Религия запрещена на Земле. Но не на Марсе. Это местный настоятель, и основатель свой собственной церкви Всех Богов. Был епископальным священником, но на Марсе уверовал в новое. Проповеди какие-то читает, что-то говорит про сотворение бога. Какой бог на Марсе-то? Поздновато нам тут о душе думать. А он проповеди...
Ирландский квартал опасное место. О’Доннеллы. Ошибка юности.
Там жили О’Доннелл - семья ирландских эмигрантов, на волне очередных гонений переселившаяся в Америку в поисках лучшей жизни. И оказавшиеся тут бесправными эмигрантами. Долго не могли найти работу. Много детей.. Из 8ми детей осталось 4ро. Верующая ирландская семья, католики, ходили в церковь, исповедовались. Мать была очень религиозной,
отец меньше.
Дети, рожденные в таких в ирландских семьях в такиху кварталах, с раннего детства приучались выживать на опасных улицах. Собственно вариантов было немного - или работягой за гроши на завод, или в банду.
В семье О’Доннелл было много детей (8-10, но немногие выжили) И кормить их было нечем. Поэтому не удивительно что старший брат - Ирвин по прозвищу "Шнырь" пошел в уличную банду "Бешенных псов". А так же и брата (Джека?) своего младшего прихватил. Тому было всего 10 лет, он был слабым, и слишком миролюбивым (да и сильно религиозным что ли - в церковь бегал чаще чем на дела ходил), но на стреме постоять мог. А двойная доля, лучше чем одна.
Банда мальчишек обычно не связывалась ни с чем серьезным - так, утащить кошелек, стянуть что плохо лежит. Однажды они заманили в ловушку пьяного хорошего отдельного мужчину и неплохо поживились. Только вот незадача в самый неподходящий момент мужик очнулся и стал звать на помощь. Рассвирепевшие мальчишки стали жестоко избивать пьяного. Он к тому же не мог особо сопротивляться. Младший О’Доннелл начал кричать, просить их остановиться. Мальчишки только смеялись и били сильнее. Ирвин поддержал брата. И они оба стали оттаскивать остальных. Но было уже поздно. Мужчина к тому времени был мертв. Младший о Доннел рассказал все на исповеди священнику. И тот сдал их полиции. Через день банду задержали. Ирвин признал вину и всячески "отмазал" брата, но сам попал в тюрьму на 4 года.
По выходу на свободу в 1994м от отца узнал, что мать умерла, брат пропал. Смог только выяснить, что его видели в какой-то христианской миссии и все. Дальше след пропал.
Мискатоникский университет
официально вроде как археологический, но при этом занимается всякой мистикой и странными науками. Например возможностями человеческого мозга. Биомеханикой. Древними артефактами. Практически единственный незакрытый университет. Его спонсировал САСШ. И поощрял изучения (гранты, все дела).
в нем работал профессор Генри Армитаж (на постоянной основе), периодически доктор Джекил (писал работы о возможностях человеческого мозга, читал лекции иногда). и иногда Шлиман (читал лекции пару раз)
в том же городе был священником миссии отец Стоун. Часто захаживал в гости к Армитажам с очень давних пор
какое-то время тут жила Клара Гудуотер и была дружна с Армитажами
Так же тут проездом бывали Д'Арк и Лилиана Грехем
Письмо Евы Спендер о Судьбе
Здравствуйте, отец Стоун!
Я бесконечно рада, что вы написали! Самое главное — пишите, всегда, в любом случае. Так я говорила своему отцу.
Вы мне его очень напоминаете.
Джефф Спендер, вы знаете. Я показывала вам те газеты где его обвиняют в убийстве шестерых членов экипажа, пишут о душевной болезни и об ужасных вещах, которые он делал со мной и из-за чего сбежала мать... Это все не правда. И когда я вас сравниваю, я имею ввиду другого человека. Человека, которого никто кроме меня уже не помнит. Человека, убитого лживыми и напечатанными словами. Он так бережно к ним относился, к напечатанным словам. Понимаю, что это прозвучит глупо, но как они могли так с ним поступить?! Эти самые слова, буквы... Впрочем все это дело рук людей. Знаете, сторонники Режима говорят, что мир прекрасно обошелся бы без литературы. А я думаю, что еще лучше он обошелся бы без человека. В особенности без некоторых. Простите мне мою резкость.
Я дала обещание рассказать вам свою историю. И я тяну вовсе не потому, что скрываю от вас что-то.
Просто нет никакой моей истории. Есть истории трех людей: Джеффа Спендера, Гаррета и... ваша собственная. А крошечная точка на их пересечении, похожая на далекую звездочку это я, моя жизнь. Чуть раньше мне казалось, что я была бы счастлива, если бы была с ними, всегда рядом с этими людьми. Но сейчас я понимаю, что в действительности я хотела бы быть ими.
Итак, давайте начнем с судьбы.
Джефф Спендер всегда считал, что литература изъята из законов тления и она одна не признает смерти. И что литература может и должна сделать — это повлиять на людей, которые учат людей, не читающих книг. Так он меня и воспитал. По книгам и на книгах. В буквальном смысле. Наша тайная библиотека была по-настоящему огромной и нам даже пришлось избавиться от кое-какой мебели, чтобы все поместилось. Одно время я даже спала на полном собрании сочинений Уайльда, а отец шутил, что когда я подрасту нужно будет переехать на де Вегу или Дюма.
Мы очень бережно относились к книгам, но делали все, чтобы не вызывать подозрений и такие ситуации складывались в основном тогда, когда нужно было незаметно расширить пространство.
Отец всегда был душей компании, у нас дома часто собирались его друзья, разделяющие эти увлечения. В том числе и капитан Ричард Уайлдер, дядя Рик. Тот самый, который по словам г-на Гаррет ключ к истории с папой.
Мои самые яркие воспоминания из детства это небо, когда отец брал меня на борт самолета. Я до сих пор мечтаю быть лётчиком, как он...
Отец же мечтал изменить мир и очень мудро начинал с себя. Он был полон решимости отправиться на Марс, когда такая возможность только появилась. Тогда я этого не понимала, но его тяготило происходящее на Земле и он хотел... Нет, не сбежать, а именно улететь.
Тысячелетиями неграмотные люди были нормой, и это никого не беспокоило, кроме святых и фанатиков. Понадобилось что-то очень существенное переменить в социуме, чтобы грамотность сделалась необходимой. Что-то фундаментально важное. И тогда, как по мановению жезла Моисеева, за какие-нибудь сто лет все стали грамотными. Может быть, и воспитанность тоже пока нашему социуму не нужна? Не нужны нам терпимые, честные, трудолюбивые, не нужны и свободомыслящие: нет в них никакой необходимости – и так все у нас ладненько и путем. Потому, он, будучи не в силах поменять мир вокруг себя, мечтал оказаться в другом. Вот в этом ваша главная схожесть и главное отличие: вы, отец Стоун меняете тот мир, который перед вами. А папа, он летал и хотел улететь. Впрочем, именно так наверное живут и думают птицы: имеющий крылья тянется к небу.
Так или иначе — однажды мечта моего отца сбылась. И он получил возможность лететь. Папа любил меня больше неба и больше жизни уж точно, но был готов оставить на Земле и лететь. Можете себе представить, как он этого хотел? Его не пугали трудности, дополнительные тренировки и мрачная судьба предыдущих экспедиций. Он... Просто сиял.
Незадолго до вылета нас посетила Клара Гудуотер, спиритуалистка и экстрасенс. Я не застала начала разговора потому, что была в гараже и перебирала старый двигатель. Эту часть вы знаете хорошо. Я детально вам рассказывала о ее видении о трупе отца и шестерых, что стоят над ним. Тот сон, который начал сниться мне на почтовом корабле это на самом деле воплощенный рассказ Клары. Впрочем в той тьме любые грезы это как глоток воды в жару. В этом моменте важно вот что: любовь всегда руководила моим отцом, вела его. Он лично не разговаривал с Кларой, быстро ее прогнав потому, что так требовали инструкции. С ней общалась я и кое-что ему пересказала. Мы очень долго беседовали, в какой-то момент он сказал мне, что не поедет, если я считаю, что так будет лучше. Он готов был ради опасений и домыслов 15-ти летней девчонки оставить свою затею, также, как до этого оставил бы ту девчонку. Мой отец принимал решение, слушая свое сердце. И, конечно воспитал меня также. Как же нам не хватало прагматика или просто здравомыслящего человека!
Разумеется я велела ему лететь, быть осторожнее и... Самое главное — писать, всегда, в любом случае.
Письмо Евы Спендер об Убеждениях
Здравствуйте, отец Стоун!
Честно говоря до того, как вы спросили о моих убеждениях я сама о них задумывалась мало. Возможно потому, что долгое время меня не касалось поле их применений. Убеждения они, как моя мать. Пока однажды у меня о ней не спросили, я и не беспокоилась о том, где она.
Я читала давно даосскую притчу. Некто спросил Линь Цзы: "Что такое мать?"
"Алчность и страсть есть мать, - ответил мастер, -
Когда сосредоточенным сознанием мы вступаем в чувственный мир, мир страстей и вожделений, и пытаемся найти все эти страсти, но видим лишь стоящую за ними пустоту, когда нигде нет привязанностей, это называется убить свою мать."
Только в моем случае мать это не страсти, а те самые убеждения и у них есть имя, точнее фамилия — Гаррет.
У меня и у госпожи Гаррет есть тайна, которую я не рассказывала вам потому, что она не моя. Я упоминала об этом. Но никогда не останавливалась на том, насколько важный Гаррет для меня человек. Хотя я видела ее всего дважды, а потом еще раз слышала ее голос.
Раньше, на Земле я жила в мире, где тайные противники Режима склонны обезличивать и расчеловечивать его сторонников и наоборот. И вполне может создаться впечатление, что я — жертва или революционер. Но если кто-то и пострадал от этого, то мой папа, а не я. Да и то, я испытываю сомнение, что судьба отца дело рук Режима, а не отдельных людей...
На практике же у меня есть ангел-хранитель, тот, что приходил мне на помощь в самые трудные моменты жизни. Господин Гаррет. Конечно он действовал в своих интересах, что разумно и абсолютно логично.
Отец учил меня держать слово, хранить тайну, добиваться своего, не сдаваться, не боятся и думать. А практические уроки в этом мне преподал он. Человек, которая впервый столкнул меня с реальностью и наглядно продемонстрировал пользу от убеждений и то, как следование им меняет жизнь. Простите, что я говорю загадками. Я стараюсь объяснить. Поверьте, в том о чем я умалчиваю нет ничего значимого, как и во всей моей персоне. Выходит витиевато потому, что я придерживаюсь тех самых выше упомянутых убеждений, — я держу слово.
Так вот, Новый Порядок в лице г-наи Гаррет был справедлив со мной. А кто как ни люди воплощают идеи, которым служат? Я допускаю, что могу быть обманута ею, но пока не вижу ни единого повода так считать.
Потому, если развернется идеологическая война, то я буду поддерживать прежде всего вас и ее. А окажись вы с разных сторон, то поступлю, как она, но это приведёт меня к следованию за вами, что иронично.
Вы можете справедливо меня упрекнуть в том, что нельзя строить воззрения на личностях и следовании за кем-то и нужно думать о более глобальных вещах и общественных конструкциях, но я не хочу себя обманывать, отец Стоун. Я пока слишком мало понимаю для собственной войны. Наверное сейчас я просто новобранец или рядовой. Пока в моем сердце отзываются люди, которыми я восхищаюсь и они дают имена моим убеждениям.
Жаль, что я совсем не знаю Гаррета. Папа говорил, что не возможно узнать человека до тех пор, пока не получишь письма от него.
Скучаю по вам и надеюсь, что не расстроила вас этим своим посланием.
Пишите мне обязательно!
PS: Я подумала, про Бога и убеждения и поняла, что это слишком много и всеобъемлюще. Я испытываю надежду, что вера это моя судьба и ощущаю ужас от того, что Бог может оказаться лишь развилкой на пути.
Как же мне, наверное стыдно будет все это перечитывать лет через 20...
Письмо Евы Стоун о Пути
Здравствуйте, отец Стоун!
Я рассказала вам о своей судьбе все, что могла. А что до моего пути, отец Стоун — это вы.
Оказавшись на Марсе я обреталась в монастыре, и как все, видела, как он шагнул с обрыва и Золотые Шары спасли его. Тогда я окончательно убедилась. Не во всесильности марсиан или в божественной природе золотых сфер, а в том, что небо содержит в себе источник чуда.
Конечно то, что зародило веру во мне началось раньше, на корабле. Ведь впервые мы искренне обращаемся к Богу лишь для того, чтобы получить невозможное.
Почтовый корабль на Марс. Какой там сон, хорошо, если удавалось прикорнуть несколько минут. Какой там обед, разве что перекусишь чуток на ходу. Работа, работа, но еще хуже — надзор, ожидание. Или лязгнет металл, возвещая беду... Конечно я была пассажиром, сперва. Но близость к техническим отсекам и кое-какие знания отца быстро обеспечили мне дополнительную пайку за подай-принеси при механиках.
И зачем только, — билась в голове смутная мысль, — человек выходит в космос? С какой стати намеренно выбирает такую работу? Конечно, здесь, в машинном отсеке, рядом с изношенными двигателями, чувствуешь себя хуже, чем в других отсеках. Но и там не сладко. Вся атмосфера корабля насыщена напряжением, нервозностью, и пуще всего черный, гнетущий страх перед космосом, перед тем, что космос может сделать с кораблем и людьми на борту.
На новых, более крупных кораблях обстановка вроде получше, но и то ненамного. По-прежнему принято пичкать успокоительным пассажиров и переселенцев.
Но с командой так не поступишь. Команда должна быть начеку, во всеоружии своих качеств. Команда обязана все снести. Я представляла, через что прошел мой отец и мне становилось страшно от осознания того, что бывает мечта, ради которой человек готов умереть. Расстаться с жизнью.
Придет, возможно, пора, когда корабли будут достаточно велики, двигатели и горючее достаточно совершенны, когда поумерится страх Человека перед пустотой космоса. Тогда станет легче. Но до этого, наверно, еще очень далеко.
Если бы не сознание того, что я должна восстановить доброе имя отца и узнать правду, — говорила я себе, — я не вынесла бы, не выдержала. Я буквально чувствовала на себе папин взгляд, ощущала запах его одеколона даже здесь, где загустела всяческая вонь. В этом было мое преимущество перед остальными. Если бы не сознание того, что я должна отцу, я бы не выстояла. Ну и конечно отчасти мне помогала глупость. Если бы я догадывалась о некоторых опасностях, которые мы пережили... Ох уж это счастливое неведение!
Медленно шли дни, двигатели тянули, и крепла надежда в моей душе. И, наконец, надежда сменилась торжеством. Наступил день, когда корабль вихрем скользнул вниз через холодную, редкую атмосферу, и пошел на посадку, и сел. Я хорошо помню, как главный механик протянул руку, повернул ключ, двигатели взревели и смолкли. Тишина объяла изможденную сталь, онемевшую от долгого гула.
Я стояла, оглушенная тишиной, испытывая ужас перед совершенным безмолвием. Я пошла вдоль двигателей, скользя рукой по металлу, гладя его, точно животное, удивленная и чуть недовольная тем, что в моей душе обнаружилось некое подобие странной, извращенной нежности к машине. А впрочем, почему бы нет? Двигатели доставили нас всех на Марс. Мы нянчились, возились с ними, проклинали их, надзирали за ними, спали рядом с ними, и они доставили нас... домой. В наш новый дом. А ведь если быть откровенной, я не очень надеялась на то, что все так выйдет. Мне казалось, что мы умрем.
Тогда я вдруг увидела, что осталась одна. Команда ринулась к трапу, едва старший механик повернул ключ. Пора и мне выходить.
Я не знаю, какая из мыслей опустилась на меня вместе с местной гравитацией: "это мой новый дом", "в двигателе нет ничего, что помогло бы нам это преодолеть, кроме Бога", "как переселенцы раньше перевозили в Америку своих божков, там и земляне привезли на Марс Бога" или "отцу уже все равно, он мертв". Да, пожалуй смерть и Бог это реальность и близость чего я по-настоящему ощутила в космосе, отец Стоун.
Человек создал Бога, чтобы Бог спас человека. Быть может, спас именно от смерти. Мы живы пока нас помнят, ведь так?... А что если для этого мы пишем и самое ценное завещание моего отца не пропало где-то в переплете сделки с "Д. МакКей". Папа говорил: "литература изъята из законов тления и она одна не признает смерти". Значит ли это, что творчество по-настоящему близко к творению, а сам Бог — безупречный поэт, ну или хоть отчасти состоит из книг? Уже написанных и тех, что возможно нам с вами предстоит создать.
Нам с вами предстоит создать... Создать Бога. Точнее вам предстоит, а мне нужно помочь вам. И я готова делать то, что вы скажете. Потому, что сама я не знаю, что нужно. Но я верю в вас и доверяю.
Раньше я чувствовала, что будто каждое мгновение моего общения с вами крадет время, которое я должна отцу. Будто бы я предаю его или совершаю какое-то преступление, посвящая время вам. Но больше такого нет потому, что я поняла разницу между судьбой и путем. Она была очень страшной. Дело в том, что путь можно изменить. По той или иной причине я могу предать вас, отец Стоун. Разочароваться или оказаться слишком слабой. На пути могут появляться развилки, дорога может заставить дать обратный ход. Вы сами говорили так, помните? И я наконец-то поняла.
А судьба это рок. То, что уже определило меня и даже никогда не зависело от моих решений: я навсегда останусь дочерью Джеффа Спендера, воспитанной книгами и отцом, тщательно их выбиравшим. И его я уже никогда не предам, даже если очень захочу. Смерть провела черту. Я могу лишь надругаться над его памятью или предать забвению имя, но изменить данную им судьбу — нет.
Я разобралась и готова идти, отец. Дайте знак.
Нередко во время молитвы я задумываюсь, не отправляю ли письма по несуществующему адресу.
Впрочем... Самое главное — писать, всегда, в любом случае.
Письмо 4 Евы Спендер (Завещание)
Здравствуйте, отец Стоун.
Если вы это читаете, то я умерла.
Помните, как мы познакомились с вами? Вы удивились, что я умею грамотно писать.
А что вы ожидали? Только потому, что нотариусы не умеют охотиться, не означает, что охотники не умеют писать. Можно быть искателем приключений и уметь писать. Хотя я понимаю отчего и почему могла произвести тогда столь дурное впечатление. Дорога на Марс и технический отсек явно оставили свой отпечаток.
Я всегда просила вас писать. Всегда, в любом случае. Пришло время послушать собственный совет.
Сама не знаю зачем и почему, но мне кажется это очень важным. Воспримите это как исповедь. Хоть мне не нужно прощение Бога. Просто прочитайте и помните. Ведь на самом деле мы живы пока нас помнят. Может быть я пишу просто потому, что боюсь умирать?..
Но я умерла. А теперь, к делу.
Моя тайна с госпожой Гаррет. Не говорите никому потому, что я дала ей слово, но знайте. Я была в том монастыре, чтобы шпионить за общиной для Гаррет. Не знаю для чего и почему я, но правда такова. И я прошу вас, если мой долг ей еще не уплачен — продолжить. Простите меня за эту просьбу.
Второе, в чем я хочу признаться это странное и извращенное чувство. Мне страшно, что смерть отца наполнила мою жизнь смыслом. Я искренне надеюсь, что смогла очистить его доброе имя. А если у меня не получилось, то вы продолжите мое дело, а Гаррет исполнит свою часть обязательств. Может я так рьяно за это держусь потому, что мне стыдно перед папой за то, что его гибель дала начало моей жизни, настоящей жизни.
И последнее. Я мечтала верить, как вы. Я пыталась и даже начала видеть видения, впрочем, что может свидетельствовать и о душевной болезни.
Но на самом деле я... Отец Стоун, я верила в вас. Прежде всего в то, что даже если никакого Бога нет — вы извлечете его из красного цвета небес или собственного сердца.
Я правда видела те сны и видения, о которых рассказывала, но я испытываю сомнение, что их источник чудо, а не, к примеру опухоль мозга. Но вы, вы всегда вселяли в меня надежду. Со мной или без меня у вас все получится, отец Стоун.
Самое главное — писать, всегда, в любом случае. И тогда кто-то после вас, продолжит вас же.
До свидания.
P.S. Если даже сейчас там где я пустота и забвение, то я верю, что вы измените мир и мы еще встретимся на небе.
P.P.S. Наверное даже хорошо, что я умерла и никогда не перечитаю это письмо.