Семья Константина Николаевича
В 1848 году Константин Романов женился на Александре Саксен-Альтенбургской
Говорят, что все несчастные семьи несчастны по-разному, но ничто не предвещало беды или несчастья в самом начале.
Их брак был, конечно, политическим, иного и не могло быть у князя Романова. Но супруги уважали друга, даже любили, быть может.
В 1850 году родился сын Николай, в 1858-м — Константин .
Сыновьями гордились и старались воспитать их достойными.
Крымская война (1853–1856 гг.) стала первым серьезным испытанием для этой семьи — но как и для всех России, и для всего мира. Это была последняя страшная война в человеческой истории, как говорят сейчас.
Князь Константин всю войну был в Севастополе, командуя обороной города, от начала до самого конца, в самые горькие дни.
В октябре 1856 года князь Константин сдал Севастополь, и все же увел людей и вернул их домой — живыми.
И сам вернулся домой, к семье — покалеченный, но живой.
Известно, что князь не хотел бы более воевать, он несколько раз об этом говорил в семейном кругу.
Поначалу он и протез не пожелал ставить — отшучивался, что в мирной жизни ему и не нужно, мемуары/указы он и одной рукой прекрасно напишет, да и с дамами прекрасным образом обойдется, а что еще в жизни надо.
Но судьба распорядилась иначе.
В 1860 году в Польше пошел новый виток недовольства: проходили недели, месяцы — а ситуация не стабилизировалась: массовые драки, поджоги. Откуда-то в Польше нашлось много оружия.
Чаще и чаще в Зимнем дворце вспоминали польский сценарий 1830 года, когда немало крови впиталось в землю.
Тогда государь Александр повелел брату Константину Николаевичу отправляться в Польшу во главе 3-й Армии (сухопутный крейсер «Баязет»), разбираться с этой ситуацией. Брату Константину император всегда в решении таких дел доверял более всех.
Перед отправлением в Польшу Павел Артемьевич Верещагин изготовил для князя протез.
Константин с ситуацией разобрался за три недели, волнения прекратились. Но в Петербург он вернулся уже тем человеком, как семья его знает сейчас — холодным и жестоким.
У него всегда были романы на стороне, а от увлечения юности — даже дочь. Само по себе это нормально, кто из великих князей Романовых не был бы влюблен в свое время в венскую звездочку.
Но сейчас его поведение выглядит некоторым переходом за грань, нарушением всех приличий, оскорблением для жены. А главное, семья видит, что никак счастливее или спокойнее князя его прекрасные дамы не делают.
В конце 1874 года назад в семье случилась другая тревожная ситуация.
Старший сын Константина и Александры, Николай Константинович, со временем становился все большей и большей проблемой: карты, драки, бесконечные пьянки.
Кроме того он, отучившись в Императорском университете на историко-географическом факультете, он нигде более не служил.
Два года назад Николай пропал, в конце 1874-го.
Можно, конечно, надеяться, что это очередной его загул затянулся.
Но уже поневоле думается — может, он пропал навсегда и не вернется — например, все бросил и уехал в Америку копать пирамиды инков (это было бы в духе князя Николая, раскапывать то, что на поверхности и видно всему миру). Или же случилось что-то худшее.
Впрочем, его мать, Александра Иосифовна, спокойно ждет его возвращения.
Володя, приятель князя Николая
Владимир Дубровский, в недавнем прошлом — инженер на сухопутном крейсере «Плевна», в экипаже полковника Скобелевой. Также он был закадычным приятелем Николая Константиновича.
У него была невеста, Машенька Мезенцова](http://joinrpg.ru/1/character/794), они любили друг друга, собирались пожениться и быть счастливыми.
В конце 1874-го Володя подал прошение об отставке, не объясняя причин ни товарищам по службе, ни невесте. Диана Скобелева поначалу отказалась принимать прошение без объяснения — Володя был не только прекрасный инженер, но и друг и товарищ всему экипажу.
Однако по личному распоряжению Константина Николаевича, командующего «Плевной» (в составе 2-й Армии), прошение было принято.
Сейчас Володя живет в доходном доме близ Сенного и потихоньку спивается, говорят. Жаль парня, был талантливый.
Ну и «Плевна» осталась без инженера, что-то никто из них не задерживается.
Владимир Дубровский. Честь офицера
У Володи Дубровского, инженера сухопутного крейсера Плевна, было неофициальное поручение от княгини Александры Иосифовны: присматривать за ее непутевым старшим сыном, как бы чего не случилось. Володя честно это поручение выполнял, так как он был человек добрый и отзывчивый, да и к молодому князю был искренне привязан.
За это пользовался покровительством Александры Иосифовны — так, именно она сговорила его помолвку с обожаемой им Машенькой
В декабре 1874 года — в семье даже никто не и не заметил отсутствие князя, ему случалось пропадать и дольше — к Константину Николаевичу и Александре Иосифовне явился Володя и сказал, что они были с молодым князем Николаем, гуляли в Лондоне и, вероятно, сильно напились, по обычаю, в Molly's, а потом... князь пропал, и Володя его отыскать не может.
У князя и княгини тут же возник закономерный вопрос, как это так вышло, что Дубровский мог оставить их сына одного в злачном кабаке в Лондоне.
На это Володя жутко покраснел и сказал, что этого он сказать не может, честь офицера ему не позволит.
На что князь Константин отвечал, что, в таком случае, ожидает его отставки из действующей армии, не позднее, чем завтра.
А Александра Иосифовна прибавила, что и Машеньке никак невозможно теперь выйти за такого человека.
Машина недолгая помолвка
Три года назад к господину Мезенцову пришел молодой офицер Владимир Дубровский, служащий, и попросил руки его дочери. Молодого человека рекомендовала лично великая княгиня Александра Иосифовна, и Мезенцов не видел причин, чтобы отказать, тем более — было видно, что Маша его любит, и это сделает ее счастливой.
Дата свадьбы была назначена, Маша была очень счастливой.
Год спустя, в декабре 1874-го Александра Иосифовна сказала Мезенцову, что очень сожалеет, но она трагически ошиблась во Владимире Дубровском — она даже уклончиво намекнула, что это доверие много стоило ее семье.
Александра Иосифовна категорически рекомендовала не позволить Маше выйти за такого человека.
Мезенцов смутился — нельзя сказать, чтобы очень стремился вникнуть в душевные дела своей дочери, он не чувствовал себя достаточно компетентным для этого. Но тут он робко предположил, что, кажется, Маша-то счастлива была бы с ним.
Александра Иосифовна заверила его, что Володя совершил поступок совершенно бесчестный, и что в лучшем случае он дурак, а в худшем — предатель.
Ну а для Маши А. И. пообещала сговорить лучшего мужа, с тем чтобы Маша обязательно была очень счастлива.
Когда стало известно об отставке молодого человека со службы на крейсере «Плевна», Мезенцов, действительно, нашел это достаточным основанием, чтобы настоять на разрыве помолвки.
А впрочем, молодой человек и сам был к этому готов, кажется, не выглядел удивленным, когда ему Мезенцов сообщил это. Значит, и правда было за ним что-то нечистое.
Маша, правда, не была готова, конечно.
Ссора
Несколько месяцев назад между Константином Константиновичем и его отцом произошел чрезвычайно болезненный, во всех смыслах этого слова, инцидент.
Был день рождения Александры Иосифовны, отмечали небольшим семейным ужином.
За пару часов до ужина Константин Константинович увидел, что отец в прихожей, в сюртуке и уже взял в руки перчатки и цилиндр, собираясь выходить.
Молодой князь спросил, не боится ли отец опоздать на именины Александры Иосифовны.
На что князь холодно отвечал, в том смысле, что отправляется он в Вену, а им с Александрой Иосифовной уже давно нет радости видеть друг друга.
Князь направился было к выходу, дальше произошло что-то странное.
Константин старался обычно никогда не вмешиваться в дела отца и матери и не осуждать отца — слишком он его для этого уважал.
Но в данной ситуации его это настолько возмутило — не столько сам факт, сколько показательно-равнодушный тон его. Он сделал движение, которое можно было понять как то, что он хочет заступить дорогу князю. Константин Николаевич вроде бы просто отстранил сына — но когда тот дотронулся до плеча, Константин Константинович почувствовал острую боль, ни на что не похожую, никогда ранее не испытанную. Он в шоке отшатнулся и чуть не упал, пришлось схватиться за стену.
Отец спокойно обошел его и вышел за дверь.
Через пару дней князь пришел в комнаты сына и попросил о разговоре.
Он сказал, что сожалеет о случившемся и что он менее всего он хотел бы навредить Косте.
Как Константин запомнил этот вечер: отец был очень усталым и как будто больным, он и говорил странно, как мог бы говорить пьяный или больной… Костя запомнил две вещи, которые сказал отец.
О брате Николае — что он, вероятно мертв. То есть, мы можем надеяться, что в лучшем случае он мертв. А в худшем он предатель.
И второе, князь сказал, что ни за что бы не хотел командовать армией, сухопутным крейсером, «в котором был бы ты, Костя».
На другой день словно и не было инцидента, не было этого ночного разговора — отец и сын ни разу об этом не заговаривали более.
Железная рука, холодное сердце
После Крымской войны Константин Николаевич потерял руку. Это пример неудачного лечения — сначала слишком поспешно, потом слишком поздно.
Долгое время после конца этой войны, целых четыре года, он не желал ставить протез — отшучивался, что в мирной жизни ему и не нужно, мемуары он и одной рукой прекрасно напишет, да и с дамами сумеет обойтись.
И действительно, вроде как было всё прекрасно, пока в 1860 году в Польше не начался новый виток недовольств: ситуация там не успокаивалась. Закономерно вспомнили сценарий 1830 года, когда немало русской и польской крови впиталось в землю.
Государь Александр Николаевич принял решение, что разбираться с восстанием отправится брат Константин.
Решения государя не обсуждаются и не ставятся под сомнение: Константин должен возглавить 3-ю Армию (сухопутный крейсер «Баязет») и направиться в Польшу.
Перед отправлением князь пришел к Павлу Верещагину, которого он знал и которому абсолютно доверял еще со времен Крымской.
Князь сказал: «Павел Артемьевич, я отправляюсь в Польшу, и мне нужна новая рука. Но там, где я буду — мне понадобится добывать из людей из людей информацию, которую они вовсе не желают мне рассказать. И все же я не хотел бы калечить никого безвозвратно, так как у меня подрастают сыновья, и мне еще как-то смотреть им в глаза. Ты можешь решить эту задачу? Денег на прототип я дам».
Верещагин ушел работать, и через три дня вернулся c готовым прототипом: это железная рука, с помощью которой можно было причинять человеку огромную боль — при этом не калеча его. Именно то, что ему и нужно было в Польше.
Князю установили протез и он отправился в Польшу. Павел Артемьевич пообещал ему уничтожить схему и забыть ее.
Речи о том, чтобы пустить данный протез в массовое производство, не шло: ни князь, ни инженер этого бы не хотели.
После Польши нрав князя, и без того не ангельский, стал стремительно ухудшаться. С Павлом Артемьевичем, впрочем, у него по-прежнему доверительные, теплые отношения.
Об этом неприятном эпизоде оба не заговаривают, но забыть было бы сложно, особенно потому, что князь так и ходит с этой железной рукой, никуда она не делась.
Отчего-то князь не заменил ее после Польши на обычный протез, привык к этому, вероятно.
Мэри Морстен. Работа на английскую разведку.
Мэри — из талантливых сирот, выпускница знаменитых эстернатов (между прочим, родная сестра Риты Вратаски, таланты которой тоже известны и ценны для Британии. Свое родство они, впрочем, не афишируют).
С 16 лет она работала на британскую секретную службу, под непосредственным руководством Майкрофт Холмс
Мэри сама идея шпионажа ничем зазорным никогда не казалась, напротив, для нее это выполнение патриотического долга.
Крымская война прошла, Петербургские конвенции подписаны — но ни одна, ни другая сторона на самом деле ничего не забыли.
Противостояние Британской и Российской империй во многом оставалось реальностью.
Россия и была основной задачей Мэри.
С этой целью она очаровала генерала Михаила Долгорукого и вышла за него замуж, став одной из первых дам петербургского двора. Что ещё более ценно, она выиграла дружбу и доверие Екатерины Долгоруковой, любовницы, а с недавнего времени морганатической супруги императора Александра.
То есть, фактически у нее сейчас позиция за шаг до трона.
Николай Константинович
В 1874 году был такой эпизод.
Поздним вечером Мэри шла по темным улочкам Сохо, возвращаясь от своей ирландской любовницы.
Она увидела двух молодых людей в русской военной форме, явно не в самом трезвом виде.
Одного из них она мгновенно узнала: это был князь Николай Константинович, сын великого князя Константина Николаевича и Александры Иосифовны.
Николай был известен в семье как черная овца — изрядное разочарование для отца, изрядное горе для матери.
Но что гораздо более важно, Мэри также про него знала, что этот человек уже три года как работает на Майкрофта Холмса под именем агент Князев.
Мэри решила проследить за молодыми людьми, они как раз завернули в кабак.
Мэри незаметно зашла следом, в это время разглядела спутника князя и тоже его узнала: это был Володя Дубровский, служащий на императорском сухопутном крейсере «Плевна». Ничего компрометирующего за ним известно не было, кроме собственно, дружбы с князем Николаем.
К молодым людям подсела девушка известной внешности, известной профессии и ласково заговорила с Владимиром. Она словно бы уговаривала его пойти с ней, Владимир слабо отнекивался, а князь смеялся — до Мэри долетели его слова, что-то вроде: ну что ты, Володя, что со мной станется.
И ободряюще махал другу рукой.
Володя с девушкой в итоге ушли, а князь остался пить в одиночестве, но ненадолго.
Из темноты вышло несколько человек в темной одежде без знаков различия, они быстро и технично взяли князя за локти и увели. Никто, кроме Мэри, наблюдавшей за ними, ничего не заметил.
Понимая, что вмешиваться бессмысленно, Морстен побежала к Майкрофту.
Тот нисколько не удивился ее визиту посреди ночи, информацию воспринял, велел ждать и ушел.
Через несколько часов он дал ей знать, что все в порядке, их человека нашли, ситуация под нашим контролем.
Дальше еще несколько дней шли разбирательства между английскими спецслужбами, а Мэри сидела без дела и ждала. Более того, ей давно следовало уехать в Петербург — ее отсутствие уже становилось заметным.
Но она не хотела уезжать до тех пор, пока не будет точно известно, что Николай на свободе и все обошлось. Интуиция ей подсказывала, что что-то идет не так.
Однажды к ней пришел Майкрофт со сложным выражением лица и сказал: «Мисс Морстен, вам все же следует ехать обратно в Петербург».
«А как же князь Николай?» — спросила Мэри, уже понимая, что произошла беда, и мысленно проклиная все на свете.
Выражение лица Майкрофта стало ещё более сложным и он сказал, что произошла неприятная история, князь Николай, по всей видимости, потерял контроль над собой. Он повесился в своей камере. На шейном платке. Вчера ночью. Его вынули из петли, но уже слишком поздно, не спасли.
Мэри потрясенно молчала несколько секунд, в это время Майкрофт продолжал как будто бы раздраженно: «Он оставил записку для своей матери, слова любви и прощания, полагаю, это то, что пишут в таких случаях. Но мы не можем передать его последние слова. Ни одна живая душа не должна узнать, что он умер здесь. Я надеюсь, это хорошо понятно».
В завершение своей необычно долгой речи Майкрофт повторил распоряжение для Мэри возвращаться в Петербург.
Мэри ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
История в принципе рядовая, бывает, что люди ломаются, теряют контроль и нелепо умирают, тем более князь Романов в позиции английского шпиона.
Мэри пока тяжело смотреть в глаза Александре Иосифовне , матери Николая — она до сих пор ждет старшего сына, что вот он вернется со дня на день.
Если бы Александра Иосифовна все-таки получила записку сына, все было бы правильно.
Ночь с «Машенькой»
Два закадычных друга совершали свой привычный вечерний моцион по кабакам и пабам. Первый, князь Николай Константинович, — с явным удовольствием и предвкушением веселья. Второй, Владимир Дубровский, напротив был весьма рассеян и грустен.
— Опять ты где-то далеко, Володя. Тебе надо уже отвлечься и поразвлечься, — Николай подмигнул другу. Тот непонимающе посмотрел на него, но спустя мгновенье щеки его вспыхнули румянцем стыда и гнева.
—Ты прям как первокурсница, — рассмеялся Николай, входя в очередной кабак. Владимир поплелся следом.
Почти сразу же к ним за столик подсела девушка, внешний вид и открытый наряд не оставляли сомнений в ее профессии. Владимир хотел прогнать шлюху, но посмотрев на нее, замер. Она удивительно была похожа на его любимую невесту Машеньку, но не это остановило его. Совсем еще юная, худощавая, она с такой мольбой и отчаяньем посмотрела на него, что Владимир внутренне затрепетал. Пока он находился в ступоре, девушка придвинулась ближе и, уткнув Володю в обширное декольте, рассмеялась. Потом наклонилась к нему, намереваясь поцеловать в щеку. Но вместо этого быстро шепнула на ухо:
— Спасите меня.
Затем она встала, держа его за руку, и повернулась к двери.
— Я не могу, я не один, — неуверенно проговорил Владимир, глядя на Николая.
— Ну что ты, Володя, иди, конечно, тебе сейчас именно это надо. Что тут со мной может случиться? — Рассмеялся Николай.
Как только они вышли за дверь, девушка ускорила шаг.
— Быстрее, вопрос жизни и смерти!
Она отворила незаметную дверь в одном из мрачных зданий, примыкающих к трактиру. Быстро проскользнула внутрь. Владимир проследовал за ней в темноту. Он почувствовал, как что-то прыснуло ему прямо в лицо. Он вдохнул сладковатый аромат и погрузился в состояние какого-то полусна. Смутно он видел очертания разостланной кровати, чувствовал, как чьи-то быстрые и ловкие пальцы расстегивают пуговицы его мундира. И лицо Маши, милой Машеньки. Она смеялась и была невероятно красивой. Володе казалось, что она здесь, рядом, а не в далеком Петербурге. Он физически ощущал ее присутствие, объятья, поцелуи. А потом провалился в небытие.
На следующий день его разбудил стук в дверь, от которого она широко распахнулась.
Это был лакей Николая. Он сообщил, что Николай Константинович пропал сутки назад, и они не знают, где его искать. Владимир вскочил с кровати и обнаружил, что он абсолютно голый. Рядом лежала вчерашняя девушка, тоже обнаженная, и непонимающе смотрела на мужчин.
Владимир спешно покинул этот дом, он пытался сам найти Николая, но безуспешно. Оставалось только принести эту тревожную весть его семье.