Фрэнсис родился в 2827 году и рос в лесу, в довольно нелепом деревянном доме, который, как говорили, когда то принадлежал королевскому леснику, но они с матерью постоянно куда-то ездили и самое ранее его воспоминание о том, как мать в ужасе оттаскивает его от абсолютно прекрасного произведения искусства. Он только что выдавил из тюбиков краски и размазал их по ближайшей стене. Как потом выяснилось, тогда его взяли с собой для прикрытия, выходя на разведку в деревни и города, мать всегда брала с собой ребенка. В женщине с ребенком совсем не подозревают партизанку. Так вот, это все был рисовальный набор какого-то местного гема, который, пока мать беседовала с его барраярской служанкой полностью оприходовал. Что поделать, мальчика всегда тянуло к прекрасному.
Его отец, Томас Форстейн дома почти не появлялся, Фрэнсис видел его урывками, приходил он ночью, уходил чаще всего до рассвета. Иногда приходил раненым, тогда оставался дольше. Бывало, что приводил других таких же как он, бородатых, пахнущих костром, табаком, железом, в потертом камуфляже. Фрэнсис так познакомился с побратимом отца Ронаном Форморганом. Этот дядька относился к мальчику едва ли не лучше отца. Странно, почему, но маленький Фрэнсис просто тянулся к тому, кто явно был рад его видеть и обязательно что-то дарил при встрече, привозил консервные банки с разными вкусными штуками, учил правильно махать деревянным мечом. Фрэнсис даже придумал себе, что его просто в детстве потерял именно этот человек. Судьба, вероятно, услышала его мечты и они сбылись.

За год до окончания цетагандийской войны, побратим отца Томас Форстейн прислал своего сына на воспитание в семью друга, как иногда бывало по древней форской традиции еще во времена Изоляции. Во многом это было из-за того, что в лесу в странном доме стало слишком опасно, поговаривали, что в этих краях планируется крупное сражение. Мама была нужна ему как отличная разведчица, а с ребенком теперь было слишком опасно, к тому же если что, быстро не уйдешь. Фрэнсис жутко скучал по матери, в доме Форморганов поначалу ему было пусто. Но спасло новое знакомство. Он смог подружиться с сыном Ронана.

Фрэнсис мечтал. Его мечты казались ему такими реальными, что их можно было поймать. Он представлял себе, как вырастет и увидит другие миры, как выглядит космос из иллюминатора, каким был бы дом, если бы сероватую штукатурку покрыть рисунками цветов, листьев и фонариков… Его захватывали истории о рыцарях прошлых лет изоляции, о первопроходцах, которые находят новые планеты, о героях, которые в одиночку способны обмануть целые пиратские флотилии. Его воображение любую вещь могло превратить в волшебную, но окружающих скорее немного пугало. Впрочем, у него был прекрасный слух и голос, а леди Форморган отмечала тонкий вкус и умение видеть красоту. Однако, барраярскому юноше явно стоило быть менее впечатлительным. Это читалось во взглядах и интонациях окружающих. Однако Фрэнсис был Фрэнсисом, как бы ни пытался иногда копировать Генри.

Фрэнсис Форстейн вырос вместе с Генри, и тот привык считать этого парня братом. Все в этом было прекрасно, пока не произошел инцидент с Форвиллем. Фрэнсиса, как мы уже помним, привлекало все красивое. А юный Шарль с тем, как он выглядел и как себя вел, напоминал о тех, кто встречался на страницах книг. Френсис очень хотел сблизиться с ним, произвести впечатление, даже отважился спеть для него несколько баллад, которые учил до этого несколько месяцев. Шарль, кажется, вполне искренне восторгался его утонченной натурой, изящностью и, главное, пением. Френсису это безумно польстило и настежь распахнуло его романтичное сердце. Это было трепетное первое чувство, так что потерять его в итоге было очень тяжело.