Костоправ. И ожоги лечить мастер.

...Странный человек - Ерофеич. Так с ходу и не скажешь, сколько ж лет ему. Вроде и 30, вроде и 40, а вроде и 20. Живет бобылем, в церковь ходит, только если хозяин рявкнет, и там к причастию последним подходит. А исповеди... Отец Кондрат морщится - да, кажется, и не видал его отродясь? Но не может же такого быть... Вот, кажется, под Рождество точно был! Или не был?.. Нет, не помнит отец Кондрат, но под ближайший праздник точно намерен Ерофеича допросить... Исповедать в смысле.

И еще говорят про него всякое. Что с башкирскими язычниками в лесу якшается. Что все травы целебные в лесу знает. Что амулетом медным может огонь из тела выгнать. Что два раза в год, на самый длинный и самый короткий день, ходит он к Чертовой горе, к белоглазым карликам, носит им хлеб, соль и ягоды, а взамен получает серебро клятое. Почему клятое? А черт его знает, карлики же. Их, впрочем, с трезвых глаз никто не видел, как и серебра того...
Но все знают, что с Ерофеичем ссориться - себе дороже. Как-то повздорил он с Айлыпом-охотником, не в серьез, а так, по мелочи. И буркнул:

• На охоту идешь? Так смотри... Куна плавает по дну - не поймаешь ни одну!
  И действительно. Три дня бродил по лесу Айлып, да только одну белку добыл, да и ту щипаную. Аж показывать стыдно.

А вот лекарь он хороший. И в целом человек незлой, нет за ним того говорка, что за всяким черным тянется. Андрюха Соленый как-то целый ковш свинца плавленого себе на руку опрокинул, шкура клочьями слезала, думали уже - и не жилец. На волков пули отливал, волков в ту пору расплодилось - страсть. Но ничего, выходил его за неделю Ерофеич. Только буркнул:

• Не бери более свинца в руки, не лей пуль, не секи крестом...
• А волки?
• А с волками я сам разберусь.
  Черт его знает, разобрался или нет, но и вправду - как свежей тоненькой розовой кожицей покрылась рука, так и ушла стая куда-то в другие края. Больше серых не видели.
  И солдат Вася, инвалид при сторожке, когда штык от старого своего ружья чистил (зачем ему штык в деревне-то? - Надо, положено!) встал с лавки неудачно, половица гнилая проломилась, и едва чуть сам этим штыком не зарезался. Щеку порвало. Думали уже суровыми нитками зашивать, так хлестало, а Ерофеич пришел, каким-то клейстером помазал - и сошлись края раны.
  Только на штык поглядел, буркнул:
• Людей этим штыком убивал?
• Да разве ж то люди?.. То ж турки, нехристи!
• Две человечьих души на нем. Смотри, солдат, как бы третьей твоей не стать...
  И ушел.
  В тот же день с солдатской сторожки ворота отпали. Отвалились просто.
  Так всегда было у Ерофеича. Если где что хорошее делает - то потом непременно плохое.
  Все уж привыкли.