Граф Константин Форвранов - человек сурового нрава и, кажется, родился с плазмотроном в зубах. Он даже после окончания обеих войн продолжает жить воспоминаниями о войне и в Совете Графов постоянно напоминает о том, где в Барраярской армии все еще непорядок. Он, как соратник императора и ближних ему людей вроде Петера Форкосигана, мог бы войти в высшее придворное общество с ноги, но отчетливо презирает политические дрязги и предпочитает находиться от них как можно дальше. Это хорошо для семьи. Эзар точно знает, что его надежный меч не станет пытаться лезть на трон, а по первой просьбе оторвет голову любому того желающему. Борис привык относиться к отцу как к идеалу, но Оливье ему так и не простил.
Граф вернулся из далеких партизанских лесов не один. С ним был мальчик, которого он настоятельно потребовал называть братом. Мать была явно огорошена, и какое-то время отношения в семье были напряженные. Потом Борис не знает, что там случилось, но она переменилась в отношении к Оливье, хотя сама его перед этим едва не пришибла. Это еще больше определило отношения Бориса к нежданному брату. У них началась откровенная война за внимание родителей. Борис не мог поверить, что какая то лядь (назвать ее леди просто не поворачивался язык) могла так окрутить отца, что он заделал ей этого несуразыша. Может быть, нашел в капусте? Эти предположения высказывались Оливье в лицо, когда не было свидетелей, что любви между братьями не прибавляло. Потом стало немного полегче. Отец не желал, к счастью, класть сердце под ноги своему младшему, поэтому когда он взялся серьезно готовить Бориса к становлению наследником, брать в столицу, учить стрелять и ездить верхом, частенько про младшенького забывая, это был потрясающий триумф. Душа Бориса начала успокаиваться. Но выяснилось, что Оливье злопамятен, и теперь порой случались вспышки вражды, которые он явно провоцировал.

Когда пришло требование отправить сыновей в Академию, Борис несколько удивился, почему Оливье туда тоже отправили. Он был уверен, что барраярская армия будет гораздо эффективнее без этого идиота. Но против императорских приказов не попрешь. Впрочем, какого только сброда туда не понабрали. Среди отцовских друзей за чаркой водки были разговоры (которые Борис случайно услышал), что бездетный до этого Виктор Форморрель тоже привез с войны бастарда, причем законная леди Форморрель приняла его с радостью. (Борис тут в очередной раз подумал, на кой отцу был нужен Оливье, ведь у матери уже был он сам, недостатка в сыновьях граф Константин не испытывал.) При этом отпрыск этот Форморрелевский оказался от женщины, чью фамилию вообще в русской диаспоре поминали только матерно. Он был сыном Натальи Форсоновой. Граф Форсонов стал одним из очень немногих коллаборационистов русской диаспоры, а его дочь стала любовницей гем-полковника. Он ее частенько выводил в свет почти в неглиже. Поговаривали, что она отравилась, но, как оказалось, нет, вот всплыла каким-то образом в лесах, в объятиях Форморреля. Но об этом вне диаспоры болтать не принято, все-таки француз, может и скандал устроить, если публично прополоскать грязное белье его семьи.

В Академии Борис быстро освоился. С его умением нравиться людям, вести за собой и всячески пробивать дорогу к победе и после тренировок отца учиться было не так уж сложно, заводить приятелей - тем более. У него завелось несколько довольно близких приятелей для… не слишком уставных дел. Среди них были Картер Форэванс и Брэм Форленд. Оба из 2го отряда. В такие дела Борис не желал впутывать своих, то для которых он оставался “правильным” капралом, в меру придирчивым, но справедливым, компанейским, веселым парнем и “золотым мальчиком”.
Первое серьезное дело, которое эта троица решила провернуть, была попытка подставить Оливье на экзамене на открытой местности. Борис надеялся, что заблудившегося и потерявшего снаряжение парня из академии с позором выгонят. Однако Оливье с таким упорством выползал из леса, что практику ему зачли. Возможно, кто-то заметил, что его снаряжение было попорчено, но на капрала никто бы и не подумал, а следов или свидетелей того, кто бы это мог быть в ночь перед экзаменом, не нашлось.

Борис терпеть не мог слабаков. Они мешали величию Барраяра и его собственному представлению о прекрасном. Картер и Брэм с удовольствием разделяли это отношение и идею о том, что каждый получает то, чего достоин. Борис ненавязчиво подкидывал им идеи, как интересно и беспалевно испытать свою силу и ловкость на сокурсниках, внушить тем чувство собственной неполноценности, страх и уважение. Так что эта парочка, войдя во вкус своей “крутости” и безнаказанности (а Борис лучше прочих знал, как отвлечь карпала 2 отряда), частенько развлекалась за счет тех, у кого точно не хватит духу жаловаться, и так, чтобы ничего нельзя было доказать. Вот только Борис наглухо их заговорил от того, чтобы соваться к курсантам из 4-го отряда, с тех пор, как там завелся принц. У него на принца были свои планы.

А вот когда Бориса стал уже откровенно раздражать внезапный близкий друг принца - Кристиан Гайяр, который, по мнению Вранова, был недостоин такой “чести” и уже слишком плотно захватил внимание пылкого и не в меру эмоционального Сережи, Борис аккуратно намекнул двум своим безотказным друзьям, на кого им стоит обратить внимание и какого эффекта добиться от дохляка Гайяра, чем его можно припугнуть и шантажировать, чтобы он отлип от принца. Только сильно позже стало известно, что Крис-то, хоть и слабак физически, но не лыком шит. И именно он поспособствовал тому, чтобы верные приятели капрала Вранова полетели по домам.

Засыпались они на истории с Форколе. Форэванс и Форленд разохотились и стали порой забываться. Борис хорошо понимал, когда стоило бы приуменьшить градус развлечений, но они почувствовали себя “победителями по жизни”. Картер и Брем задумали использовать Паскаля для развлечений по полной. Борису от этого было тревожно. Скрыть такого рода историю может быть и удастся, а может и нет. Одно дело, если Форколе, предположим, повесится после молча, а если понапишет бумажек, прорыдается в майора Форсети… Но приятели не желали отступать и однажды вечером подкараулили этого курсантишку после душа. Тем более, что Паскаль их раззадорил: он стал ходить на допзанятия по борьбе и начал пытаться сопротивляться и бычить, когда его аккуратно и втихаря цепляли “в профилактических целях”. Борис, понимая, что он уже не может просто затормозить приятелей, решил хотя бы проследить, чтобы не было свидетелей и посмотреть… смотреть иногда не менее приятно. Особенно если они эту хрупкую и ранимую натуру неплохо нагнут.

Паскаля поймали, заткнули рот полотенцем, которым тот прикрывал бедра, и взялись за дело…Завозили парня до потери сознания… Борис тогда до этого дела не дошел. И хорошо, ибо, как выяснилось, — провидение уберегло Бориса от большой беды. С Форколе разбирались серьезно, повреждения он получил большие, так что Форэванс и Форленд вылетели из академии пробкой. Особенно после того, как курсант Гайяр подтвердил, что он их видел сразу после… Собственно, именно Кристиан и заговорил об истинных обстоятельствах происшествия раньше, чем упорно молчавший в стену Паскаль. А он-то как там оказался и где прятался?
Бориса среди участников изнасилования Паскаль не назвал, хотя Борис мог поспорить, что парень видел его. Кто знает, почему? Главное, что сдержал язык за зубами. Кристиан тоже ни слова не сказал о Вранове. Но с тех пор капрал первого отряда стал во много раз осторожнее.