Его отец Базиль Форколе был однокашником и приятелем того самого Доно Форратьера. безумного архитектора. Мальчики еще в юности сошлись на любви к искусству, правда, Базиль всегда был больше привержен классике, а мрачные кубические идеи Доно его скорее пугали. Он чувствовал, что его друг за творчеством скрывает какие-то темные семейные тайны, но лезть в форратьерскую паутину боялся. Правда, дружба с Форратьерами спасла его после оккупации, когда начинали отделять коллаборационистов от сопротивленцев. Да, Базиль учился у цетагандийцев архитектурным премудростям, все двадцать лет прожил на территории, которая быстро сдалась цетам, и вместо того, чтобы строить для партизан полезные объекты в лесах, он помогал возводить на Барраяре дома. Спасло его и то, что он совсем не занимался военными проектами, туда местных практически не допускали. У Базиля Форколе была абсолютнейшая и непоколебимая ненависть к черному, серому, защитному, с маленькими окнами. Он ненавидел все, что похоже на крепость или замок. И с радостью взялся перестраивать старые замки на новый лад. Надо сказать, что некоторые въехавшие после цетагандийцев бывшие хозяева сначала ворчали, что традиции предков похерены, а потом оценили видовые окна, современное отопление, освещение и материалы. Базиль женился на Селестине Формитт, у которой из-за войны практически не осталось родственников. По матери и правда у Паскаля к концу оккупации не осталось ни одного родича. Можно сказать, что отец полюбил бесприданницу-сироту и некому было ему запретить, потому что старшее поколение в лице отца взялось страдать от цетагандийцев, заливаясь вином. Наверное, дедушка думал, что если перед глазами прыгают зеленые человечки, то за ними угрюмой реальности будет не разглядеть. Впрочем, отцу было всего 19, когда его отец все-таки допился до смерти. Больше всего Базиль боялся, что на его младшую сестру обратят внимание цетагандийцы, жаждущие общества местных дам. Девушку он передал в семью Форгрей. В качестве приданого тетушке Карин достались подробно нарисованные планы четырех цетагандийских пограничных с партизанскими лесами усадеб, которые Базиль строил. Лучше сестра будет жить в тепле и сытости с унылым и уже немолодым Фергусом Форгреем, чем сойдет с ума после изнасилования. Но, видимо, у тетушки Карин были совсем другие взгляды на это, и она с братом после войны больше не разговаривала.

Паскаль унаследовал от отца тонкую душевную организацию и не раз успел понять, что на Барраяре с ней безумно сложно. Всем плевать, что и как ты чувствуешь, на что похож сегодня закат и какие стихи написал об этом поэт со старой Земли. Важно, насколько ты успел послужить Барраяру или планируешь это сделать. Мысль о том, что он будет учиться в военной академии, Паскаля не посещала ровно до того момента, как пришло приглашение. Он хотел быть архитектором, как отец. Он прорыдал сутки, и даже думал, не утопиться ли, но себя было жалко. В академии, несмотря на речи о том, что все здесь учатся и становятся офицерами, Паскалю быстро показали, что он слишком слаб, чтоб его считали за человека. И не то, чтобы он был единственным, кто плохо вписывался в военные реалии. Просто… ему не повезло с соседями. Первый отряд жаждал побед во всем и везде. Паскаль воспринимался ими как балласт. Картер Форэванс и Брэм Форлэнд изводили его постоянно. Паскаль устал от постоянных стычек, он тогда даже друзей завести толком не успел. И было видно, что капрал Форвранов, хоть и идеален, но в этих происшествиях занимает сторону обидчиков. Видимо Борис тоже считал, что всякие нелепые художники сами виноваты, что с людьми общаться не умеют и служат для спуска пара более перспективным курсантам. А потом произошло то, что изменило Паскаля навсегда.

Картер и Брэм подкараулили его после того, как он, в надежде научиться давать им отпор, ходил на поздние занятия по борьбе. После этого точно хочется в душевую, смыть с себя все последствия того, как тебя валяли по полу более сильные члены клуба Форхаузера. Паскаль мог поспорить, что в дверях стоял капрал Форвранов, смотрел и ничего не сделал. Просто. Смотрел. Как два здоровенных его соотрядника раздевают третьего. Потом… один держал, второй получал свое удовлетворение. Когда они поменялись, Паскаль уже не мог стоять на ногах и практически висел, опираясь животом на подоконник. Из-за полотенца во рту он едва не задохнулся, но если бы не кляп, то его крики услышали бы. Кажется, до этого он даже не представлял, что такое больно. Эту историю было уже не скрыть. Как он ни пытался. Паскаль хотел покончить с жизнью, но на это его сил к счастью не хватило. Он и встать-то, чтобы дойти до медика, не мог так, чтобы не согнуться от боли. Почему он тогда не сказал о Форвранове? Потому что… не был уверен что это именно он? Потому что узнал его.. его форму и ботинки, но лицо видел плохо? Испугался, что тогда то, что с ним сделают за любимого капрала всем отрядом, будет хуже смерти? То, что, в отличии от Паскаля, за Вранова впишется вся диаспора, он не сомневался. Может быть, и зря… но тогда он считал, что его и сейчас-то считают стукачом. Картер и Брэм вылетели из Академии с позором. А Паскаль был переведен во второй отряд, где и началась для него нормальная жизнь. Нашлись нормальные приятели. Он понял, что был на первом курсе слишком мягкотелым и чувствительным. Сейчас… его так просто не сломаешь. Но его до сих пор мучает то, что Борис Форвранов вышел из этой истории без единого пятна на репутации. Просто не мог помыслить о таком? Да неужели… как же красиво он врал на дознании!