Петер Формарков знал, что его судьба — стать образцом фора, человеком, который точно совершит что-то невозможное, а возможное уж точно сделает все. И еще немного. Так вышло, что обе войны он помнил. Пусть в цетагандийскую и был слишком мал. Его отец, Григорий Формарков, который был партизаном с первых дней цетагандийской оккупации, был вынужден забрать детей с собой в лес. Григорию было 6. Его Младшему брату Николаю 5, когда мать погибла. Это был цетагандийский ответ на партизанскую вылазку. Стреляли по приграничному к лесу району, попали в их дом. Мальчиков не было дома, жарким летом они мокли в илистом пруду, пытаясь ловить рыбу руками. В воронке все, что осталось от их дома, выглядело оплавленными кубками игрушечного конструктора. Для великанов. Петер помнил, как их забрала какая-то незнакомая женщина, пыталась успокоить, поила чем-то жутко горьким, наверное, настойкой на травах с явной дозой спирта. Через неделю на пороге появился суровый мужчина с таким же соратником. Их лица были будто из той же красноватой скальной породы, которая служила местным лесам основанием. Это был Григорий Формарков и его ординарец из оруженосцев, который потом временами был кем-то вроде няньки для сыновей командира и многому Петера научил. Так мальчики оказались в лесном партизанском отряде и дальше кочевали вместе с отцом по пещерам, землянкам, деревенским домикам, а порой вовсе спали под навесом или в кустах под открытым небом. После такого детства Петер ничего не боялся… кроме одного. Но об этом позже. Матери своей Петер не помнил практически, но очень полюбил семью отцовского ординарца. Его жена, которая готовила отряду и штопала порванные бойцами вещи, была потрясающей женщиной. Впрочем, по возрасту скорее воспринималась бабушкой, чем матерью. У нее не было своих детей, как то Петер узнал, что они погибли в самом начале войны. Правда, порой приходилось с братом соперничать за ее внимание. Возможно, Николай был больше похож на кого-то из детей тетушки Дары. Вот она его и отмечала. Григорий Формарков легко мог использовать детей для передачи важных бумаг, "одолжить" кому-то в разведку, чтобы разведчик привлекал меньше внимания. Тетушка Дара частенько тихо ругалась с мужем, чтобы тот вразумил господина Формаркова, что детей не стоит так рискованно везде отпускать. Но таков уж был отец. Он отдавал делу всего себя и требовал того же от всех, кто оказывался рядом с ним. Он и сейчас такой. На гербе Формарковых можно было бы написать девиз «Сделай или умри». Но лучше было сделать и не сметь умирать, подводя товарищей, которым придется делать за тебя твою работу. Тетушка Дара напрасно боялась. Николай и Петер Формарковы пережили Цетагандийскую войну, отделавшись тяжелым испугом.

А вот в гражданскую им повезло меньше. Отец однозначно поддержал Эзара и не мыслил себя где-то далеко от самой гущи событий. У него была возможность отсидеться в своем дальнем углу, он был не слишком интересен тем, кто делил власть, ибо никоим образом не мог претендовать на престол. Но был хорош в командовании. Когда сыновья 13 и 14 лет попросились с ним, он их конечно же взял. Для Григория Формаркова любой, кто мог приносить пользу отряду, должен ее приносить по максимуму. А теперь мальчики даже могли уже держать в руках оружие. Как-то они должны были передать посланнику Эзара сведения о расположении вражеских отрядов на территории графстве. Связи в этих горах ни черта не было, приходилось по-старинке, изображать детей местных крестьян, а карту памяти надежно запрятать. Но им не повезло. Именно в той деревне, через которую надо было пройти, попался дотошный вражеский патруль. Возможно, их предупредили об опасности. И о том, что у Формаркова есть в отряде дети.
Один из братьев вышел к патрулю. Второй спрятался в кустах со своей флешкой. Они тогда тянули соломинку, потому что чуть не подрались, кто пойдет… каждый считал это важным приключением. Дураки. Николая узнали в лицо, уже сталкивавшийся с семьей Формарковых боец из отряда императора Юрия. У Петера хватило сил не выскочить и не попытаться противостоять голыми руками патрулю, расстрелявшему брата. Ем хватило сил оставить его там, где он упал. Ему хватило сил дождаться пока патруль уйдет и дождаться связного, чтобы именно сегодня передать сведения. Ему тогда будто выжгло что-то внутри. А дома… его впервые в жизни обозвали трусом. Это было жутко. Больно. И спьяну. Но как быть, когда слова уже сказаны, поняты, приняты, и высечены на камне, который придавил душу? С тех пор Петер Формарков поклялся, что больше никто не будет рисковать вместо него, не погибнет вместо него и сам он не даст повода усомниться в его храбрости. В академии ему стало немного легче. Здесь не были так отчетливо видны призраки матери, брата и двух прошедших войн, среди которых одиноко жил самый эффективный человек барраяра — генерал Григорий Формарков. У Петера создавалось чувство, будто отец без сражений ржавеет, как железный меч. Но беда была тому, на кого он обрушивался со всем своим боевым пылом. К счастью, на сегодня это были некие соперники по мировоззрению в совете графов. Отец очень давно говорил, что мечтал в свое время отправиться учиться на пилота, когда собирали отлетающих на Бету к инструкторам. Но в его положении, которое он занимал на Барраяре, это была совершенно невозможна и бесплодная мечта. И сейчас Петер думает, что, возможно, отцу станет немного легче, если в их семье кто-то свяжет жизнь с космофлотом. Оторвется от земли, которая порой кажется слишком душной.