмитрий Касаткин так там и остался, Шумов же, пройдя очередные тесты и проверки, спустя полгода подписал все бумаги, которые ему дали, получил освобождение из “больницы” и вернулся на родной завод

Черняховский, когда стало понятно, что Черниговский провел освидетельствование троих диссидентов не так, как надо партии и стране, вызвал в октябре 1968-го (11 месяцев назад) профессора “на разговор”, и объяснил ему, что, хотя явно ему пока ничего не предъявляют, но его работа на зарубежную (в первую очередь, израильскую) агентуру уже совершенно понятна органам.
Возбуждать дело Черняховский поостергеся, поскольку в наше “травоядное” время преследование такого светила науки могло задеть и тех, кто это преследование будет проводить, поэтому для прекращения антисоветской деятельности Черниговского пришлось прибегнуть к другим методам. Через пару недель после того разговора профессор скоропостижно скончался. В свидетельстве о смерти было написано “инфаркт”, и только Черняховский и непосредственный исполнитель знали, какой яд и как был тому введен (придумай сам, что там было. В качестве побочного эффекта у трупа могут быть заметны предсмертные судороги).

Светлана Добровольская в Энске наконец-то встретила свою судьбу - приятного, интеллигентного человека Дмитрия Касаткина. Взрослые, самодостаточные люди быстро поняли, что созданы друг для друга, вскоре поженились и несколько месяцев были бесконечно счастливы. У Кости было много хороших друзей среди местных интеллектуалов, он очень любил кухонные посиделки, но никогда не пытался вовлекать в дискуссии о политике Светлану, или заручиться ее поддержкой - как будто бы специально держал ее на расстоянии от этого. В ночь на 25 августа Дима предупредил Светлану, что выйдет в ночную смену, хотя раньше работал только днём. Впрочем, на утро Светлана поняла, где её муж пропадал ночью. Это стало для неё неожиданностью, но не сюрпризом - Светлана видела, как терзается ее муж, после каждой новой встречи с друзьями.

Судьба Дмитрия до сих пор неизвестна, единственный, кто может обладать хоть какой-то информацией - Шумов, который пару недель назад как раз вернулся из психиатрической лечебницы. Но Светлана чувствет к нему странную смесь стыда и робости - простой работяга, подчиненный ее мужа пострадал из-за его авантюрного характера. И она об этом ничегошеньки не знала, даже не успела отговорить.

Тепнарёва - внучка репрессированных (врагов народа). Всю жизнь, всем сердцем ненавидела советскую власть и всю жизнь просидела тихонечко, не высказываясь. Потому, что боялась. Когда её ребята перекрасили трубу, она почувствовала смесь гордости за свой коллектив (вот, где настоящие люди работают!) и обиды за то, что ее не взяли с собой и даже не поставили в известность. Да зачем же она им, такая трусиха и перестраховщица. Неужели же она бы позволила этому случиться? Вместе с тем Евгении очень больно от того, что завод лишился лучших своих кадров. Она чувствует свою вину за то, что отстоять удалось только Бобрецова и то потому, что отец выгородил. Теперь Евгения пытается всячески опекать Шумова.

Мать сестер Селезневых Анны и Клавдии - убежденная сталинистка. Именно по её доносу упекли родителей Тепнарёвой. Анну Селезнёву в диссидентских кругах Энска не то, чтобы не любят… Но и своей для них она ещё не стала: бросают тень и мать-сталинистка, и недалекая сестра-продавщица вино-водочного, которая общается с сомнительными людьми и почти наверняка стучит. Или может настучать, если прижмут.

Анна понимает все обстоятельства, которые мешают кружку диссидентов принять ее, но всё же очень хочет быть принятой. Особенно большую ответственность она ощущает перед Евгенией Тепнарёвой, которой считает себя обязанной.

Кукушкина года 3-4 назад работала домработницей в Москве у влиятельного Павла Терентьева - кандидата в члены политбюро. Нашла у него на квартире записку, в которой Терентьев объяснялся со своей любовницей Людмилой. Решила, что это ее “звёздный час” и потребовала от тов. Терентьева устроить ей быстрый карьерный рост, иначе она покажет записку его жене Елене. Терентьев устроил ее в школу КГБ.
Сейчас по старой памяти переписывается с супругой тов. Терентьева (которая ничего не знает, и считает Кукушкину очень хорошим человеком). Елена просила “присмотреть” за их сынком Михаилом, которого за какие-то проделки сослали в Энск в филиал НИИ Азотных удобрений.
Сам же Терентьев (не только кандидат в члены политбюро, но и видный научный деятель) после этого случая решил, что продолжать отношения с Людмилой Счастной небезопасно для его карьеры. Порвал с ней отношения и организовал ей перевод в Энск, чтобы не отсвечивала.

С удивлением узнаешь, когда прибудешь в город, в начальнике Первого отдела филиала НИИ Кукушкину Дарью, которая 4 года назад работала у вас в Москве домработницей. Еще у тебя смутные воспоминания вызовет старший научный сотрудник в филиале НИИ, тов. Счастная, которую ты несколько раз встречал когда-то в Москве, когда она приходила к вам в гости.

4 года назад в Москве у тебя был роман с кандидатом в члены Политбюро, тов. Терентьевым-старшим. Все было хорошо, встречи время от времени, помощь с оформлением заграничных командировок на международные конференции… Но однажды твой Павел сказал тебе, что жена что-то подозревает, и вам больше нельзя встречаться. Ты тогда, естественно, очень расстроилась, и даже слегка повысила на него голос… Ну как, слегка…. Стекла слегка дрожали. В общем, вы несколько повздорили, и, скорее всего, в том, что тебя вскоре перевели в Энск, виноват в том числе Павел.
Как раз вот сейчас в ваш филиал в новую лабораторию должен приехать его сын, Михаил Терентьев.

11 лет назад в Москве поженились плановик-экономист НИИ Азотных удобрений Галя Синицына и горячий восточный красавца, а главное - работник МУРа с блестящими перспективами Зеравшин Матча . Как назло, милиционер оказался хоть и на хорошем счету, но воспользоваться этим то ли не умел, то ли не хотел, и квартиру семье в ближайшие года так и не дали, жили в милицейском общежитии.
Лет 7-8 назад Матча расследовал дело о несчастном случае на стройке - несколько подростков подорвались на карбиде. Одного убило, одному оторвало руку. Невредим остался только заводила - Михаил Терентьев, сын кандидата в члены Политбюро. Сначала основной версией следствия было то, что ведро с карбидом оставили рабочие, однако расследование показало, что карбид был ловко похищен со склада, и украсть карбид своих дружков подначил все тот же Михаил Терентьев. Хотя товарищу Матче не раз “намекали”, что дело надо бы свернуть, списав все на несчастный случай, но тот “не понял” намеков. Слишком нагло и развязно вел себя Михаил на следствии: говорил, что ему ничего за это не будет, а такие, как Зеравшин, скоро будут бегать у него на посылках. В итоге дело дошло до суда с подбитыми со всех сторон доказательствами, и Михаила даже почти осудили… Однако на последнем заседании из дела пропала часть показаний, а вместо них там появились другие. Терентьева-младшего освободили прямо в зале суда, вместо него осудили сторожа склада и кого-то из рабочих. Зеравшину вынесли дисциплинарное, понизили в звании и перевели в Энск, где дали комнату в коммуналке. Синицына считает, что ее жизнь свернула не туда из-за недальновидности мужа. Три года назад, после ряда конфликтов, пара развелась.

Тов. Матча по долгу службы старается просматривать данные обо всех, кто прибывает в город (благо, один автобус в сутки доставляет не так много пассажиров), и на днях его взгляд зацепился за имя взявшего на сегодняшний рейс Михаила Терентьева. Не тот ли это его старый знакомый, из-за которого и пошла 8 лет назад под откос московская блестящая карьера?

Терентьев сразу по прибытии в город узнает, что в здешней милиции служит лейтенантом Матча Зеравшин, который когда-то чуть не посадил его.

Капитан Рысин и Шурочка Иванова поженились лет 9 назад. Он все свое время пропадает на работе, она - постоянно стремиться вовлечь всех окружающих в массовые мероприятия.

С самого развода Синицина ищет себе нового суженого, который мог бы помочь ей занять какую-нибудь хорошую должность в горкоме. Внимательно присматривается к начальнику своего бывшего мужа, капитану милиции Рысину, думает, как бы его окрутить, хотя тот давно женат на дуре-Шурочке Ивановой из бухгалтерии НИИ

Товарищ Ополовникова, председатель городского суда, очень уважает известную гадалку и предсказательницу, товарища Синицину. Недавно та ей предложила похлопотать в горкоме о том, чтобы Синицину взяли на должность заведующей отделом науки и производства.

Родной отец Саши Сафроновой происходит из семьи тех самых уважаемых людей, что были раскулачены в Энске, но перед этим спрятали клад во флигеле. У его матери (бабушки Саши) неожиданно пропало молоко и она отдала единственного сына на кормление бедной, но доброй и порядочной женщине, что нанималась к семье на работы. Когда родную семью сашиного отца репрессировали, кормилица выдала младенца за своего. Она (кормилица) умерла незадолго до того, как Саше пришлось покинуть Энск, и перед смертью успела сказать своей любимой “внучке”, Шуре, эту историю, а так же то, что где-то под старым домом действительно должен быть зарыт клад, единственными его наследниками являются папа Шуры и она сама. Кстати, это еще и означает, что “дядя Иван” на самом деле ей не родня… Впрочем, стоит ли об этом теперь вспоминать, когда он, единственный из колхоза, помог ей 7 лет назад добраться до Энска и сбежать?...

Витька Дроздов некоторое время работал в составе геологоразведочной экспедиции - искал нефть на шельфе северных морей, увлёкся геологией. Витька, знал, что по Энску ходят слухи, что завод может провалиться. Но считал это не более, чем городской легендой.
Около месяца назад Витька в очередной раз пошел исследовать окрестности Энска. Под корнями старой ивы он увидел что-то вроде норы, только очень уж большой для зверя. Один Витька лезть туда не стал, но решил позвать своих товарищей по таким вылазкам - Серёгу Шумова с завода и Леху Егорова из НИИ. Вместе они смогли исследовать лаз, но не глубоко - метров 100 всего прошли. Поняли, что стены и свод пещеры явно рукотворные - кое-где выложены камнем. Однако сооружение сильно обветшало, и планы приятелей нарушил большой пласт земли, свалившийся с потолка. Витька тогда повредил ногу. Шумов и Егоров не без труда помогли ему выбраться и потом вели травмированного Дроздова до города. Но товарищи договорились обязательно продолжить исследование подземелий, как только Дроздов пойдёт на поправку.

С месяц назад тов. Дроздов пришел в больницу с жалобой на поврежденную ногу. Там его лечила тов. Гончаровой, которой показалась странной травма, вызванная, якобы тем, что Витька “просто оступился”, уж слишком серьезные были ушибы. Однако после недели полного покоя нога Дроздова пришла в себя и его выписали. Пока лежал в больнице, товарищ Дроздов изрядно увлек своего доктора рассказами про свои северные путешествия, и она не отказывала ему в просьбах иногда дать немного разбавленного спирта. Ведь и правда, как рабочему человек - да не выпить, тем более, когда он все равно без дела лежит. Потом он еще пару раз приходил к ней за спиртом, взамен то оставляя какую-то полезную поделку, а то вот как-то и платье пошил.

Карцев в свободное время частенько гулял в окрестностях города в поисках “мест силы”. Особенно интересовал его церковный (Троицкий) холм, о котором рассказывала Синицына. Около месяца назад, во время одной из своих прогулок, Карцев заметил Дроздова, Шумова и Егорова которые сначала пропали куда-то в гуще ивняка, а минут через 20 вылезли перемазанные землёй, причём Дроздов сильно хромал и не мог передвигаться без помощи товарищей. Тем не менее, приятели оживлённо обсуждали, что обязательно нужно сюда вернуться! Карцев тогда проследил сначала за путешественниками, понял, что Дроздов попал в больницу, а потом постарался снова найти тот ивняк, но понял, что не точно запомнил место. Карцев очень переживал тогда, что так дал маху.

Чирецкая (в прошлом - геолог, преподаватель Ленинградского горного института) прибыла в Энск в 50-х в первый раз в составе комиссии, собранной после доклада тов. Фокина. Изо всей комиссии она единственная поверила в серьёзность описанных Фокиным проблем и угрозу обрушения карьера. Именно за это (за то, что пошла против линии партии и поддержала молодого коллегу)
Чирецкая лишилась должности и преподавательской ставки в Ленинградском горном институте. К счастью, в Энске на должности секретаря горкома был ее бывший фронтовой возлюбленный, Потапов-старший. Он-то и нашел для неё должность в библиотеке.

С той давней истории с обследованием, комиссией и началом житья в Энске Чирецкая хранит у себя служебную записку Фокина:

“Министру Геологии и защиты Недр СССР тов. Антропову П.Я.
От старшего специалиста по геологической разведке Главного Геологоразведочного управления Московской области Фокина И.С.
Служебная записка.
Многоуважаемый Пётр Яковлевич! Прошу незамедлительно принять меры! Проведённая под моим руководством геологическая разведка карьера вблизи города Энска Московской области показала, что дальнейшая разработка карьера представляет опасность для города Энска. Карстовые пустоты, а также система подземных ходов, обустроенных под помещениями завода, вероятно, еще в царские времена могут обрушиться в случае попадания в пустоты грунтовых вод. Разрушение карстовых структур в ходе разработки карьера могут привести к непоправимым последствиям и неизбежным человеческим жертвам, затоплению карьера и полной остановке разработки в городе Энске. Руководство заводоуправления и карьера поставлены в известность, но никаких мер принято не было. Убедительно прошу не оставлять вопрос без внимания и не допустить человеческих жертв и экономических убытков!
11.08.1955 г. /Фокин”

Во время работы в геологической комиссии Чирецкая, в том числе, обследовала подвалы зданий и сооружений завода. В частности, в подвале заводоуправления (флигеля) ей была обнаружена штольня, уходящая куда-то вдаль. Впрочем, далеко по ней пройти не получалось, ход на небольшом расстоянии оказался почти полностью завален.. Когда Чирецкая пыталась взять пробу кирпича со стен штольни, один камень выпал, и за ним обнаружилась жестяная коробочка, в которой лежала книжица. О находке Чирецкая никому не рассказала, а книжицу припрятала. Книжица оказалась дневником местного помещика - графа фон Либих-Петровского. Граф состоял в масонской ложе, собирал тайные знания и писал, что настолько преисполнился в своём познании, что всю свою мудрость изложил в неком документе, который хранится в церкви на Троицком холме. Дескать, это место силы и источник мудрости. Чирецкая думала продать дневник графа какому-нибудь коллеционеру, да всё никак подходящий покупатель не находился.

8 лет назад старший научный сотрудник Кольцова осознала, что годы-то идут, а семьи нормальной так и нет. Ну, как-то так не принято, что 30 лет - и не замужем, правда же? А ведь 30 лет уже скоро, глазом моргнуть не успеешь…
На Кольцову 8 лет назад заглядывался лаборант Дамир Карцев. Однако брак у них не задался: она - увлеченная ученая, он - лаборант, занимается какой-то мистикой, и спустя примерно год, лет 5-6 назад, они развелись так же быстро, как и поженились.

Варвара Майорова - следователь милиции, возвращающийся в родные места. Она помнит еще то старое село Троицкое, которое было на месте города, его старые дома, изразцы и крылечки, многие из которых, по ее мнению, тянули всерьез на объекты культурного наследия. Но осталось ли что-то из этого в новом городе Энске? Искренне очень не хочет, чтобы из Энска утекали местные культурные ценности. Чтобы сохранить хоть что-то, оставшееся от старого Троицкого, можно попробовать создать в городе краеведческий музей. Убеждена, что иконы и прочие ценности должны храниться в этом музее. Или в храме, если его восстановят, но тогда он тоже будет музеем, как объект культурного наследия!. Все дела (если таковые всплывут) о сбыте предметов старины постарается брать на личный контроль.

Пару недель назад в больнице пропал спирт. Натурально, прям весь (не очень-то великий) запас. Дело расследует следователь Клыкова.

Пару недель назад у Сидорова кончилась водка. И самогон. И то, из чего его можно было бы гнать. Он сначала держался, но потом как помутнение нашло. Залез в больницу ночью да и прихватил там бутыль.

В конце весны пришло из того хозяйства, куда, преимущественно, шли удобрения с Красного азота рекламация о том, что сортировка производится из рук вон плохо, до трети объема от поставляемого материала занимают не удобрения, а какой-то мусор, и просили тов. Иволгину проверить, что они там вырабатывают, на этом ихнем заводе.
Комитет народного контроля, он же для того и создан, чтобы все контролировать. Иволгина организовала проверку, и выяснилось, что в одном из цехов рабочие, вместо того, чтобы протирать детали спиртом, употребляли его для других целей. А потом садились на точно выверенные машины, после чего те давали стране что угодно, но только не то, чего страна от них ожидала. Товарищам Ивановой Зине и Дроздову Витьке тогда впаяли выговор, выписали штраф, а директору урезали премиальный фонд за следующий квартал. До нуля урезали, представляете?!
Остальные работяги с этими алкоголиками потом еще раз по-свойски поговорили, да что толку?

Товарищ же Тепнарева, директор, честно попыталась решить тот вопрос с народным контролем по-тихому, предлагала и услуги и деньги, но только товарищ Иволгина была непреклонна: ее народ сюда поставил, чтобы контролировать, как идут дела в народном же хозяйстве, а раз в нем бардак, то и отвечать виновные должны перед народом по всей строгости.

Очень тогда товарищ Тепнаревой не понравилась такая принципиальность, затаила она на Иволгину, и ждет случая, чтобы поквитаться.

Давно, уже лет 6-7 назад, проводил комитет народного контроля какую-то проверку в НИИ. Все тогда юлили, пытались что-то скрыть, и только завлаб Инна Селезнева была готова все рассказать и помочь. Главное дело, как быстро тогда стало понятно, и скрывать-то было особо нечего, просто привычка у людей дурная: раз что-то ищут, значит, надо что-то спрятать. Дело тогда так ничем и кончилось, но осадочек остался. Впрочем ненадолго, потому что, кроме осадка, вышла из той истории еще и дружба Иволгиной и Селезневой, которая так и прошла сквозь года, и стала только крепче.

Когда-то давно, еще до того, как Ян Джинджа, помощник начальника милиции Энска, женился на тов. Ополниковой, товарищ Иволгина, тогда еще просто сотрудник ныне возглавляемого ею комитета народного контроля, предложила Яну создать ячейку общества. Сделал она это в своей неподражаемой манере контроля, как будто брала его на абордаж. Товарищ Джинджа, впрочем, уже был закаленным в битвах с преступностью бойцом, и браться на абордаж отказался.

Так с тех пор и не сложилась у товарища Иволгиной личная жизнь, и иногда она сетует на это своей лучше подруге, Инне Селезневой.

Товарищ Терентьев - сын члена ЦК КПСС товарища Терентьева Павла Алексеевича. Папа всячески старался наставить Мишу на путь истинный, помог с поступлением в Тимирязевку (куда-то в более приличное место даже со связями при поведении сына поступить было сложно). В Академии на одном с ним курсе училась деревенская девочка-ботаник, Саша Сафронова, которая не вылезала из-за учебников и шла на красный диплом. Все друзья Михаила считали, что Саша недотрога, да и не нужна она была никому. Как-то раз, уже на последнем курсе, компания поспорила о том, можно ли раскрутить Сашу на роман, и Михаил взялся за это дело. Как-то он позвал Сашу помочь с заданием, потом позвал ее в кино, на каток, в ресторан.

Дело было, когда Саша Сафронова и Михаил Терентьев учились в Тимерязевке. Саша давно заглядывалась на Михаила Терентьева, он был видным парнем, по которому сохли все их однокурсницы. Когда он позвал ее в кино, она была на седьмом небе от счастья. Кажется, все шло хорошо.
Через какое-то время Михаил уговорил Сашу на первый поцелуй. В тот раз они разошлись по домам (точнее, он пошел домой, а она - в комнату в общежитии). Следующего раза не случилось. Михаил отговаривался сложной учебой, проблемами с родственниками, делами…. А в итоге прямо сказал, что “наша встреча была ошибкой”.

Закончив академию (конечно, с красным дипломом), Саша подала документы в аспирантуру, и ее обещали непременно туда взять. Но, когда пришло время, неожиданно оказалось, что на ее место взяли кого-то другого. Саша в итоге уехала по распределению в Энск. И вот на днях услышала от своей подруги, Герды, что в НИИ приезжает некий молодой ученый, вчерашний аспирант, Михаил Терентьев. Когда она услышала про это, то довольно сильно смутилась, но на расспросы подруги отвечать отказалась.

Михаил едва дотянул до конца учебы. Диплом ему помогли сделать по просьбе отца. Отец же и устроил так, что Терентьева зачислили в аспирантуру, взяв его на место, на которое уже была зачислена Саша Сафронова. А Саша…. Сашу он с тех пор больше и не видел.

Гертруда Чижик недавно узнала, что к ним в НИИ направили нового “молодого ученого”, вчерашнего аспиранта, Михаила Терентьева. Конечно же, она поделилась этой важной информацией со своими немногочисленными подругами, Кукушкиной и Сафроновой. Саша при этой новости сначала побледнела, потом порозовела, но на расспросы подруги отвечать ничего не стала, а Герда и не настаивала.

Лет 8 назад Кукушкина в очередной раз искала себе какую-нибудь работу. Ее взяли санитаркой в больницу.
Однако Кукушкина рассудила, что носить утки за такие деньги ниже её человеческого достоинства и начала потихоньку сливать спирт. За этим занятием была почти что за руку поймана тов. Мирной - тогда еще рядовым врачом. Впрочем, Кукушкина, как обычно, надавила на жалость (что отлично умела), так что в милицию о пропаже спирта заявлять не стали. Но по инициативе тов. Мирной Кукушкина была уволена.

Кукушкина крепко затаила обиду на Мирную, когда из-за той ее уволили из больницы 8 лет назад.

Лет 7 назад, когда Кукушкину уволили из больницы (работала там санитаркой), Чижик выхлопотала по старой дружбе для неё ставку уборщицы в НИИ.

А в начале этого лета Кукушкина, уже начальник Первого отдела в филиале НИИ, подняла как-то на городском партсобрании вопрос о том, достоин ли состоять в партии в наш век научного коммунизма человек, продолжающий соблюдать все эти устаревшие религиозные обряды. “Ведь такой, случись выбирать, предаст и партию и родину!” - распиналась тов. Кукушкина с кафедры. Палец ее неумолимо указывал прямо на завотделом горкома по здравоохранению, товарища Мирную. “Да все знают, что у нее вся комната в иконах!”
Тов. Мирная возразила, что хранит иконы не как объекты культа, а как культурное наследие. Споры разгорелись нешуточные. Мирную в городе очень любили, но и обвинение было выдвинуто серьезное. В конечном итоге все-таки собрание все-таки пришло к решению оставить товарища Мирную в партии, но при этом подучить научный коммунизм и сдать его товарищу Потапову, первому секретарю горкома.

Мирной очень тяжело далось такое публичное отречение от своей веры на том партсобрании. Она напоминала самой себе историю с апостолом, который трижды отрекся от Христа…. Но ничего не могла с собой тогда поделать, уж больно страшно было видеть эти многочисленные укоряющие взгляды, как будто пронзающие ее насквозь.

Потапов со своим ГДРовским другом полюбили такое развлечение: составляли из марок ребусы и отправляли друг другу. Очень им это занятие понравилось, простые ребусы надоели - стали придумывать позаковыристее. И вот, однажды Потапов придумал очень уж удачный ребус да вот для окончания всё никак на мог подобрать подходящей марки…

Как-то раз, пару месяцев назад, в июле, после смены работяги нашли бутылку коньяка, причём не советского.
Конечно, сообразили на троих - Зинка Иванова, Витёк Дроздов и Аля Зайцева. Аля, хоть и не большая любитель выпить, очень уж ей ненашенский коньяк захотелось попробовать. Когда бутылку распили, Зинка по привычке начала ковырять этикетку, а под ней нашла марку с какой-то империалистической теткой и словами непонятными, явно тоже ненашенскую. Вот такую:
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D1%91%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BF%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B8
Аля тогда сказала, что им невероятно повезло - это, должно быть, очень ценная марка. Что о находке надо написать в местной газете! Впрочем Зинка уже была пьяненькая и соображала плохо, да и вообще, не понимала она этого странного увлечения печатными мелкими бумажками, не деньги же ведь, а потому просто отдала Але марку, раз та ей так приглянулась.

Аля Зайцева пару месяцев назад принесла в клуб находку, которую ей отдала нашедшая случайно Зинка Иванова, тоже с заводу: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D1%91%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BF%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B8 Товарищи-филателисты опознали, действительно, очень ценный экземпляр. Эта марка какое-то время переходила из альбома-в альбом, и в конце концов оказалась у Потапова.
Потапов понял, что марка идеально подходит для окончания ребуса, не удержался, приклеил и отослал ГДРовскому товарищу (примерно полтора месяца назад). Когда он признался примерно месяц назад в этом на следующем собрании кружка, негодованию соратников по увлечению не было предела, а родная жена целую неделю после этого с ним не разговаривала иначе, как по работе, да и теперь регулярно припоминает.

Василий Потапов-младший, как и многие другие в городе, слышал кое-что о ценной находке филателистов пару месяцев назад. Он быстро навел справки и понял, что эту марку можно очень недурно пристроить, но для этого надо сначала, чтобы отец и его друзья выпустили ее из своих рук, а это казалось нереальным. Однако, спустя примерно месяц после той находки он обнаружил в почте на отправление письмо от отца своему приятелю в ГДР, на которое были наклеены сразу несколько марок, в том числе и эта, заграничная (выглядит вот так: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D1%91%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BF%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B8). Вася аккуратно отклеил редкий экземпляр, вклеил вместо него обычную 4-хкопеечную, да и отправил адресату, а ту марку хранит у себя. Понимает, что среди энских филателистов такой ценный экземпляр сбыть, пожалуй, некому, а более перспективного покупателя еще надо найти…

Зина Иванова, прочитав потом в местной газете на трезвую голову про находку филателистов, чувствует себя обманутой: если этот клочок бумаги и правда столько стоит, то почему с нею никто не поделился?!

Будучи молодыми людьми, Бобрецов, Потапов и Сидоров работали одной бригадой в 30-х вольнонаёмными на стройке сооружений Дмитровского гидроузла, Бобрецов Алексей был бригадиром. Снабжение было плохим, вольнонаёмные питались едва ли лучше лагерных. Но однажды, в честь очередной годовщины Революции снабжение заметно улучшилось - на столе появилось и мясо, и молочное. Даже чай с сахаром. А через полгода, когда до стройки дошли слухи о страшном голоде в Поволжье, в управлении полетели головы. Выяснилось, что несколько составов с фуражем, отправленных в помощь голодающим в УССР не пересекли границы Московской области. Всех, кого тогда не расстреляли, тех посадили. С тех пор все трое точно знают: если где-то что-то прибыло, значит, где-то что-то убыло. А благими намерениями вымощена дорога в ад.
В какой-то момент на стройке была обнаружена недостача нескольких пайков. Началось расследование, и быстро стало понятно, что взял их кто-то из их бригады. Осудили Сидорова, ему досталось по полной - сел на 10 лет, войну начал в штрафбате, но уже в 42-м “искупил кровью”.

К Бобрецову тогда (во время стройки 30-х) приехал брат малой весточку передать - мать заболела, совсем плоха. “Дай, думает, передам ей хоть гостинец,” - и взял “взаймы” несколько пайков.

Потапов подозревал, что виноват может быть бригадир, но никаких доказательств у него не было. Просто он слишком хорошо знал своего верного друга Сидорова. Тот мог, конечно, иногда, слегка перебрав, сделать или ляпнуть что-то, о чем сам потом не помнил, однако украсть пайки у товарищей - на такое Ванька, конечно, был не способен. Но одно дело думать про себя, а другое - сказать на суде. Сробел Потапов, промолчал. Потапов же по сей день чувствует перед Сидоровым свою вину, что не заступился тогда за друга, чувствует себя перед Ванькой в долгу.

Когда после войны встретились, спросил Василий Потапов Ваньку: крал ли он пайки. Тот ответил: “Бес попутал, должно, выпил лишку, да и взял закусить, не рассчитал.” Видно было, что Сидоров сам верит в то, что, подвыпив, потерял последний ум и объел, не разумея, товарищей. С той поры так и пьет не иногда по праздникам, как все нормальные люди, а каждый день и помногу.

Пар лет назад у товарища Мирной случился роман с недавно приехавшим в Энск океанографом, Витькой Дроздовым. Затух он через пару месяцев после начала, когда Витька стал все больше налегать на водку вместе со своими новыми друзьями-алкашами.

Товарищ Кольцова, еще недавно просто старший научный сотрудник, не зря оставалась допоздна на работе. Обскакала всех остальных сотрудников: доказала, что в местной земле можно добывать не только азот и калий, но и редкоземельные элементы, и теперь ей под это выделяют новую лабораторию, а еще присылают молодого специалиста в помощь из самой Москвы

Недавно стал за Счастной ухаживать интересный мужик, Бисяев. Были у Счастной и профессора, и иностранцы и даже кандидат в члены политбюро. А вот, таких загадочных поклонников еще не было. Счастная относится к своему ухажеру двояко. Непонятно, чуть страшновтао… Но ужасно интересно!

Таких ярких и интересных баб, как Счастная в Энске не видели давно. Может быть, никогда. Вот и решил Бисяев приударить за красавицей. Не из серьёзных чувств, а так - для понту.

У Бисяева есть в Энске дочка от старой “ошибки молодости”, еще довоенной, Зайцева Алевтина с завода - потому здесь и осел. Алевтина думает, что папа погиб на фронте. Мама тоже уже лет 10 как скончалась, еще до того, как Бисяев тут обосновался. Бисяев разыскал девушку, представился знакомым родителей, рассказал, что сел по доносу.

Примерно год назад Зайцева Алевтина развелась с Шумовым Сергеем.

После развода Алевтина переживает, что осталась одна, разведенка, брошенка. И кому она теперь нужна, когда уже за тридцатник?

Для Шумова его поспешный брак с Алевтиной оказался мучительным: девушка вскоре показалась ему замкнутой, ограниченной и необразованной - не под стать ему с его пыткому уму и тяге к знанию. Вот и развёлся.

В городе есть старый знакомый твоих родителей, Валентин Бисяев. Слегка тебе покровительствует.

Видя, как тяжело его дочь переживает развод, произошедший уже год как, Бисяев задумывается, о том, на сколько хорошо Шумов обходился с Алевтиной за годы брака?

После войны, когда решено было в 49-м строить завод, для одного из корпусов не хватило кирпича. Приехал тогда из Москвы человек, сметчик, осмотрел окрестности и говорит: больно накладно обойдется вам кирпич слать. Недостаёт всего чуть-чуть. Так что на кирпич можно и церковь вашу разобрать - не велика ценность. Тут же явились откуда-то добры молодцы, заложили под фундамент нашей энской селитры и церковь подорвали. Не учел тогда московский сметчик, что строили при царе на совесть, цементу не жалели. Церковь не пожелала рассыпаться по кирпичику, а пошла трещинами, раскололась на несколько каменных глыб и ухнула вниз. Старики тогда сметчика чуть было не поколотили - даже милиция приезжала его обратно провожать. А председателя старухи еще долго за глаза величали антихристом. За то, что дал добро на снос церкви.

Варвара Майорова ходила в школу в соседнем с их колхозом Энске. В старших классах Варя вступила в краеведческий школьный кружок. Наступил 1949-й год, и ребята (Варе тогда было 16 лет) узнали, что сметчик дал рекомендацию снести Троицкий храм, их гордость и предмет исследований. Варя убедила друзей из кружка постараться помешать сносу, а сама побежала в партком строительства, чтобы заявить на сметчика и бригадира, одобрившего снос: «Товарищ бригадир проявил халатность при возведении корпусов завода! В процессе работы у него обнаружилась недостача, а возможно и кража стройматериалов (кирпича)! Он подговорил сметчика дать рекомендацию разобрать церкви, являющейся культурным наследием областного значения. Наверняка никаких согласований на то товарищ бригадир не получил, свои действия с парткомом не согласовал. Прошу произвести расследование о недостачи стройматериалов и организовать историко-культурную комиссию в город Энск с целью признания церкви историческим и культурным памятником!». Товарищ Потапов, парторг стройки, выслушал ее внимательно, сочувственно посмотрел и объяснил, что культурное наследие - это, конечно, хорошо, но только тогда, когда в стране работают заводы и всего хватает, а не сейчас, всего через 4 года после завершения большой войны, которая столь многое разрушила. “Вот подожди, построим завод, город, все наладим - и снова построим ваш памятник, еще лучше, чем было. Если советская власть будет строить, он же еще тыщщу лет простоит, не то, что это царское наследие!”
Остальные участники краеведческого кружка в то время вышли к церкви, чтобы защитить её своими телами, но их попросту подвинули.

Теперь, спустя 20 лет, Варвара возвращается в родные места и думает про то, что надо бы напомнить тов. Потапову про его намерение….

В 16 лет у Варвары был ухажер - Волков, на год старше ее. Для обоих это вполне могло потянуть на первую любовь, но с тех пор уже сколько воды утекло. Он вступил в краеведческий кружок и очень интересовался предметами старины. Впрочем, поговаривали, что интерес его не от чистого любопытства, родители его этим добром приторговывали. Когда Варвара устроила демонстрацию подростков у стен церкви, Волков тоже принял в ней участие. Разбирательство с милицией закончилось ничем - родители Волкова договорились с судьей, и дело против подростков закрыли.

После взрыва церкви в 1949 г. Семипалатин обивал пороги, писал письма, требовал уважать духовные потребности православных товарищей г. Энска. Собирал подписи и писал открытые письма от имени религиозной общины. Апеллировал к тому, что эта церковь была укрытием для жителей Энска во время войны. Тов. Метельская долго была против восстановления церкви, считает, что государственные деньги можно потратить и более осмысленно. Однако, она почти сдалась, когда к просьбам батюшки присоединилась член горкома тов. Мирная. Тов. Мирная апеллирует к тому, что вера помогает переживать невзгоды и сохранять здоровье.

На днях тов. Метельской “сверху” в горком пришла разнорядка - не допускать появления новых культовых объектов.

Синицина и остальные члены эзотерического кружка вслед за ней считают, что христиане построили свою церковь на месте силы, а холм - вовсе не холм, а курган древних вятичей, и вообще там живут духи более древние и мудрые , чем те, которым молятся православные. Время от времени Синицина ходит на церковный холм общаться с духами, водит туда своих последователей проводить ритуалы.

Прошлым летом, когда Синицына с единомышленниками-эзотериками решила провести ритуал на день Солнцестояния, их с церковного холма прогнали православные, которые служили службу и совершали крестный ход по случаю праздника Троицы.

Рысин знает двух людей, промышляющих не совсем законным мелким бизнесом в Энске, Потапова-младшего и Чирецкую. Потапов-младший пару лет назад попал ему на крючок, но они договорились: если в городе происходит что-то действительно серьезное, вездесущий почтальон обязательно расскажет все, что про это знает, а Рысин не трогает мелкого хапугу, проворачивающего свои такие же мелкие делишки.
Чирецкая же - известная в городе ценительница культуры и антиквариата. Рысин пару раз приходил к ней за оценкой украденных вещей, когда надо было решить вопрос быстро, а не ждать долгих проволочек в районном центре, где сидят милицейские эксперты. Тов. Чирецкая в разговорах с Рысиным шутя именует себя теперь “внештатным сотрудником по культурным ценностям”.
Рысин недоволен тем, что приличные продукты в Энске на праздничный стол добыть всё труднее и хочет, чтобы ассортимент к ближайшему празднику был не хуже, чем в Москве.
Рысин знает, что у Матча есть связи в МУРе.
Пару месяцев назад Клыкова посадила очень ценного осведомителя - Мишу Золотого, зубного техника и подпольного ювелира, хотя он и пытался отвести ее с этого следа. Рысин с тех пор окончательно уверился в том, что Клыкова - недалёкая службистка.

Клыкова расследовала пару месяцев назад сложное дело о сбыте краденого золота. Улик было мало, да и были они противоречивыми, все показывало на то, что светит “висяк”. Даже начальник, Рысин, тогда сдался и дал распоряжение прекратить дело, но Клыковой удалось раскрутить маленькую зацепку, довести дело до суда и наказать сбытчика - Мишу Золотого, по всей строгости закона, чем особенно гордится. Рысин, впрочем, тогда не высказал особой радости, поздравил с завершением очень дежурно и смотрел как-то хмуро. Возможно, был уязвлен тем, что она смогла решить дело, которое он уже считал дохлым.

Вася попался пару лет назад за “незаконную предпринимательскую деятельность”, но папенька помог, да и начальник местный милицейский, капитан Рысин, вошел в положение и предложил в дальнейшем сотрудничать. Пару раз Вася сдавал Рысину каналы поставок, когда точно знал, что ему предлагают реализовать краденые вещи.

Некоторое время назад в Энске поймали вора из гастролирующей банды, при обыске у него обнаружили ювелирные изделия, предположительно, антиквариат. Экспертизы в районном центре ждать было долго, и начальник энской милиции, капитан Рысин неофициально обратился к известной в городке ценительнице и знатоку культуры и антиквариата Чирецкой. Этот случай был не единственным, так что тов. Чирецкая в разговорах с Рысиным шутя именует себя теперь “внештатным сотрудником по культурным ценностям”

Кукушкина имеет выход на заведующего продовольственной базой в Подольске. Знает про него то, за что он немедленно сядет (придумай сама, что это) и иногда его этим шантажирует, чтобы добыть то, что ей требуется, быстро и недорого. А добыть там можно очень много чего, ведь продовольственная база - это целый клондайк!

Инструкция прямо предписывает отдавать предпочтение песням, написанным членами союзов писателей и композиторов; популярной или народной песне. К авторской песне (и, тем более, к рок-музыке) стоит относиться с опаской - они обычно сочиняются людьми, ничего не понимающими ни в поэзии ни в музыке, а значит, выпускать их на сцену ни в коем случае нельзя.

Если нужно во что-то вовлечь максимум людей, Метельская заручается поддержкой старой подруги и помощницы - Ивановой - активистке из НИИ;

Примерно полгода назад тов. Метельская уговорила мужа, тов. Потапова, чтобы, раз они оба все время пропадают на работе время от времени уборщица с завода Софья Рикель приходила и помогала ей по дому

Во время своего последнего (и самого успешного) побега на фронт Чижик побывала в Троицком, на месте которого потом был построен Энск. На ночлег попросилась к местному священнику - отцу Онуфрию. Подумала, божий человек не откажет. Отец Онуфрий поговорил с непоседливой девочкой, принял у неё исповедь, поездку на фронт не благословил. Сказал, что пользы от неё там не будет, зато много горя и страданий принесёт она своим поступком тем, кто заботился о ней в интернате. Как раз в то время над селом пролетали фашистские самолеты, и одна из бомб попала в птичник отца Онуфрия. Жили в том птичнике пара курочек да петух, а после бомбы - остались от них только перья и клочки мяса, по всему двору разлетевшиеся. Очень это испугало тогда Гертруду. Отец Онуфрий договорился с водителем какой-то машины, который вывозил эвакуированных, чтобы нашел местечко также и для Чижик.
При отце Онуфрии служил молодой причётник Василий Семипалатин. Отец Онуфрий посчитал, что Василий слаб здоровьем и на фронт ему нельзя. Спрятал молодого человека и оставил служить при церкви.
Вернувшись в Энск Чижик встречает Семипалатина уже в сане священника. Ей по-человечески жаль этого несчастного человека. И она начинает опекать его. В заботе о нём она видит дань памяти своему духовному отцу.

Главная беда Семипалатина - пьянство. Пить он начал тогда, когда церковь разрушили, от горя за поруганную святую веру. Сам через то страдает, бросает иногда, но потом получает очередной отказ в просьбе о восстановлении - и снова запивает. Прихожане ему сочувствуют и стараются поддержать в стремлении избавится от пагубной привычки. Только старик Сидоров иногда приносит батюшке гостинец - самогончик или бутылку беленькой. Перед подрывом церкви Семипалатин пытался спасти хотя бы часть алтарных икон. Кое-что, вроде как, спасти действительно удалось.
Также батюшке продуктами помогает Мирная. Верующие точно знают, что она помогает священнику потому, что считает это своим духовным обязательством.
Сам Семипалатин такой заботой со стороны прихожан очень гордится: значит, есть еще милосердие божие в их сердцах, значит, не зря он с ними речи ведет.

У Софьи Гончаровой есть дочь Зинаида Гончарова, которую прижила во время войны (в 1943 г).
Когда Сара Хейфец работала в госпитале, у неё был фронтовой роман с молодым красавцем, товарищем Черняховским, “милым Мэлсом”. Потом он ушел обратно на фронт, но обещал ее обязательно разыскать после войны, если будет жив.
Прошло год, два, три, пять… Мэлса так и не была, и Софья решила, что он погиб. Ну не мог тот, кого она помнила, просто уйти, не сдержать обещание.

Когда Сара Хейфец работала в госпитале в 1943 г, у неё был фронтовой роман с молодым красавцем, товарищем Черняховским, “милым Мэлсом”. Потом он вылечился и ушел обратно на фронт, но обещал ее обязательно разыскать после войны, если будет жив. Черняховский с теплотой вспоминает медсестру Сару Хейфец, которую так и не смог найти после войны, хотя до сих пор, тайно даже от себя, мечтает снова ее встретить.

Свою дочь Софья Гончарова любит, но считает Зину непутёвой - в институт не поступила, связалась с какими-то дворовыми ребятами, работает продавщицей. Но при этом честная, не то что воровать, даже врать не умеет.
Софья болеет раком поджелудочной железы, но бодрится и работает. Прогноз - год-два от силы. Сейчас боли время от времени, потом станет хуже. Никому, кроме дочки Зинаиды и главврача Мирной, не рассказывает. Дочка ее опекает и хочет помогать, но Софья гордая и пока всё отказывается.

Младший Бобрецов, Илья, ухаживает за Зиной Гончаровой. Пока был жив папа, Зина его посылала, но теперь смотрит более благосклонно.

Семьи города Энска и их состав
/дисклеймер: мастера считают допустимым анохронизмом то, что в большинстве семей Энска у мужа и жены разные фамилии. Просим не акцентировать на этом внимание внутри игры/

1. Семья Василия Трифоновича Потапова, первого секретаря горкома, и Маргариты Метельской, заведующей культурой в том же горкоме. У них есть непутевый сын, работающий почтальоном, Василий Васильевич Потапов
2. Семья Бобрецова Алексея, начальника местного КГБ и Сороки Надежды, рабочей с завода. У них есть сын, рабочий с завода Бобрецов Илья
3. Семья начальника милиции, капитана Рысина и бухгалтера из НИИ, Шурочки Ивановой
4. Вдова врач Гончарова Софья, есть дочка Гончарова Зинаида
5. Семья председателя суда Ополовниковой Веры и помощника начальника милиции, Джинджа Яна
6. Семья лаборанта из НИИ Егорова Алексея и рабочей Ивановой Зины
7. Завлаб в НИИ, Добровольская Светлана и увезенный год назад КГБ Касаткин Дмитрий
8. Бывшая семья разведшихся экономиста Синицыной Гали и милиционера Матчи Зеравшина
9. Бывшая семья разведшихся рабочих с завода Зайцевой Алевтины и Шумова Сергея
10. Бывшая семья новой завлаб Кольцовой Эммы и лаборанта Карцева Дамира
11. Две сестры Селезневых. Старшая - Анна, завлаб в НИИ; младшая, Клавдия - продавщица в вино-водочном

Мать - сталинистка, активно доносила в сталинское время
Две сестры, Анна - старшая, завлаб;
Клавдия - младше на три года, продавщица в вино-водочном

Старшая, Анна Игнатьевна, - завлаб, но диссидентка и не очень-то красиво живет. Корит свою младшую сестру, позор семьи. Особенно после того, как та спуталась с этим Волковым, бывшим уголовником.

Младшая сестра, Клавдия Игнатьевна, посмотрев, как родителей их ученость довела до лагерей, решила, что без заумностей надежнее, и теперь живет лучше, чем ее высокомерная, измученная науками сестренка. Ну да так той и надо, нефиг нос задирать!

Тов. Метельская и тов. Потапов - образцово-показательная ячейка общества.
Сразу после войны Метельская познакомилась с настоящим героем - тов. Потаповым. Скоро поженились, в 1946 у них появился сын Василий. Вырос Василий не под стать родителям - лодырь, оболтус, стиляга. Пристроили в институт - вылетел. От армии отмазали, пристроили в Энске почтальоном.

У Васи-почтальона есть подружка - Герти Логинова, такая же “непутёвая“ как он. Тоже вылетела из института, теперь заведует в Энске складом. Впрочем, представлять свою возлюбленную родителям Василий не спешит - боится, что не оценят его выбор.

Логинову воспитали дальние родственники в Поволжье, оба родителя (Леонид и Галина) погибли на войне. Герти покровительствует старая знакомая погибших родителей - тётя Гиля Чирецкая. Она пристроила девочку в институт, а когда та вылетела, еще на первом курсе - помогла найти тёплое местечко на складе в Энске.

Чирецкая во время войны работала в прифронтовом госпитале, ухаживала за ранеными. В 1943 г. у нее случился спонтанный фронтовой роман с одним раненым бойцом, которого выхаживала - Василием Потаповым-старшим. Вскоре молодой прапорщик выздровел и отправился дальше воевать, а Надя Чирецкая осталась там же, лечить тех, кого покалечила война.
Когда, спустя много лет, Надя приехала в город Энск в составе геологической комиссии), она сразу поняла, что, хотя ее старая любовь тут, жива и более-менее здорова, но их роман остался в прошлом: у Потапова теперь семья, сын… Впрочем, Василий ее не забыл и, когда пошли проблемы, помог устроиться в Энске.

Результатом того давнего фронтового романа между Потаповым и Чирецкой стала дочь - Гертруда. В метрике девочку сразу записали под фамилией Логинова. Чирецкая поняла, что вряд ли сможет вырастить девочку одна, так что отдала на воспитание каким-то дальним родственникам, однако связь с ней всегда поддерживала и как могла участвовала в её судьбе под именем тёти Гили.

Лидер сообщества эзотериков - товарищ Синицина - до недавнего времени безусловный авторитет среди энчан, которые want to believe. Гадает на картах таро, общается с духами, проводит ритуалы. Среди ее последователей Карцев из НИИ, Селезнева из вино-водочного, уборщица Рикель и даже председатель городского суда тов.Ополовникова. Все они регулярно ходят к Синицыной за всевозможными советами и наставлениями от духов в любой понятной и непонятной ситуации.

Недавно Селезнева из вино-водочного прочитала какую-то очень умную книгу по йоге, и теперь начинает оспаривать старшинство в их группе тов. Синициной.

Эзотерики знают, что построивший Энскую усадьбу (от которой остались только развалины флигеля) граф фон Либих-Петровский состоял в масонской ложе и, наверняка, оставил после себя какие-то записи. Уже несколько месяцев обсуждают возможность устроить свою экспедицию по поиску наследия графа, но не очень понимают, с чего начать

С началом войны Сидорова из колонии направили в штрафбат, дав возможность “искупить кровью” кражу пайков . Там, на фронте, он и познакомился с товарищем Черняховским. Тот, в отличие от многих других, относился к штрафникам как к людям и, если человек не трусил, шел вперед и не бежал от пули, то относился к таким с уважением, готов был поддержать и помочь.
Однако так случилось, что помощь понадобилась не Сидорову, а самому товарищу Черняховскому. Весной 42-го подразделения, в которых служили Сидоров и Черняховский, попали в окружение. Штрафники и свободные сражались плечом к плечу. Всех офицеров уже убили, и командование на оставшейся полусотней бойцов взял на себя старшина Черняховский. Он смог организовать бой так, что два десятка бойцов смогли прорваться. Они - смогли, а вот Черняховский упал, когда уже рядом был спасительный лес, а немецкие цепи остались позади. Сидоров, который бежал сзади, заметил это, остановился и оттащил товарища старшину в ближайший ельник. Там они подождали, пока наступающие немцы пробегут мимо. Рана старшины была не опасна, но тот потерял много крови. Сидоров перевязал товарища, как смог, а дальше они несколько недель лесами пробирались к своим.
После того случая с Сидорова сняли судимость, а Черняховский прямо сказал, что он теперь навек должник вчерашнего зека, и тот может рассчитывать на любую помощь, кроме, конечно, вреда Советской власти. Время от времени они переписывались. Черняховский знает, что в Энске Сидоров работает разнорабочим на заводе, что злоупотребляет спиртным и, хотя потом в этом раскаивается, но бросить не может.

Саша Сафронова - технолог. Она отвечает за внедрение на заводе разработок НИИ и отчетность перед комитетом народного контроля. Её ответственность - с одной стороны, неукаснительно соблюдать предписания, отправленные из НИИ, с другой стороны - если новая модификация будет работать хуже старой, ответственность за это ляжет на плечи Саши. Бремя доказательства того, что ухудшение произошло не из-за разгильдяйства рабочих - тоже на ней.
Кто-то из рабочих встречает новшества с энтузиазмом - дадим стране угля! Кто-то относится скептически.

Вообще, Сашенька мечтает поступить в аспирантуру хотя бы местного филиала НИИ, чтобы стать учёным. Поэтому хотела бы завести дружбу с кем-нибудь из завлабов, чтобы потихонечку начать разговор, не найдётся ли для неё перспективной темы исследования…

Когда лежал товарищ Черняховский в госпитале в войну, все тамошние врачи на какой-то момент собрались на консилиум и вынесли ему приговор: ампутировать ногу, левую. Спасти нельзя.
Впрочем, нет, не все. Нашелся один, профессор Кольцов со странным именем Генрих. Впрочем, имя именем, а только тот профессор весь консилиум тогда отодвинул и так прооперировал Мэлса, что на выписке тот яблочко отчебучел.
Мэлс добро помнил. И, когда отголоском дела врачей в послевоенные взяли было товарища Кольцова и его отца, взял он их под личный контроль. Погонял и так и эдак (добро добром, но и шпионы Запада не лыком шиты, могут всякое провернуть). Впрочем, это оказался не тот случай, и вывод дотошного товарища Черняховского был однозначен: не виновны, отпустить. Генрих пытался благодарить, но Мэлс махнул рукой, мол за что, и попросил только не говорить никому о том, что он что-то там сделал.
Товарищ Черняховский, когда собирался на текущее задание, по старой (и очень полезной) привычке изучил об Энске все, что можно и даже то,чего нельзя. Глаз зацепился за знакомую фамилию, и, чуть покопавшись, Мэлс понял, что там работает дочка того самого волшебника, спасшего когда-то Мэлса от вечной хромоты.

Папа, когда вернулся в конце сороковых из органов , сказал только, что и там встречаются хорошие люди, и один такой их с отцом (дедом Эммы) и отпустил

Синицина, плановщик на заводе: может добыть качественные воровские инструменты; украшения; запрещенную западную и самиздатскую литературу; стиляжьи шмотки; музыкальные инструменты и реквизит для выступлений

Вася-почтальон - может добыть марки; всякие ценимые членами партии вещи; то, что нужно бюрократам (всякую статусную канцелярку); всякие эзотерические книжки и штучки; православные иконы и другие религиозные ценности; всякую редкую научную литературу и заграничные калькуляторы

Селезнева Клава, продавщица в вино-водочном: может добыть водку и вино, даже когда их нигде нет; московские продуктовые наборы; качественные рабочие инструменты, ценимые работягами

Кукушкина: может добыть московские продуктовые наборы; запрещенную литературу; стиляжьи шмотки; качественный воровской инструмент

библиотекарь Чирецкая: может добыть антиквариат вообще, предметы старины, в том числе религиозной; всякие эзотерические книги и другую символику; то, что нужно бюрократам (всякую статусную канцелярку); всякие ценимые членами партии вещи; музыкальные инструменты и реквизит для выступлений; всякую редкую научную литературу и заграничные калькуляторы

Логинова Гертруда: может добыть все, потребное работягам; может добыть и крепкий алкоголь, даже когда его нигде нет; ценимые партийцами качественные предметы одежды;

Импортные приличные костюмы можно добыть через Василия Потапова, который почтальон или через завскладом, Логинову

Качественные рабочие инструменты можно добыть через Селезневу, которая в вино-водочном и Логинову, завскладом

Качественную канцелярку можно добыть у Потапова-почтальона и у библиотекаря Чирецкой

Заточки, отмычки и дорогие украшения можно добыть у бухгалтера Синициной

Качественные музинструменты и реквизит можно добыть у бухгалтера Синицыной и завскладом Логиновой

редкие марки можно добыть через почтальона Василия Потапова

Предметы культа (иконы в первую очередь) можно добыть через почтальона Василия Потапова

Клевые западные шмотки можно добыть через Синицыну или Кукушкину

Самиздат и прочую запрещенку про то, как плохо жить тут и хорошо там можно добыть через Синицыну, Кукушкину или Логинову.

Крепкий алкоголь можно добыть через подполу продавщицы виноводочного, Слезневу

1. Еще с царских времен здесь было село Троицкое, а рядом с ним - карьер, где добывали селитру.
2. В 1948-м решили строить завод, чтобы сразу на месте перерабатывать местное сырье в азотные удобрения
3. В 1949-м - сломали церковь, из ее материала построили завод. Ее тогда пытались спасти группа местных подростков-краеведов, лидером которых была Варвара Майорова. В кружке так же был Волков Гриша. У них ничего не вышло, а Варвара уехала в Москву.
4. Священник Семипалатин тоже пытался помешать слому церкви, с тех пор обивает пороги и просит о восстановлении. Сам пьет.
5. Потапов здесь еще со строительства завода, руководил тогда его парткомом, да так потом и остался. В 1952-м году завод “Красный азот” сдали, как и жилые корпуса, привезли рабочи. От этого года село Троицкое закончилось, а начался город Энск.
6. В 58-м году в Энск приехал новый начальник милиции, капитан Рысин.
7. В 59-м году обнаружили залежи калия, карьер расширили, а к заводу пристроили еще один цех, для производства калийных удобрений.
8. Тогда же, в 59-м, заложили здание филиала НИИ азотных удобрений при АН
9. В 61-м году - филиал достроен. В нем функционируют две лаборатории. У них разные задачи: одна улучшает качество переработки азотных удобрений,, а другая - калиевых. Тогда же к мужу в горком приехала товарищ Метельская, и стала заведовать культурой.
10. Весной 62-го в город приехал новый следователь, по фамилии Матча.
11. В 62-м году летом в соседнем колхозе (совсем рядом) произошла история с Шурочкой Сидоровой, дочкой агронома. Ее руки уже почти добился первый парень колхоза, Степан Майоров, но тут в помощь папе прислали помощника. Шура оставила Степана и стала привечать приезжего гостя. Степан с друзьями убил того. Шура дала на них показания, за это ее начали травить в деревне. Она повесилась. Степан сел на 12 лет, его друзья - на 9.
12. В Энске долго работала то тут, то там тов. Кукушкина. Уборщицей, медсестрой, да много кем, но все вот так, на мелких должностях. Четыре года назад она уехала, а потом вернулась, уже начальником Первого отдела.
13. Года три назад сюда приехада знаменитая ученая всесоюзного значения,и с тех пор работает простым старшим научным сотрудником в НИИ
14. 2-3 года назад в город приехал известный океанолог, Витька Дроздов. И стал работать на заводе. А еще пить.
15. Год назад в конце августа, когда наши доблестные войска помогали братскому чехословацкому народу, заводские за ночь перекрасили на трубе “Слава КПСС” в Нет вторжению!”. Организатора, начальника участка Толмачева, инженера Касаткина, рабочих еврея Шохера и русского Шумова увезли тогда из города. 2-3 недели назад, впрочем, Шумов вернулся, и снова работает.
16. Пару месяцев назад Клыкова довела до суда нашумевшее дело. Тогда привлекли самого Мишу Золотого, зубного техника и подпольного ювелира. Судья Ополовникова тогда присудила Мише по всей строгости, и больше его тут не видели.
17. Пару месяцев назад филателисты нашли какую-то уникальную марку, с которой носились, как с писанной торбой. Однако потом, спустя несколько недель, умудрились ее протерять.
18. Пару недель назад в больнице пропал спирт. Натурально, прям весь (не очень-то великий) запас. Дело расследует следователь Клыкова.
19. Хотя Надя Сорока и числится на заводе, но практически ни дня там не работала. У них с Бобрецовым уже четверо детей (старший, кстати, работает тут же, и, в отличие от мамы, работает честно), и Надя все берет больничный за больничным, чтобы за ними ухаживать.
20. А еще товарищ Кольцова из НИИ, окромя прямой работы, проводила какие-то свои исследования, и накопала, что тут, кроме азота и калия, чуть не вся таблица Менделеева под ногами. И вот теперь специально под нее сделали новую лабораторию, и нового перспективного ученого из Москвы выписали, должен вот-вот приехать.
21. Впрочем, все больше ждут не ученого, а шишку из столичного КГБ, про приезд которой недавно поползли слухи
22. В городе есть община эзотериков, верховодит в ней тов. Синицина, известная гадалка, прорицательница и кто знает, кто еще…
23. В городе также есть стиляги. Верховодит у них почтальон, Потапов младший, сын первого секретаря и тов. Метельской.
24. А еще в городе есть свой пьющий, но очень уважаемый человек, со связями на самых верхах, Иван Сидоров, разнорабочий с завода. Не очень понятно, что там за связи, да только вредить ему остерегаются, мало ли что
25. На окраине Энска есть развалины, в том числе той самой церкви, кладбище и пустырь со свалкой. Туда стараются не ходить: навалено всякого много,недолго и ноги поломать.
26. Товарищ Метельская любит самодеятельность, театр, но не любит православных, эзотериков и бардов. Говорит, не положено.
27. Практически для каждого в Энске статусным предметом, которым можно похвастаться “перед своими” будет улучшенный, “московский”, продуктовый набор.

Стиляги - весёлые и дружные ребята, “Золотая молодёжь” Энска. Но, кое-какие противоречия между ними всё-таки есть. Бобрецов и Логинова - не только стиляги но и активные участники диссидентского движения. Своих “половинок” - Гончарову и Потапова они считают как будто бы поверхностными. Вроде как внешние проявления для них важнее внутренней свободы. Ради своего права выглядеть как хочется они готовы поступиться идеей борьбы со жлобской системой. Потапов и Гончарова же считают себя хитрее этих “идейных” - и своё урвём и трогать нас лишний раз не будут. Да и вообще, политика - дело грязное, чего в нее лезть, если можно просто танцевать и наслаждаться жизнью? Тем не менее, “Недалёкий” Потапов взял себе в подруги идейную “Логингову”, а “идейный” Бобрецов - “недалёкую” Гончарову.

11-12 лет назад КГБ и МВД в Москве взялись за одно и то же дело в двух концов.
КГБ расследовали дело контрабандистов западной литературы, с подозрением на шпионскую деятельность, МВД - незаконный сбыт зарубежных товаров. В конце концов и МВД и КГБ вышли на главаря банды.

Тогда, 12 лет назад, Рысин вышел на главаря банды. Понял, что это не просто делец, а беспринципный бандит и убийца. Посадить такого - дело чести, и Рысин блестяще провел операцию, упрятав всю шайку на долгие сроки. Однако вскоре его вызвали в КГБ и отчитали, как мальчишку. Дескать, помешал довести до конца расследование по делу государственной безопасности. Было долгое, неприятное служебное разбирательство, какое-то время Михаил даже сам ходил под следствием, но в результате Рысина “просто” понизили до капитана и отправили в Энск.

В той истории, 11 лет назад, в банду был внедрен ваш человек, которого так же взяли вместе со всей бандой и которого пришлось потом отдельно вызволять.
Операции КГБ помешал Рысин, который быстро провел ликвидацию всей шайки. Его тогда вызвали в КГБ и отчитали, как мальчишку, дескать помешал довести до конца расследование по делу государственной безопасности. Было долгое, неприятное служебное разбирательство, в результате которого Рысина понизили до капитана и отправили в Энск.

Недавно Рысин получили от своего авторитетного адресата письмо, в котором говорится о приезде в город Энск целого подполковника КГБ Черняховского. Очень знакомая фамилия, не тот ли это бывший сержант, с которым когда-то вместе работали во время и сразу после войны? По данным адресата, этот подполковник едет искать в Энске незаконные каналы поставок запрещенной литературы и пластинок.

Недавно Бобрецов получил весточку от своего товарища в Москве о приезде целого подполковника. Товарищ писал, что Черняховский - очень въедливый и подозрительный, иногда прямо сверх меры. Задание у него рядовое - раскопать каналы сбыта продукции западных агентов и шпионов, обычно на такое посылают людей помельче, а еще чаще - поручают товарищам на местах. Но тут Черняховский сам вызвался, и, кажется, планирует копать еще и в сторону прошлогодней покраски заводской трубы.