Итан Декстер
You didn't stop to look 'round
You were gone before I hit the ground
You went on your way, and no prayer was said
You left me for dead
You didn't cover my face
I didn't merit a communal grave
You set me aside, and no tears were shed
You left me for dead
«Left Me For Dead» by Rob Dougan
На Цитадели нет дня и ночи, закатов и рассветов. Есть распорядок работы муниципальных служб и торговых центров, составленный по единому галактическому времени. Есть отсчитываемые единым для всей Цитадели порядком дневные и ночные циклы. В основном, они касаются центрального кольца станции — Президиума. Такие бары, как «Энигма», спрятаны в тени жилых кварталов и круглосуточно переполнены танцующими и пьющими особями всех мыслимых рас. Понятия дня и ночи здесь стираются окончательно.
Сегодня встретить человека в таком месте не так сложно, как пять-шесть лет назад, но люди все еще составляют меньшинство среди обитателей Цитадели. В «Энигму» обычно приходят люди двух сортов. Первые — авантюристы и искатели приключений, проворачивающие свои дела под грохот музыки или расслабляющиеся между контрактами. Вторые — выброшенные на обочину жизни искатели лучшей доли, увидевшие в большом космосе отблеск мечты, но не сумевшие схватить ее за хвост. Догадаться, кто есть кто, обычно несложно.
История Итана Декстера началась на Земле, в тихом пригороде Тусона в штате Аризона, США. Мистер и Миссис Декстер работали в музее устаревшей авиатехники, где на пятидесяти гектарах огороженной пустыни доживали свой век всевозможные попытки человека оторваться от земли. С детства игрушками Итана были устаревшие радиолокационные комплексы и демонтированные коммутационные блоки, — и это определило его выбор профессии. Цепкий ум и интуитивное понимание техники позволили ему без труда поступить сначала в местный технологический колледж, а по его окончании — пройти вступительные испытания в программу подготовки кадров только что образованного Альянса Систем.
Как и многие его сверстники, Итан был одержим идеей стать строителем «нового экстратеррального горизонта человечества» — отправиться в систему Арктур для строительства космического форпоста Альянса. В отличие от многих своих сверстников, Итан стал одним из немногих, кому это действительно удалось. Его утвердили на должность в составе очередной экспедиции на Станцию Арктур. Мечты начали сбываться, будущее казалось фантастически прекрасным и очень близким.
...Это было поколение мечтателей. Колонизация большого космоса представлялась им красивой мечтой — далекой и безнадежно прекрасной. Они были готовы бороться со стихиями, превозмогать невзгоды жизни колониста, осваивать новые горизонты там, где никто еще не ступал, строить новый прекрасный мир. К чему они не были готовы — так это к космосу, который выглядит, как перенаселенный мегаполис, где все главные роли и красивые места уже расчерчены и поделены между теми, кто пришел раньше. Интересно, сколько былых мечтателей топят сейчас свои грезы на дне стакана в барах Цитадели?..
Сначала все так и было — в едином порыве, на едином подъеме они строили мечту. Станция Арктур была введена в эксплуатацию всего за несколько лет, и сразу же началось формирование военного космического флота Альянса. Итан с гордостью посылал домой фотографии гигантских крейсеров класса «Женева», добавляя, что сфера их применения пока остается неясной, — «скорее всего, они так и останутся лишь символом обороноспособности Земли». Система Арктур оказалась настоящим галактическим перекрестком, ретрансляторы которого вели отнюдь не только в Солнечную Систему. Люди активировали их один за другим, уверенные в своей безопасности и открытые для новых перспектив.
Все изменилось, когда был активирован ретранслятор 314.
Это случилось во время «ночной» смены, когда Итан спал. Сработал сигнал тревоги, весь персонал станции был поднят. Техники станции собрались на техническом этаже у шлюзов, заправлялись чаем из термосов и обсуждали, что «покой нам только снится», пошучивая по поводу очередной учебной тревоги. Но вместо отбоя пришел приказ готовить резервные корабли. Следом снялась из доков и двинулась к ближайшему рестранслятору боевая смена. Итан смотрел в иллюминатор вслед уходящим кораблям, и гадал, что случилось. Достоверной информации ни у кого не было, обсуждать вопрос было категорически запрещено, на станции был введен информационный карантин. Новости появились, когда боевая смена вернулась — заправляться, заряжаться и латать повреждения. Шепотом, из уст в уста передавались обрывки информации. На нас напали, неизвестная нам раса. Их оружие ненамного превосходит наше. Шаньси в осаде. Гарнизон планетарной обороны не выходит на связь.
Следующий месяц стал для Итана затянувшимся ночным кошмаром. Пилотам было положено есть и спать, чтобы сохранять боевую форму, но на технический персонал такая роскошь не распространялась. Корабли приходили и уходили, бесконечная очередь срочных дел не прерывалась на сон и еду, на станции готовили к полномасштабной войне весь Второй Флот. Люди вырабатывали свой предел, срывались, приходили в себя в психоотстойнике и продолжали пахать ради единственной цели — чтобы это, наконец, закончилось. Постепенно все старые устремления отступали на второй план. Единственным настоящим желанием было желание заставить тех, кто все это устроил, заплатить сполна. У агрессора было имя, — Турианская Иерархия, хотя её мотивы были по-прежнему не ясны. На третьей неделе сна по два часа в сутки Итан не выдержал и записался в очередь на боевой корабль. Его первый боевой вылет случился ровно через месяц после начала оккупации Шаньси.
Война для Итана не была долгой. Одним стремительным броском силы противника были отброшены от Шаньси, высадившийся десант зачистил планету, Второй Флот перегруппировался для продвижения вглубь территории агрессора. Но вслед новостям об освобождении Шаньси пришел приказ отступать в систему Арктур. Выяснилось, что развивающимся конфликтом между Альянсом Систем и Турианской Иерархией заинтересовалось галактическое правительство — Совет Цитадели. Сама возможность существования такой структуры казалась людям дикой, но факт оставался, — союз более древних рас обладал превосходством над людьми и мог им приказывать.
...Сквозь дно пустого стакана мир кажется слишком плоским. Кто знает, может быть, все эти ребята вокруг, — на самом деле успешные состоявшиеся люди, а пялиться на полуголых асари они приходят из чувства прекрасного. Кстати, асари. Можно говорить что угодно об их превосходстве: их культуре, их религии, их дредноутах, их биотике. Но какое к черту превосходство, когда эта столетняя асари выглядит...
— ...как обычная земная шлюха. Не возражаешь?
— Мы знакомы?
— Джек.
— Итан.
— Твое здоровье, Итан.
В этом человеке чувствуется военная выправка, а еще — удивительная харизма «своего парня», который отлично тебя понимает.
— Флотский?
— Нет, восемнадцатый десантный. А ты?
— SSV Стамбул.
— Пилот?
— Техник.
— Знатно вы тогда надрали им задницы.
Взгляд привычно ловит нескольких турианцев у входа. Рефлекс, отточеный годами — никто на Цитадели не любит вспоминать ту войну.
— Я знаешь, чего не понимаю, Итан? Если мы победили, почему эти ребята с мандибулами смотрят на меня, как на недобитка?..
Вечер перешел в ночь, а они продолжали разговаривать. О Войне, о ее последствиях, о людях и большом мире. В Войне Первого Контакта многим людям не хватило одной простой вещи — чтобы турианцы принесли искренние извинения. Они приняли участие в восстановлении разрушенной ими колонии Шаньси и озвучили формальное дипломатическое признание своей неправоты, но на индивидуальном уровне турианцы относятся к людям, как к недобитому врагу, ведут себя так, словно им не стоит никакого труда смести все человеческие форпосты в одном коротком блицкриге и поставить человечество на колени на второй день открытой войны. В их информационном пространстве курсирует мысль, что единственной преградой к колонизации людей турианцами является прямой запрет Цитадели.
Никто не жаждет выяснять на деле, чья военная машина сильнее — турианская или человеческая. Но само положение дел, когда людей не бьют только потому, что старшие запретили, — не может устраивать того, кто привык ходить с гордо поднятой головой.
При всем этом политика Альянса во многом обескураживает. В диалоге с Галактическим Советом риторика Альянса звучит как слова младшего брата, который готов донашивать за старшими братьями обноски — в буквальном смысле, колонизируя окраинные миры в Terminus Systems, где исторически происходит скопление отбросов цивилизованного общества и процветает пиратство. Ни о каком равноправии не идет речи — никто даже не заикается о том, чтобы пустить людей в Галактический Совет. Людей ставят на одну ступеньку с Волусами, которые фактически являются экономическими вассалами турианцев и в принципе не имеют военного флота. Людей сравнивают с батарианцами, восприятие которых в галактическом сообществе колеблется между «опасные дикари» и «недоразвитые обезьяны». Нас даже уподобляют элкорам, которые слишком медленны, пассивны, тяжелы на подъем и воспринимаются другими только как повод для бесконечных шуток.
В последнее время стали возникать даже идеи о военном сотрудничестве людей с турианцами и обмене технологиями между бывшими врагами. После этого сложно верить в способность Альянса в принципе защитить людей.
Собираясь уходить, Джек оставил Итану визитку с контактным адресом в Экстранете.
— Ты отличный солдат, Итан. Если будут какие-то сложности с поиском нормальной работы — пиши, у меня есть знакомые в корпорациях. Такие же, как мы с тобой, выходцы из Альянса...
Сложности и правда возникли. После двусмысленного и странного завершения Войны Первого Контакта у многих осталось досадное чувство работы впустую. Итан вернулся на Землю, работал техником в земных службах Альянса, пробовал устраиваться в частные корпорации, — но все это было не то. В начале пути им двигала прекрасная, великая, сильная идея, мечта, способная разрушить любые барьеры. Но эту мечту классифицировали, пометили ярлыком и убрали на полку.
В один из осенних вечеров в очередном, уже земном, баре, Итан вспомнил о разговоре в «Энигме» и написал по указанному в визитке адресу. Ответ не заставил себя долго ждать. Итана пригласили на собеседование в службу безопасности корпорации «Хой Чи Дайнэмикс Интернэшнл», — в самом процессе не было ничего необычного или такого, чего он не встречал раньше. Правда, уже с порога он почувствовал, чем такие корпорации, — частные, с развитым социальным пакетом и интересами вне Земли, — разительно отличались от Альянса. Это читалось в поведении сотрудников по работе с персоналом, это проскальзывало в деталях пресловутого социального пакета, это ощущалось даже в обивке того кресла, на котором приходилось сидеть во время испытания полиграфом. Человеческое отношение, не как к (военно-)обязанному, а как к любимому и уважаемому сотруднику.
Итан без проблем прошел все тесты и уже через три недели работал на безымянном астероиде где-то посреди Солнечной Системы. Его офис, как сотрудника по информационной безопасности корпорации, был оборудован по последнему слову земной техники, не хватало только личного кресла с массажем, — но таковое находилось всего двумя этажами выше, в общей рекреации. Правда, кроме него в этом здании больше никого не было — таковы были условия трехмесячного контракта. Назначение здания, в котором он находился, было простым, — здесь, вдали от всех юрисдикций и правил, находились сервера корпоративной инфраструктуры. Обязанности Итана были классическими для таких организаций, хотя и здесь чувствовалось отличие, — несмотря на строгие и жесткие корпоративные стандарты и требования, в рамках своей ответственности сотрудник имел возможность действовать творчески, используя собственное видение того, как можно и нужно строить рабочий процесс.
Спустя месяц работы в одиночестве в офисе класса А++ посреди нигде пришло письмо от Джека. Он уточнял, как дела Итана и спрашивал, успел ли тот отдохнуть от невзгод безработной жизни. Итан подтвердил, что теперь дела пошли существенно лучше и он уже готов к новым свершениям. Через полчаса в офисе отключилось питание, — вышел из строя основной реактор и два из трех резервных. Параллельно с этим пошла массированная атака на сервера корпорации. У Итана был недвусмысленный выбор. Бросить все и подать сигнал бедствия, ближайший спасательный корабль Альянса был в трех часах лета, но в таком случае данные корпорации были бы скомпрометированы. Или попытаться остановить атаку, подать сигнал бедствия по каналу внутренней безопасности и параллельно попытаться привести в чувство системы жизнеобеспечения, начинавшие вырубаться на трети резервного питания. Итан сделал свой выбор так, как посчитал правильным для себя.
Через шесть часов войны с экранами защиты и настройками реактора, завернутый в три слоя термозащиты из-за стремительно падавшей ниже нуля по Цельсию температуры в всех помещениях здания, Итан добился того, чтобы атака прекратилась, и подал сигнал бедствия по внутреннему каналу безопасности. В ту же минуту все остановилось. Питание восстановилось, температура поднялась до нормального уровня, все системы жизнеобеспечения заработали как положено. Еще через сорок минут на астероид сел шаттл, из которого в здание зашел Джек лично, в сопровождении четырех человек с оружием.
— Как я уже говорил, ты отличный солдат, Итан. И не важно, что в руках вместо винтовки у тебя, — омнитул. Поздравляю, ты прошел собеседование.
Только теперь Джек объяснил опешевшему Итану, в чем заключалось его предложение. Джек представлял не просто корпорацию, за ним была идея: идея величия человечества, как расы, и его доминирования во всей Галактике. Для воплощения этой амбициозной задачи требовались совершенно нечеловеческие ресурсы и лучшие из людей. Именно таким человеком стал Итан.
Уже, находясь на совершенно другой базе в окружении других людей Итан вспомнил, что в свое время, после окончания Войны, видел в прессе анонимный Манифест, в котором говорилось, что человечеству необходим «Цербер», который защищал бы его от инопланетян за пределами ретранслятора Харон. Именно так и называлась организация, частью которой теперь был Итан.
Его технический профиль четко ограничивал спектр задач, которые он мог решать. И тем не менее, таких задач было невероятное количество. От настройки систем безопасности на новых развертываемых объектах организации до участия в разработке и конструировании кардинально новых, никем ранее не рассматриваемых интерфейсов и стандартов, применение которым могло нарисовать только воображение. Любым талантам в их организации находилось применение. Итан встречал талантливейших людей самых разных профессий, — биологов, историков, социологов, специалистов по дрессировке домашних животных и, конечно, военных. Организация давала более чем достойную жизнь своим сотрудникам, а взамен требовала только делать то, что ты умеешь лучше всего, — помимо абсолютной секретности. Вместе они строили новое человечество, и это было лучшим временем для Итана во всей его жизни.
Именно в это, лучшее для него, время, у них и случился роман с Сашей Тарли. Точнее… Они просто увидели друг друга в столовой во время ланча, а через два часа уснули в горячих объятиях друг друга в его комнате, за все это время не успев сказать друг другу ни слова. Еще через час ее вызвали по внутренней связи и она исчезла почти так же быстро, как появилась, успев на прощание шепнуть ему свое имя. Их встречи и дальше были такими же спонтанными, — он не знал, кем именно она работает в организации, а спрашивать было не принято. Но даже при этом, человека с таким именем в адресной книге организации попросту не было. Она сама его находила, иногда пропадая на несколько недель, а иногда неделями не вылезая из успевшего стать их любимым отеля на берегу Тихого Океана. Ему так и не удалось вытянуть из нее ни слова, а через восемь месяцев такого «романа» она исчезла насовсем.
Он пытался ее искать настолько тщательно, насколько это было возможно в рамках его полномочий. Отчаявшись найти что-то внутри организации, он запустил поиск в Экстранете, используя единственное, сделанное на память, фото. Результатом был короткий пустой некролог о безвременной смерти сотрудницы «Конатикс Индастриз», Джесси Айвз. Совпадение лица с фото составляло 78%, достаточно, чтобы посчитать поиск успешным. Через пару дней у него состоялся странный разговор со службой безопасности. Рой, агент безопасности из их офиса, заглянул к нему «выпить кофе и поболтать», между делом недвусмысленно намекнув, что «иногда прошлое нужно оставлять позади».
Оставалось только гадать, кем на самом деле была Саша Тарли, или Джесси Айвз, или как еще ее могли звать. Итан осознал это достаточно, и перевернул эту страницу, вместе с ней закрыв часть себя, связанную с этой девушкой. Так было даже проще.
Он попросил у Джека смены деятельности, и через некоторое время начал выполнять простые поручения «в поле». К примеру, стоя на площади посреди Берлина в заданный момент открыть канал связи на ничего не значащий адрес в Экстранете и пустить в него перехваченную двумя минутами ранее трансляцию с окрестных камер наблюдения. Для Итана все это было обычной работой, которая отличалась от привычного офиса только местом дисклокации. Было очевидно, что из подобных кусочков складывался паззл гораздо более крупный и серьезный, чем Итан мог представить себе со своей уровня, но его это не волновало. Он был уверен в своем нанимателе и идее, которая за ним стояла. Несколько раз он даже работал под прикрытием, но и это не было для него чрезвычайно сложно, в конце концов, технический специалист всегда выглядит, говорит и думает одинаково, неважно, каким именем его называют и какого цвета на нем униформа.
Как раз после череды таких поручений Джек и предложил Итану это задание. Итана зацепило встречавшееся ранее название, — «Конатикс Индастриз». Как оказалось, эта корпорация занималась исследованием биотики у людей, что, конечно, не могло не заинтересовать их организацию. Задание, которое стояло перед Итаном, было серьезнее всего, с чем он сталкивался до того. Было необходимо не просто поработать несколько месяцев под прикрытием и вовремя произвести необходимые манипуляции с данными. В этот раз ставки повышались, Итану предстояло стать ведущим техником на станции Гагарин, — памятнике человеческим упрямству и недальновидности. Построенная вдали от рестранслятора Харон, станция была продана Альянсу за десятую часть стоимости, и теперь использовалась как испытательный полигон для не самых публичных разработок Альянса. Организации было известно, что какое-то время назад, еще до Войны Первого Контакта, на станции производились попытки разработки искусственного интеллекта, и, возможно, часть из них была успешна. От Итана требовалось собрать максимум информации об этом, по возможности собрать копии данных и образцы для анализа.
В корпорацию он внедрялся под видом инструктора по технике для кадетов Программы социальной адаптации биотиков. В обязанности инструктора внутри «Конатикс» входили консультации кадетов по техническим вопросам и слежение за техническим состоянием сданных в аренду секторов станции. Идеальный вариант для исследования темных шкафов Альянса, — если не принимать во внимание детей. Проблема заключалась в том, что просто так выйти за пределы арендованных секторов Итан не имел ни права, ни, по легенде, нужды. Такой причины просто не существовало, и, сделай он это, к нему немедленно возникли бы вопросы у службы безопасности, с очевидными последствиями. Предстояло думать, как решать эту проблему на месте. Судя по предварительной информации, подобным запретом на станции не облагались только дети.
Можно было сыграть на детском любопытстве, использовать кадетов для разведки станции и выяснения деталей, чтобы действовать наверняка. Как инструктор, он вполне мог собрать вокруг себя «доверенных» из числа кадетов и действовать на станции их руками.
На прощание Джек добавил несколько слов от себя лично.
— И еще, — напоследок, — очень короткая просьба. Эти дети, кадеты Программы, у них еще все впереди. Они еще горят своей мечтой, понимаешь? У меня много знакомых, которые готовы предложить работу любому таланту — работу, которая позволит реализовать себя. Буду тебе признателен, если ты сможешь объяснить этим детям, что на Альянсе свет клином не сошелся. И дашь им правильный адрес для поиска работы. Мы оба знаем, что бывает с мечтой, когда доверяешь её не тем людям, так ведь, Итан?
Амита Синкх
Hold on tight,
Be the strong one to melt the fight,
Make it alright
Hatred grows,
Leaving leads for us yes it shows,
Can't find harmony you won't heal,
It's for real
«Never alone always alone» by Takida
У каждого человека своя дорога. Свой путь, выложенный камнями ошибок и отмеренный вехами сожаления. Идущего по этой дороге согревает солнце высшей цели, оно дает силы идти дальше. Но порой, чтобы его увидеть, нужно поднять глаза и не бояться ослепнуть. Пыль невыполненного и несказанного стирается под подошвами сандалий, но стоит лишь остановиться, и налетевший ветер полностью погребет тебя под этой пылью. И хоть эта дорога и бесконечна, замкнутая в колесо сансары, у нее есть и начало, и конец.
Ваша дорога, или та ее часть, которую вы помните, началась давным-давно, 2 октября 2137 года, в маленькой комнате 44 хаб-блока Нью-Дели, принадлежавшей немолодой уже чете Синкх. Ваша семья владела небольшой парикмахерской в черте бедного района города, в которой помимо вашего отца и матери работала всего пара человек из числа ваших соседей и знакомых. Расположенная в глухом переулке и лишенная вывески, парикмахерская была маленьким заведением «для своих», которую вряд ли бы нашел случайный турист или прохожий. Но каждый из обитателей 44 хаб-блока знал, что у Калеба и Халлиши Синкх можно недорого постричься, побриться, и даже выпить особым способом заваренного чая.
Калеб Синкх всегда относился к своей работе очень и очень серьезно. Ваш отец всегда брил своих клиентов опасной бритвой, как его отец и как отец его отца. Но, несмотря на его возраст и старческие узлы на его руках, не было ни одного клиента, который вышел бы из вашей семейной парикмахерской с порезами на лице. «Старое — не значит плохое», — любил повторять он, — «старое значит надежное, то что прошло самое сложное испытание — испытание временем». В детстве вы часто удивлялись, почему люди продолжают ходить в парикмахерские, когда электрическая бритва стоит так дешево. Когда вы поделились подобными мыслями с отцом, он ответил что люди садятся к нему в кресло не только для того, чтобы привести свои волосы в порядок. Люди хотят, чтобы вслед за опавшими под взмахом бритвы волосами уходили и исчезали их тревоги и сомнения, оставляя их свежими, обновленными и свободными. У людей, живущих в этом районе, почти ничего нет, но они остаются людьми и хотят того же, чего и остальные. Хотят войти в место, где им всегда рады, где им предложат свежую чашку чая, где им улыбнутся и поинтересуются состоянием их дел. Они хотят почувствовать руку другого человека у себя на плече, хотят знать, что в мире еще существуют те, кому можно подставить собственное горло и не вздрагивать от прикосновения холодного металла к кожи. В этих словах был весь Калеб Синкх: спокойный, мудрый, исполненный одновременно смирения и глубокой внутренней силы, готовый ответить на любой вопрос и исполняющий свои обязанности с ощущением их неизмеримой значимости.
Ваша мама не могла похвастаться мастерством вашего отца. Но мастерство заваривания чая Халлиши Синкх было не менее важной причиной, по которой люди посещали вашу парикмахерскую. Часто при этом — лишая себя лишнего ломтя соевого батончика. Халлиша была яркой и приветливой женщиной, у которой всегда для каждого находилось доброе слово и кружка ароматного напитка. Никто никогда не видел, чтобы она сердилась или жаловалась на жизнь. И вряд ли ваш отец, столь серьезно относящийся ко многим вещам, смог бы пройти без ее поддержки через те трудности, что обрушивались на вашу семью подобно урагану. Именно мама научила вас поддерживать внутри себя гармонию и чувство баланса. Она научила вас, что суждения, поступки и мысли человека должны находится в абсолютном равновесии, выверенные и подготовленные, дабы не одна из чаш ваших внутренних весов на перевесила, утаскивая вас на дно. Только находясь в гармонии с самим собой, можно обрести гармонию с миром. И только обретя гармонию с миром, можно понять его и перестать испытывать боль. Такие сложные и, порой, глубокие мысли и принципы ваша мама всегда умудрялась облекать в совершенно простые слова, понятные даже ребенку. Она часто проводила с вами время, заряжая своим тихим энтузиазмом, направляя вас и поддерживая. Именно от вашей мамы у вас появилась увлеченность сначала танцами и йогой, а потом и медитацией, и нередко ваши совместные вечера с ней проходили на соседних ковриках.
Сейчас, с высоты своего опыта, вы не можете не отметить, насколько велико было влияние ваших родителей на вашу жизнь, вашу личность и ваши принципы. Люди, словно опоздавшие с появлением на свет на несколько веков, они были носителями традиции и культуры, которая даже в Индии медленно, но неуклонно, исчезает и растворяется в причудливой смеси религий и культур, в которую превратилась Земля к ХХII веку. Иногда вам кажется, что пройдет еще лет 50, и даже эти крохи, что несла ваша семья, исчезнут и забудутся в новой, общечеловеческой культуре, в которую постепенно сливаются все прошлые верования и мировоззрения. И в этом быстро меняющемся мире ваши родители были островком застывшего времени, который не хочет скрываться под волнами изменений. Ваших родителей нельзя было назвать религиозными. Индуизм, который, как вы узнали уже в университете, назывался «атеистическим», был для ваших родителей скорее набором непреложных моральных ориентиров и принципов, часть из которых вы и сами разделяли. Ваши родители не пытались заставить вас идти их путем, скорее пытались объяснить как и почему они видят мир именно так. Для вас они, их счастье и спокойная решимость, та любовь которую они вам давали, была лучшим доказательством, что старое — не значит худшее. И глядя, как лезвие опасной бритвы в руке вашего отца скользит по шее очередного человека, безоговорочно и спокойно вручающего ему свою жизнь, в вашей голове начинали зарождаться мысли, которые через много лет выльются в вашу научную работу.
Ваше детство можно назвать счастливым, но нельзя назвать спокойным, или даже сытым. Несмотря на то, что ваша семья владела парикмахерской, доходов с нее едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Ваши родители работали целыми днями без всяких выходных, так что вы были предоставлены сами себе. Ваши ранние годы прошли в трущобах Нью-Дели среди заброшенных хабов и мусорных свалок, в безудержном поиске тайн мироздания и приключений на свою пятую точку. Жизнь в бедном районе, по которой вы проносились словно тропический ураган, быстро учит. С одной стороны, — не лезть за словом в карман и уметь отстаивать свое мнение, а с другой — вовремя распознавать опасность и делать ноги. Детей на улицах Нью-Дели всегда было очень много, но мало кто из них доживал до совершеннолетия. Большинство из них сбивалось в банды, и промышляло милостыней и воровством, потому что их родители не могли или не хотели их кормить, и мало кто выбирался из клоаки трущоб в нормальную жизнь.
Вам повезло — ваши родители могли экономить на всем чем угодно, в том числе и на себе, но не детях. Вы всегда были неплохо одеты и почти каждый день накормлены, хотя иногда даже не могли представить, чего это стоило вашим родителям. Вы не были единственным ребенком в семье — но ваш старший брат умер, когда вам было девять. Вопреки своему имени, Оджис был тихим и застенчивым подростком. Он прилежно учился, присматривал за вами и старался не влезать ни в какие неприятности, но это не спасло его от невыявленной аневризмы мозга, которая сожгла его за считанные дни. Вы плохо осознаете то время, потому что часто плакали, смотря на пустой второй ярус вашей кровати и не помните, как эту потерю перенесли родители. Может быть, отец стал еще реже улыбаться, а у вашей матери появилась заметная паутина морщинок вокруг глаз, но вы отчетливо помните, что именно ваш брат помог вам понять свое будущее и путь в жизни. Вы хотели помогать людям. Вы хотели изменить мир.
Именно с того момента вы и направили ураганы своей энергии не вовне, а внутрь. Вы взялись за учебу со рвением, подогреваемым одной простой, но пугающей мыслью: оставаясь внутри хаб-блока 44 вы ничего не измените. И лучшее что ваc здесь ждет — это унаследовать парикмахерскую своих родителей. Глядя на то, как с каждым годом все меньше и меньше товарищей по вашим детским играм оставалось не то, что в благотворительной школе, но и вообще в живых, вы хорошо понимали, что может вам грозить в случае провала.
Родители старались поддерживать вас, как могли. Вы прекрасно знали, что ваша мама хотела иметь много детей, но после смерти Оджиса все силы и ресурсы семьи были пущены на то, чтобы дать вам возможность изменить собственную жизнь. Книги и планшеты, ежедневные поездки на другой конец города, учебные материалы и даже терминал с доступом в Экстранет, — вы даже не представляли, чего стоило обеспечить все это. При этом ваши родители поддерживали вас не только с помощью денег, которые в этом районе Нью-Дели доставались особенно трудно, но и с помощью добрых слов и советов по любому вопросу, который возникал. Вы всегда могли положиться на своих родителей, и не раз и не два вы возносили благодарность вселенной за то, что она позволила вам появится на свет именно в этой семье.
Но даже с неоценимой помощью мамы и отца, учеба не давалась вам легко. Вы корпели над учебниками до поздней ночи, набрасываясь на гранит науки со свойственным вам напором, несокрушимым, но мягким, словно тихий морской прилив. Ваши родители были мудрыми людьми, но объяснить сложное уравнение или задачи из неорганической химии им было не под силу. Фактически, во всем хабе некому было вам помочь, а с каждым днем обучения пробелы в классическом образовании проявлялись все сильнее. То, что для ваших учителей и одноклассников было очевидным, вами постигалось с трудом, потому что иногда свой разум и восприятие вещей практически приходилось перестраивать заново. Иногда у вас пухла голова от цифр, которые вам никогда не пригодились бы, и законов природы, не оказывающих никакого влияния на жизнь человека. Но ваша жизнь, ваше сознание давали большее, чем десяток или сотня энциклопедических фактов, которых вы не знали. В отсутствии знаний ваш открытый миру разум давал ответ благодаря сообразительности и находчивости, а внутренний баланс не позволял сорваться в пропасть отчаяния или апатии. Эту привычку мыслить нестандартно и активно использовать собственную интуицию вы пронесли через всю свою жизнь.
Но школа была только первым испытанием, первой ступенью на вашем пути. Вы закончили школу с отличием, к гордости родителей и удивлению учителей и одноклассников, которые считали вас странной и даже недалекой. Почему-то в современном обществе люди думают про человека, живущего с улыбкой, что он глуп, и не понимает жизни, а не что он счастлив и живет в гармонии с миром вокруг. По-настоящему же тяжелыми для вас стали поступление и учеба в университете.
Современное общество развивается быстро и образование, даже для бедной Индии, уже не является чем-то совершенно недостижимым. Корпорации, чье политическое и экономическое влияние на мировой порядок сейчас трудно переоценить, стимулируют развитие высшего образования и университетов. А развитие Экстранета открывает дорогу знаний перед всеми желающими, в какой бы точке мира они ни находились. Но как всегда, благие намерения без осознания мира вокруг не ведут к добру. На практике «образование для всех» привело к тому, что недостаточно быть просто умным, чтобы получить место в университете. Потому что таких умных по всему свету огромное количество, и все они претендуют на то же место, что и ты. Если раньше для того, чтобы получить достойное образование, нужно было быть или умным, или богатым, то теперь нужно было и то, и другое.
Для того, чтобы учиться в Государственном институте медицинских наук Нью-Дели, вам пришлось многим пожертвовать. Временем, немногочисленными оставшимися друзьями, даже здоровьем. Ваши усидчивость и острый разум смогли решить вопрос экзаменов, но не вопрос денег. И его решили ваши родители, заложив ради вашего обучения семейную парикмахерскую, как вы ни отговаривали их этого не делать. «Со временем все заканчивается, чтобы дать новую жизнь, иногда чему-то приходится уйти в тень», — сказал тогда ваш отец. И понимая, что находится на кону, вы получили еще одну причину не отступать и добиться своего.
К тому моменту, когда вы вошли в число студентов самого престижного медицинского учебного заведения Индии и Средней Азии, вы уже прекрасно знали, чем будете заниматься. Вашему взору, далекому от шаблонов и стереотипного мышления, открылась проблема, которую другие просто не замечали, и именно в решении ее вы увидели свое призвание. Несмотря на то, что в развитых странах экология и условия жизни постоянно улучшались, в других странах, в которых проживало большинство населения Земли, а также во многочисленных колониях, все не было так радужно. В страны третьего мира было вынесено большинство опасных и вредных промышленных производств, а колонисты других планет сталкивались с экстремальными условиями, которые сами по себе до сих пор были плохо изучены. Благодаря открытиям на Марсе человечество сделало рывок вперед, но вам было прекрасно понятно, что этот рывок был сделан слишком быстро, без оглядки, без осознания необходимости, необратимый, словно прыжок в пропасть.
Человечество бездумно использовало технологии, которые подсмотрело у прошлого. Использовало со рвением и неосторожностью ребенка, увидевшего яркую мамину вещь, и размахивающего ей, не задумываясь об опасности. На Землю привозили материалы с других миров, а чудеса забытых эпох входили чуть ли не в каждый дом. Количество заболеваний мозга увеличилось в несколько раз, и некоторые из них невозможно было заблаговременно обнаружить даже с помощью самых современных медицинских сканеров. Каждый год в области неврологии делалось несколько открытий, чаще печальных. А фармакологическое лечение вновь открываемых заболевания было похоже на бритье бороды с помощью одноразовых золотых садовых ножниц: очень дорого и очень опасно для пациента. Вы же предлагали использовать иной способ.
С точки зрения вашего мировоззрения и тех верований, которые разделяли ваши родители, не было особой разницы между болезнью разума и тела. И то и другое было недостатком, уязвимостью в духе человека, раной, которая отражалась на всех его состояниях. И настоящая болезнь, настоящая травма или расстройство возникали именно в душе, все остальное становилось лишь отражениями. Так и лечение должно было происходить изначально лишь с духом.
Возможно, для постороннего человека это и звучало дико, но подобные теории далеко не так противоречили современной науке, как могло показаться, в чем вы убедились еще в процессе подготовки к институту, и позже во время обучения. Между заболеваниями мозга, расстройствами психики и эмоциональным состоянием больного отчетливо выделялась связь. Психические усилия, самоконтроль и особое состояние эмоций человека могли способствовать выздоровлению человека.
К сожалению, в современной науке не существовало направления, работающей с той самой духовной сферой. Даже психиатрия работала с мозгом и сознанием, а не с духом. Но подобное направление было в индуизме. Находясь на перекрестке вашего воспитания и обучения, веры и точной науки, вы прекрасно видели сходство методик и сходство поставленных задач, которое «серьезному» ученому возможно не пришло бы в голову. Нет, вы не пытались заменить лечение на молитвы. Вы совмещали знакомые вам практики с современными методами лечения, применяя отдельные элементы йоги для стабилизации состояния пациента в тех случаях, когда фармакологическое или хирургическое вмешательство были невозможны. В конце концов, если люди доверяют свои жизни сверхсветовым двигателям, построенным по чертежам, пришедшим из мрака веков, то почему бы им не доверить свое здоровье практикам, пришедшим из того же мрака?
Вы начали прорабатывать свою теорию с первых дней учебы. Конечная цель вашей работы была вполне ясна и ярко горела путеводной звездой. Создать работающую практику, которая сможет помогать людям с заболеваниями мозга. Если не исцелять — то хотя бы облегчать боль и упрощать приготовление к другим формам вмешательства. И, работая комплексно, приводить к значительному улучшению состояния. Для вашей программы, как вы видели ее в мечтах, не существовало неоперируемых случаев или непереносимости препаратов. Ведь главным было — пробиться к человеку через наросшую броню черствости сознания и установить в его душе баланс, помочь ему обрести мир. Для этой программы не требовалось дорогих препаратов, не требовалось даже выявлять и сканировать сложные случаи. В качестве профилактики она могла облегчить или даже спасти жизнь тысячам людей, которые в современном мире страдают, иногда даже не подозревая об этом, от болезней мозга. Ее можно было бы применять в самых сложных и запущенных случаях. И тогда, возможно, такие люди, как ваш брат, получат хотя бы шанс — выжить или прожить остаток дней без боли, с миром в душе.
Ваша теория, ваша программа росла и крепла с каждым годом. Вы взялись за учебу с таким энтузиазмом, словно могли останавливать время. Четкое понимание своей цели, себя, и принятие мира вокруг позволяло вам успевать буквально везде, оставаясь при этом собранной, внимательной и не теряющей улыбки. Вы выбрали кафедру неврологии и посещали лекции по психиатрии. Одновременно вы проводили занятия по йоге в государственном интернате. Тогда же вы впервые заметили, что детьми работается гораздо проще, их сознание еще не успело очерстветь и в помощи они нуждались едва ли не большей. Со своими друзьями Глорией Моррис и Питером Саранши вы организовывали в стенах института «клуб самопознания», где тестировали на друг друге и окружающих практики из классических и даже забытых направлений индуизма. Ваша комната в общежитии была завалена бумагами и планшетами, за которыми вы проводили свободные от сна ночи. И во всем этом медленно рождались нестройные гипотезы, объединяющиеся в теорию.
На кафедре и в институте вас считали восходящей звездой. Ваши увлеченность и напор, блестящие знания, выросшие из понимания, а не тупого зазубривания, отмечали многие преподаватели, и на зависть другим студентам пророчили вам блестящее будущее. Но вот теория и методика, с которыми вы пытались обратиться ко многочисленным профессорам не находили нужного отклика. Для ученых с мировым именем они звучали дико и излишне смело, даже провокационно. И затрагивали проблему, которую современная медицина и корпорации не хотели признавать. Диплом вы защитили с некоторым трудом из-за остроты и спорности темы: «Влияние эмоционального состояния пациента на развитие болезней мозга». К этому моменту вы уже прекрасно знали, что в научной работе, которая послужит основой и обоснованием вашей программы, вам необходимы не просто наблюдение за в целом здоровыми людьми. Вам нужно длительное изучение действия своих гипотез на действительно больных людей — и по возможности, на детей. Именно поэтому после получения диплома психиатра вы, вместе с Питером (Глория получила назначение своей мечты на станцию Арктур) перевелись в сингапурское отделение института. Перевелись для того, чтобы изучать последствия печально известного Сингапурского Инцидента.
В 2149 году в международном космопорту Сингапура произошло крушение грузового транспорта, приведшее к ужасным последствиям и массовым человеческим жертвам. Этот транспорт перевозил редкие вещества с колоний на Землю, в результате аварии все содержимое трюмов оказалось распылено над городом или попало в почву и воду. И после инцидента процент детей, родившихся с различными нарушениями в работе мозга, вырос в 14 раз. Сингапур был идеальным местом для вашей работы, а дети, многие из которых уже учились к этому моменту в средней и старшей школе, нуждались в помощи, как никто другой. У многих из них не было выявлено никаких повреждений или поражений мозга, но они все равно жаловались на головную боль и демонстрировали необъяснимые признаки агрессии и измененного поведения.
Ваша работа в Сингапуре заняла несколько лет. Несколько лет постоянной работы, когда в вашей жизни не было ничего, кроме экрана голопроектора. Цветы, привезенные из Нью-Дели, пытались погибнуть с завидной регулярностью и Вам за все это время не удалось даже побывать в легендарном Саду Орхидей. Не говоря уже о том, чтобы пытаться устроить собственную жизнь. Перед вами проносились вереницы медицинских карт, заключений и анализов. Наблюдение за детьми с разными заболеваниями и из разных социальных групп развивалось. И костяк вашей научной работы медленно, но верно обретал плоть. Наверное, если бы на вашем месте был кто-то другой, менее амбициозный и менее понимающий, чего он хочет, то именно на этом он бы и остановился, послушав Глорию и продолжив работу с известными уже больными. Но вы знали, что хотите большего. Вы знали, что вы можете больше. Вы знали, что вам нужно доказать работу своей методики не просто на больных, с известным диагнозом и способом лечения, а на тех, кому невозможно было помочь иначе. Если бы подобное испытание показало эффективность вашей программы, то у вас появился бы шанс. Не просто создать «дополнительный комплекс мер по общему укреплению здоровья», а реализовать профилактическую программу, методику. Которую будут изучать и включать в комплекс лечения как лекарство, а не как замену витаминам. Поэтому, как и всегда, вы пошли дальше.
Вы забрасывали научные журналы своими публикациями о влиянии поражений мозга на поведение и самовосприятие, о диагностике поражений мозга по поведенческим паттернам. И одновременно вы начали поиск людей из группы, существование которой уже выделили с помощью тщательного изучения всех доступных материалов и многолетних наблюдений. В вашей выборке были дети, не имевшие ярко выраженных диагностированных заболеваний. Их анализы не давали четкого ответа на причины их симптомов, а симптомы говорили о присутствии тяжелых повреждений мозга. Вы пытались публиковать свои данные, но эти публикации не имели большого успеха. К сожалению, несмотря на то, что по вашим данным число таких детей в мире было большим, родители этих детей редко шли на контакт, считая, что если врачи говорят, что все в порядке, то и их детям незачем учувствовать в исследованиях и экспериментальном лечении.
Единственный раз, когда вам удалось добиться работы с подобным ребенком, вынудил вас временно переехать из Сингапура в Лондон и хитростью стать психиатром молодой Меган Клирик. Девочке предписали обязательное посещение психиатра после того, как в приступе гнева она толкнула свою одноклассницу с лестницы. Родители Меган не хотели, чтобы данный случай нашел какое-то отражение в судьбе и будущей карьере их дочери, поэтому с радостью согласились на вашу работу. Хотя они и восприняли ее как обещание «исправить» их дочь по мановению волшебной палочки.
Меган была злым ребенком. Эгоисткой, которая привыкла получать от жизни все, чего она хочет, не останавливаясь ни перед шантажом, ни перед подлостью. Возникало чувство, что родители не объяснили ей в детстве ни что такое хорошо, ни что такое плохо, а когда спохватились — то попытались купить упущенное за деньги. Не было ничего удивительного в том, что контакт между вами устанавливался очень плохо, ведь Меган приучилась воспринимать взрослых только как угрозу для себя или объект для манипуляции. Несколько раз Меган сбегала с занятий или прогуливала их, неоднократно проверяла вас на прочность и выдержку, подстраивая результаты программы. Но вы прекрасно понимали, что ее частые вспышки гнева и смена настроения обусловлены не только упущенным воспитанием. Во время ваших сеансов, в тех немногочисленных, где удавалось заставить Меган полностью расслабиться, вы обнаруживали боль, которая на нее давила, вы отчетливо осознавали повреждения ее духа. Несмотря на то, что результаты томографии не давали четких ответов, вы начали попытку лечения. Это был трудный путь, которому сопротивлялась не только Меган, но и ваша теория, которая впервые проходила такое испытание практикой. Это был путь проб и ошибок, и вы не единожды хотели все бросить. Но вы шли вперед и спустя полгода тяжелого и кропотливого труда впереди забрезжил свет. Вы увидели прогресс, ваша теория обтесывалась и все вернее превращалась в методику, пусть требующую корректировки и длительной работы, но действующую и приносящую пользу. Даже Меган все меньше старалась помешать вашей работе, словно почувствовав, что ей становится легче.
Все испортили ее родители. Как оказалось, чете Клирик не нужно было излечение, им нужен был немедленный результат, признание их дочери здоровой и дееспособной. Поэтому устав ждать, они отказались от ваших услуг и нашли некого Кайтинга, который признал девочку полностью здоровой всего за две недели «работы».
Это был большой удар по вам, во вашей теории и работе. Вы уже видели возможность помочь Меган и в этом ваша методика могла сделать то, что вряд ли могли бы другие. Девушка уже почти поверила вам и в возможность того, что мир может не только вредить, но все это рассыпалось под ударом реальности, как и возможность закончить работу. Ведь без согласия родителей Меган вы не могли ни продолжить встречаться с девушкой, ни даже опубликовать результаты.
Вы все равно опубликовали дневники, без имен и подтверждений, выдавая результаты за выводы и предположения, без особых надежд на успех. Современный мир рождал очень многих молодых одаренных ученых, рвущихся к звездам, и чтобы среди них выделится, нужно нечто большее, чем смелая теория и амбиции. Ваша задумка, ваше стремление могли легко затеряться на фоне других и в итоге так никогда и не подняться наверх. Вы, конечно, не собирались сдаваться или падать духом, но вам было нужно время, чтобы снова обрести баланс, когда свет, который вдохновлял вас последние полгода, погас.
Но следование своему пути всегда награждается. Словно оценив ваши труды в попытках помочь Меган, вселенная вернула сторицей затраченные силы. На вашу скромную публикацию обратила внимание сама доктор Франческа Гамильтон, известный ученый, автор многочисленных научных работ о мозговой активности и изменений в ней в результате химических процессов. Некоторые пророчили ей нобелевскую премию по биологии. Другие восхищались её блестящим умом. Третьи утверждали, что часть успеха её научной карьеры обусловлены интригами и подлостью. Но все из них сходились во мнении, что Гамильтон — одна из самых влиятельных ученых Земли.
Доктор Гамильтон обратилась к вам с предложением, от которого вы не могли отказаться. Она выразила свое впечатление вашими смелыми теориями. И предложила возможность проверить их на практике, помочь детям, которые нуждаются во внутреннем балансе более прочих. Вам предложили вступить в научную группу под её началом, которая на отдаленной станции в космосе будет изучать феномен, еще 50 лет назад не существовавший среди людей. В составе группы преподавателей Вы будете обучать детей по особой программе, помогая доктору в её экспериментах. И сможете продолжать под её руководством писать свою работу, получая допуск к научной базе и самым редким и особенным детям во вселенной.
А пока вы будете заботиться об этих детях, корпорация, на которую работает Гамильтон, будет заботиться о ваших родителях, которые ради вашего будущего пожертвовали своим делом. В этом вы чувствуете некоторую справедливость. Словно действительно вселенная решила напомнить населяющим ее людям, что прошлое и его наследие — не то, от чего можно легко отмахнуться. Даже ретрансляторами, эффектом массы и вашей программой — вещами, которые изменят мир.
Вирнус Аверитас
«No Honor in Blood» by Two Steps From Hell
В этом помещении не горит свет. В темноте лишь два больших голографических экрана бросают синеватые отсветы на двух людей, сидящих друг напротив друга. Их разделяет высокий черный стол с тонкими ножками, а их взгляды устремлены в быстрый поток сменяющихся изображений и символов. В темноте бордовая униформа кажется почти черной.
— Дальше? — звучит немного усталый голос справа. Его обладательница, женщина с миловидным лицом и прямыми волосами, чей цвет нельзя различить в предательском синем освещении, на секунду отрывается от экрана и откидывается назад в высоком кресле.
— Посмотрим, что мы имеем — голос ее собеседника такой же сухой и сосредоточенный, как и его лицо. Тонкие черты этого мужчины выглядят почти острыми, когда он, подпирая рукой подбородок, вглядывается в экран проектора. — 72 потенциальных кадета, ожидание с поправкой на обстоятельства и вмешательство родителей — 55-60 объектов. Семь инструкторов. Полная выборка по основным актуальным направлениям деятельности Альянса. Запрошенное разделение по регионам Земли не было удовлетворено, этим фактором пришлось пренебречь. Спектр мировоззренческих установок по предварительной оценке покрывает 76% ожидания кадетов.
— Иными словами, 46 кадетов найдут на Гагарине пример для подражания, сочувствующую руку и образец своего будущего пути. Что с оставшейся четвертью?
На несколько секунд в помещении повисает тишина, нарушаемая лишь гулом системы вентиляции.
— Мы поместили в колбу полный набор катализаторов, пришло время для реагентов, — прерывает тишину мужчина.
— Твои медицинские аналогии здесь неуместны, Сэнд, — сухо перебивает его женщина, сосредоточенно изучая открытое досье. — Давай начнем с начала.
Мужчина, которого назвали Сэндом, встает из кресла и пересекает комнату по направлению к кофемашине. Вернувшись к столу с двумя дымящимися кружками, он широким жестом смахивает с экрана стопку открытых досье и разворачивает вместо них одно новое.
— Турианцы. Стил, что мы вообще о них знаем?
— Ты запрашиваешь личную оценку или данные из отчета? Во втором случае разверни и прочитай.
Несколько следующих минут тишину прерывает только редкий стук пальцев по экрану.
— Хорошо, давай начнем с начала, — наконец, произносит Сэнд. — Двуполые гуманоидные существа с планеты Палавен. Обладают самым большим и мощным флотом в пространстве Цитадели. Широкой человеческой общественности известны в основном из-за событий Войны Первого Контакта. В галактике ценятся за свой «кодекс чести» и прямоту, вся их культура построена на базе военной иерархии. Многие люди по-прежнему относятся к турианцам как к «врагам на той войне».
— С кем мы имеем дело сейчас? — Стил делает большой глоток из почти остывшей кружки и ставит ее на стол.
— Отряд наемников под предводительством Вирнуса Аверитаса, в прошлом командора Турианской Иерархии. Название отряда переводится как… омнитул предлагает варианты «проклятые» или «сломленные». Костяк отряда — бывшие подчиненные Вирнуса из второй роты хастатим при тридцать четвертом флоте. Хастатим?
— Палачи. — Женщина, прищурившись, всматривается в фотографию на экране. — Зачистка захваченных территорий и подавление гражданского сопротивления. Основная цель — сопровождение населения во временные жилые центры. Членов хастатим обучают языку противника до разговорного уровня, и натаскивают в понимании ключевых культурных вех.
— Принято. Для участия в Программе приглашены трое из отряда Вирнуса — Сэнд сосредоточенно разбирает досье, расставляя на экране отдельные страницы. — Вирнус Аверитас и Эпирия Фидем были в «проклятых» с самого начала. Авиций Гордас присоединился полгода назад.
— Что мы имеем на Вирнуса?
— До Шаньси, — довольно много, на самом деле. 43 года, родился в 2122 году на Палавене, одновременно со своим братом Виктусом.
— Близнецы?
— Не могу судить, — пожимает плечами Сэнд, — в досье нет четкого упоминания, а визуально я определить не в состоянии. В пятнадцать вместе с братом был отправлен в тренировочный лагерь, тогда же был опознан как биотик. С этого момента досье становится подробнее.
— Разве у турианцев до сих пор особенное отношение к биотикам?
— Отчасти. Биотики встречаются нечасто. Их умениями восхищаются, но рядовые солдаты биотикам зачастую не доверяют. В среднем, на пятьдесят турианцев приходится один турианец-биотик. Существует даже мнение, что в турианской армии нет биотиков. Это, как мы знаем, не так. Владеющие биотикой турианцы проходят специальную подготовку и в дальнейшем из них формируют специальные отряды.
— Я не вижу в досье Вирнуса упоминания о том, чтобы он служил в отряде Кабалов.
— Он и не служил. Он сдал все физические и психологические нормативы и добился того, чтобы попасть в регулярную армию, вместе с братом.
— Думаешь, это из-за брата?
— Возможно. Так или иначе, он стал первым биотиком-офицером вне отрядов Кабал за сто тридцать восемь лет. Турианская дотошность в отчетах обескураживает.
— Дальше? — по интонации Стил чувствуется, что она не разделяет энтузиазма Сэнда.
— Дальше блестящая военная карьера. Пример для подражания. Три успешно проведенные операции на внутреннем театре военных действий…
— Прости, что?
— Сепаратисты. Судя по отчетам, на отдаленных колониях турианцев иногда возникают разногласия с курсом иерархии, но это редкое исключение из правил. Так вот, ни одного бойца не потерял убитыми. После такого бойцы его отряда готовы были за ним идти и в огонь, и в воду. Получил личную благодарность от Примарха. Дальше… Смотри, какое фото нашлось в новостях.
— Подожди, это что, Сарен Артериус, турианский спектр?
— Он самый. Это рукопожатие могло бы сулить и самому Вирнусу карьеру спектра в будущем.
— Хорошо, это все отлично, но у нас нет ничего о его личности. Или есть: смотри. Харизматичный, прирожденный лидер — никогда не выпячивал своих достижений, никогда не подчеркивал свой чин перед подчиненными, всегда был с каждым бойцом своего отряда на короткой ноге. Всегда шел в бою плечом к плечу со своими бойцами, всегда возвращался за павшими.
— Если не ошибаюсь, это не совсем типичное поведение для турианца, прямо скажем.
— Но оно давало свои плоды: подчиненные его боготворили. Единственное публичное заявление за двадцать лет службы: «Мы, биотики, такие же турианцы, как и все вокруг. Хватит считать нас особой кастой». Вот видео с публичных слушаний по делу его бывшего подчиненного, за пять лет до Шаньси. Обвиняемый напился в баре Цитадели и подрался с местными пустолицыми, — турианцами без татуировок, указывающих принадлежность к конкретной линии крови. Два трупа, пятнадцать раненых.
— Судя по видео с камер наблюдения Цитадели, местные сильно ошиблись с выбором цели для разборок. После вмешательства Вирнуса его оправдали?
— Ему позволили самому вскрыть себе панцирь. В вопросах чести у турианцев действуют традиционные способы решения проблем.
— Пока он выглядит как лощеный герой. Почему отряд наемников? Что случилось на Шаньси?
— Мы никогда не узнаем, Стил. Его личное дело после Шаньси вычищено до блеска. Списание в запас по состоянию здоровья. В турианской иерархии это фактически означает социальную смерть, изгнание, похороны заживо.
— Что же, все-таки, случилось на Шаньси?..
Настоящий турианец всегда знает свое место. Милитаризированная иерархия турианского общества не подразумевает двояких толкований, неопределенных позиций и разделенной ответственности. Каждый гражданин свободных городов Палавена является чьим-то подчиненным и чьим-то начальником одновременно. Каждый новорожденный турианец вписывается в Иерархию в чине рядового, и так начинает свой путь служения общему благу. Настоящий турианец всегда знает, что он должен делать прямо сейчас.
Закат сегодня тянется особенно долго. В пасмурном небе огромный диск Требии медленно ползет к горизонту, расплавляя тонкие облака своим неистовым светом. На парапете Белой Аллеи всегда воет ветер, его низкий стонущий гул оглушает и прибивает к земле, заставляя склониться перед бескрайним белым полем внизу. Я опираюсь на перила и на мгновение задерживаю дыхание, прежде чем отправить свой лифт в долгое падение. Свет заходящей звезды озаряет белое поле в последний раз, и на белом камне появляются длинные тонкие тени. Тени от надгробий.
Существующий уклад вещей в турианском обществе сложился далеко не сразу, и каждый камень в основании этой стены был щедро полит синей турианской кровью. Двадцать восемь столетий назад турианская цивилизация состояла из разрозненных колоний, оформившихся во время первой волны колонизации. И пока асари с саларианцами создавали Галактический Совет под уютными сводами Цитадели, турианцы делили в междуусобных войнах каждый клочок свободного пространства вокруг Палавена. Потребовалось несколько столетий, чтобы в разрозненном противостоянии множества колоний наметился подъем идеи о Всеобщем Единении. Последовавшая Война Единения навсегда закрепила за Иерархией статус единственной парадигмы турианского общества.
В едином порыве переустройства старого мира быстро сгинули различия и барьеры, отделявшие одну колонию от другой. Принимая под свое начало новых подданных, Иерархия перекраивала уклад их жизни и систему их ценностей, приводя всех к единому знаменателю. Имперским девизом турианского общества навсегда стали слова: «Умри ради Дела».
Лифт замедляет свое падение, погружая меня во мрак Аллеи. Я ступаю на белые камни, оставляя личные вещи на стойке лифта. Туда, куда я иду, не нужны ни оружие, ни знаки отличия. Из глубин Аллеи дуновением ветра проносится тихий шорох. Меня уже ждут.
Я медленно ступаю под гулкими темными сводами. С высоты подиумов на меня взирают безмолвные стальные лики. Атриус. Га'нейя. Тиберий. Виктус. Я останавливаюсь у могилы брата и пытаюсь поймать взгляд его бездвижных стальных глаз. Как тогда, как сотни раз после, мне не выдержать натиска этого взгляда. Воздух покидает мои легкие, я отвожу взгляд, стискивая зубы. Прости, брат.
Ещё на заре своего существования турианцы жили большими группами, сообща охотились, сообща защищались от хищников и претендентов на территорию. Во главе группы стоял вождь, а внутри маленького сообщества были строго распределены роли, права и обязанности. В первую очередь это имело большое значение для совместной охоты, когда от чёткости, cлаженности и согласованности действий, от чёткого понимания своих обязанностей, их беспрекословного выполнения, зависел успех при поимке добычи, а, значит, жизнь всей группы. Именно поэтому дисциплинированность, чувство личной и коллективной ответственности, честь, исполнительность, возвышение потребностей общества выше собственных у турианцев, в буквальном смысле, в крови.
Каждый гражданин старше пятнадцати лет служит государству в группе. От солдата до администратора, от строительного инженера до санитарного работника, но обязательно в группе, так как всем турианцам необходимо уметь работать сообща. Турианское общество высокоорганизованно, оно славится строгой дисциплиной и великолепной исполнительностью. Что бы ни было необходимо выполнить, турианцы сделают это.
Общество турианцев делится на 27 уровней граждан, первым из которых являются дети и подростки. Дальше следует второй уровень, обучение в учебном лагере. Формальное гражданство присуждается с третьего уровня, после учебного лагеря. Гражданство предоставляют при переходе с третьего на четвертый уровень, после индивидуальных осмотров каждого турианца. Как ожидается, граждане, которых оценили выше, будут вести за собой и защищать подчиненных. Младшие по званию будут повиноваться, и поддерживать старших. Поощрение каждому уровню граждан основано на личной оценке старших.
Они знали, на что шли. Сыновья и дочери свободного Палавена, лучшие из лучших, они всегда были там, где были нужны. На грани, над пропастью, на передовой, элита и образец для всей Иерархии, они всегда оказывались на краю ада и возвращались из него с победой. Кроме Шаньси.
Индивидуальность, присущая разным колониям древних линий крови, сгинула вместе с последними зародышами сопротивления в них, но природа турианской морали работает сложнее бессмысленного геноцида. Вместо уничтожения мы вплели истории наших миров в историю Иерархии, стали единым целым. Сегодня отличить турианца с Магны от турианца с Квадима можно только по татуировкам. Цвет и форма характерного рисунка определяют не просто личные предпочтения конкретной особи, за ними стоят история и подвиг многих поколений. Нанося татуировку в момент совершеннолетия, ты заявляешь всей Иерархии: «Я помню».
Тех, кто избегает татуировок, называют «пустолицыми». Такое может понадобиться тем, кто по каким-то своим причинам не хочет выделяться из общей массы турианцев, либо имеет причины скрывать свое происхождение. Обычно на подобное идут политики и дипломаты.
Политики и дипломаты проиграли эту войну. Мы смели форпосты планетарной обороны, заняли стратегические посты, подавили почти все очаги партизанского сопротивления. Мы теряли бойцов, но знали, что идем вперед и делаем правильное дело. Мы были готовы довести его до конца, навсегда впечатав в сознание этой самовлюбленной расы понятие об ответственности и порядке. Но у нас выдернули землю из под ног.
Иерархия получила долгий срок на развитие — почти десять веков процветания, прежде чем пришло время настоящей проверки на прочность. В то время активация спящих ретрансляторов была нормальным делом. Саларианский исследовательский конвой воспользовался одним из таких ретрансляторов и сгинул в пустоте. Как потом выяснилось, они попали в лапы Рахни, которые использовали их корабли и двигатели для создания собственных. В ответ все цивилизованное население Цитадели получило полномасштабное вторжение агрессивных, безмозглых, но крайне изобретательных тварей. Попытки коммуникации с ними были обречены на провал, они не отвечали ни какие попытки переговоров. Единственным спасением был беспощадный военный ответ, на который у нас не хватило сил.
Почти столетие асари держали оборону, пока саларианцы придумывали ответ. Им стала раса Кроганов, которых искусственным образом удалось дотянуть до относительно вменяемого уровня прочих рас Цитадели. Их собственная планета была истощена гражданской войной, им дали технологии для путешествия между звездами и ведения эффективной современной войны. Их собственные репродуктивные способности сделали оставшееся — Цитадель получила практически неистощимый источник подготовленных, вооруженных и готовых воевать солдат.
Вскоре последний оплот Рахни был уничтожен, стерт с лица галактики, Кроганы устроили серию подземных детонаций и довершили начатое, разбомбив планету с орбиты. После столетий войны на истощение никто не сказал ни слова при виде подобного геноцида. Тогда никто еще не понимал, как ошибается Галактический Совет.
Кроганам потребовалось целых три столетия, чтобы дойти до мысли о собственном превосходстве над асари и саларианцами. Цитадель получила врага даже более опасного, чем Рахни, потому что враг этот не просто имел доступ к большинству ресурсов Цитадели, но и превосходил ее в скорости воспроизведения популяции и не считал потерь.
В этот момент настало наше время. Иерархия впервые вышла на контакт с Цитаделью, предоставив всю свою военную мощь для остановки угрозы Кроганов. Мы справились. Ныне Кроганы служат памятником нашему военному величию.
Как могли служить и люди. Увидев, как корабль неизвестной расы пытается активировать спящий ретранслятор, любой здравомыслящий житель Цитадели открыл бы огонь. Потому что мы помним.
В камне стен Аллеи события «инцидента у рестранслятора 314» запечатлены с беспристрастной точностью. Эскорт из трех неопознанных кораблей пытается активировать спящий ретранслятор в нарушение закона. Пограничный конвой открывает огонь на поражение. Один из кораблей людей успевает уйти из под огня. Пришедшее следом подкрепление расстреливает турианский патруль.
Ближайшая к границе эскадра выдвигается вглубь неизвестных территорий и встречает разрозненное сопротивление человеческих поселенцев. Без особого труда конфликт достигает человеческой, как мы тогда думали, родной планеты Шаньси. Начинается орбитальная осада. Гарнизон планетарной защиты быстро сдается под нашим натиском. Мы оккупируем планету и доносим до людей языком огня и металла необходимость соблюдать простые правила Цитадели.
Но никто не запечатлеет здесь всего, что происходило на Шаньси.
Из личного дневника Тавриуса Виргиния, рядового второй роты хастатим при тридцать четвертом флоте, в отставке.
Шла четвертая неделя оккупации Шаньси. Это позже наш победоносный реванш назвали оккупацией, позже появились громкие слова: «попытка геноцида», «беспощадная эскапада», «нарушение прав». У животных, которых мы истребляли на Шаньси, не было прав. Мы были героями, мы блистали и несли возмездие зарвавшимся лысым тварям, решившим перечеркнуть историю трех столетий войны с Рахни. Пакт Цитадели написан кровью поколений, сдерживавших вторжение за вторжением, и никакая малая раса не в праве подвергать такому риску просвещенное общество Цитадели вновь. По крайней мере, мы так считали.
Это случилось в ночь на двадцать третий день после высадки. Вооруженные кордоны давно остались позади, гарнизон планетарной защиты сдался, мы были уверены в своей безопасности и быстро продвигались вглубь территории людей, отмечая новые поселения для зачистки. Мы двигались в составе двух рот, всего сто восемьдесят винтовок и две дюжины дронов поддержки. Мы зашли в очередное поселение, «Ниптон», и расположились для оценки обстановки. Виктус Аверитас, брат нашего капитана, Вирнуса, вышел к людям в поисках главного, как вдруг...
Я помню электрический треск и большое пятно крови. Синей турианской крови. И взгляд Вирнуса, застывший на лезвии шахтерского бура, которое выворачивало наизнанку его брата. Примитивная ловушка, какие ставят на крупного зверя. Мы как-то разом переглянулись, и в каждой паре глаз отчетливо читалось: обитателей Ниптона ждет отвратительный конец.
Мы согнали их на площадь, под прожекторы. Всего тридцать шесть самок, пятнадцать самцов и трое детенышей. Никто не пытался сопротивляться, не чувствовалось никакого единства, только обреченная животная покорность. Вирнус долго смотрел куда-то в землю, думая о чем-то. Потом так же, не поворачиваясь, заговорил. Его скрипучий сухой голос звучал безэмоционально и ровно, как запись бортового компьютера:
— Ваша цивилизация существует шесть, может быть семь тысяч лет. Когда вы жрали друг друга и спаривались в пещерах, мы строили первые космические корабли. Когда вы дрались между собой за клочки земли на своей замшелой планетке, наши армады завоевывали звезды во славу Палавена. Вы жалки и ничтожны, но хуже всего то, что вы непомерно амбициозны. Мы поставим вас на место.
По-прежнему не глядя ни на кого конкретно, он поднялся и медленно прошел вдоль ряда стоящих на коленях людей, словно оценивая то, что видел перед собой. В его руке виднелась бумажная книга — мы видели такие у людей, видимо, он подобрал ее где-то по дороге.
— Вся ваша цивилизация смогла произвести только одно действительно стоящее изобретение. Здесь написано, что стать его жертвой — значит проявить подлинное смирение и совершить искупление. Вам всем есть, что искуплять, будьте уверены в этом.
В свете прожекторов тускло блеснул крест, выдавленный на темной обложке. Рука Вирнуса взмыла в воздух, и мы инстинктивно попятились, понимая, что сейчас будет. Искра сине-фиолетового пламени вспыхнула в воздухе, и ближайший к Вирнусу человек застонал сквозь стиснутые зубы в тот момент, когда два биотических поля растянули его худое тело в воздухе над площадью.
— Этот человек виновен. Сейчас слева передо мной встанут те, кто соберет и поставит для него крест. Справа передо мной встанут те, кто назовет следующего виновного. Те, кто готов добровольно искупить свою вину, могут остаться на коленях.
В первое мгновение никто не пошевелился, в повисшей тишине только стон висящего в воздухе человека напоминал о течении времени. Вдруг, кто-то из людей медленно, ожидая удара, приподнялся и, смотря в землю, переполз в указанное место слева от Вирнуса.
— Смелее! Труд искупляет. Идите, разберите свои убогие дома и принесите доски для крестов.
Еще двое людей неохотно, но уверенно поднялись и пошли на левую сторону.
— Тварь... — раздалось из толпы.
— Кто это сказал? Ведите его сюда.
Мы подвели плюгавого, лысого даже по человеческим меркам, самца к Вирнусу и бросили его на землю.
— Ты будешь вбивать гвозди.
С этими словами Вирнус схлопнул ладонями поток синего пламени, отпустив висевшее в воздухе тело.
— Где крест, живее! Вы задерживаете правосудие.
Раздался треск и скрежет волочившихся по земле полимерных балок. Спустя десять минут было готово подобие креста, обрамленного свисавшими проводами скрытой проводки.
— Кладите его на крест, а ты — обернулся к «палачу» Вирнус — бей.
— Иди ты нахуй, синяя обезьяна — человек не успел закончить, как синее пламя вспыхнуло вновь, окутывая его руки.
— Приступай — проскрежетал Вирнус, управляя своим «палачом», как марионеткой.
В свете прожекторов блеснуло острие заточенной стальной балки, брызнула человеческая кровь. «Палач» надвисал над крестом вялым мешком и размашисто колотил кирпичом по основанию импровизированного гвоздя. Наконец, дело было совершено и вскрики жертвы прекратились.
— Ставьте его, у нас много дел впереди. Этот человек виновен, — указал Вирнус на бывшего «палача» — пусть сюда выйдет более трудолюбивый доброволец...
В какой-то момент происходящее смешалось в одно кровавое месиво, и моя память вытеснила подробности. Я пришел в себя, когда над Ниптоном возвышались сорок девять крестов. Двух самых сговорчивых «палачей» Вирнус отправил в сторону ближайшего поселения, а детенышей заставил драться друг с другом, пообещав отпустить того, кто выживет. Он внимательно наблюдал, как они грызли и колотили друг друга, наблюдал с интересом исследователя диких животных, словно выясняя и запоминая что-то. Потом выжившего придушил носком сапога и приказал сниматься с места.
Через две недели нам пришел приказ уходить. Галактический Совет остановил разгорающуюся войну, нас назвали военными преступниками и обязали выплатить репарации. Мы чувствовали себя раздавленными, униженными и отвергнутыми, но хуже всего досталось Вирнусу.
Он не хотел ничего признавать. Он словно перестал быть, дышать и чувствовать как турианец, словно человеческая кровь въелась ему под чешую как болезнь, очернила его изнутри. Он так и говорил об этом на допросах, рассказывал о заразительной звериной жестокости людей, требовал чтобы его очистили, «вылечили» от человеческой заразы. Он называл их паразитами, предупреждал, что люди подточат Цитадель изнутри, уничтожат все, что построила Иерархия. Его признали непригодным к службе на благо Иерархии и выбросили на помойку Палавена. Я не видел его с тех пор.
Никто не запечатлеет здесь всего, что происходило на Шаньси.
Люди нас не слышат. Сопротивление затягивается на месяцы. Флора и фауна Шаньси непригодна для нашей жизни. Мы голодаем, умираем от болезней и действий партизанских отрядов, но продвигаемся вперед. Я теряю одного за другим троих бойцов. Чем дольше длится оккупация, тем менее адекватными становятся действия людей. Вместо того, чтобы сдаться на понятных условиях собственного выживания взамен признания простых общегалактических правил, люди продолжают грызть землю у наших ног.
Нас уже не удивляют следы мародерства среди людей, когда мы встречаем случаи канибализма. Люди тоже голодают, но продолжают сопротивляться. Мы окончательно понимаем, что у них нет никаких моральных границ, них нет понятия чести. Пытаясь наладить контакт, мы подбираем и выхаживаем молодую раненую особь. Придя в себя, она бросается на плазменный резак, вызывая пожар, в котором гибнут врачи временного жилого лагеря. Через несколько дней гибнет мой брат. Мы принимаем непростое решение убивать всех встреченных людей при первом контакте.
Наконец, развязка начинает приближаться. Люди все менее активно сопротивляются, их ресурсы окончательно истощены. Мы понимаем, что победа близка, и ожидаем подкрепления для одного финального броска.
Вместо подкрепления приходит приказ оставить позиции.
Мы собираем убитых и покидаем Шаньси. Нас встречают как преступников. Галактический Совет выносит свое осуждение действиям пограничного конвоя. На похороны брата приходит шесть выживших бойцов моего отряда. Иерархия вводит налог для выплаты позорных репараций. Меня досрочно отправляют в запас «по итогам оценки общего психофизиологического состояния».
И теперь Цитадель хочет окончательно плюнуть в лицо погибшим, всерьез обуждая принятие людей в программы общегалактической безопасности!
Брат, я не могу этого допустить. Я пришел, чтобы проститься с тобой. Я клянусь, что никто не посмеет очернить твою память таким позором.
В войне раскрывается истинное лицо цивилизации. Когда все силы уходят на то, чтобы сражаться и выжить, у врага не остается места для фальшивых улыбок. После трех месяцев оккупации, крови и голода маски людей оказались сняты — тогда я увидел монстра.
Иерархия и Цитадель просто не представляют себе, на что способны эти животные. Для нас победа превыше всего, мы будем сражаться до тех пор, пока не падет последний из нас, либо пока победа не станет нашей. Делай хорошо и полностью — либо не делай вовсе. Люди не таковы. Они полны жестокости и безумия, загнанные в угол, они готовы на любую подлость, чтобы выжить. Им неведомы понятия субординации и знания своего места. Им неведомо понятие чести в бою. Если трем голодным людям бросить кусок хлеба — они не поделят его поровну, давая возможность выжить всем. Они передерутся за него и сдохнут все трое.
Я должен открыть всем глаза. Пусть просто представят, на что будут способны люди, дорвавшиеся до политики масштабов Галактического Совета! Люди — это бомба замедленного действия для нашего мира.
Цитадель должна увидеть, что из себя представляют люди, пока еще не поздно. Я воспользуюсь данным мне шансом, эти детеныши людей выживут и вырастут безжалостными расчетливыми убийцами без моральных границ и рамок. Они научатся завоевывать власть, они пробьются на самый верх и превратят общество людей в ад. Они перегрызут друг друга, и Цитадель увидит, каких хищников она собиралась пригреть в своем доме.
Тогда мы с тобой упокоимся в мире.
Наконец, вздох одного из агентов прервал затянувшуюся тишину.
— Что-то нашла. Ты был не прав по поводу единственного публичного заявления.
— Что там? Когда?
— Три месяца после возвращения с Шаньси. «Вы хотели, чтобы я победил. Я побеждал. Любой ценой. Как турианец. Но это была не турианская война. Неправильная война».
— Откуда это? Друзья в Альянсе?
— Нерелевантно к делу. Весь костяк будущего отряда наемников — из второй роты хастатим. Видишь, что это на фото позади Вирнуса, на корпусе штурмового дрона?
— Хмм… обломок древка?
— Да, это половина древка турианского знамени. Совпадает со знаменем роты Вирнуса. Его выгнали, с позором, сломав знамя, лишив всех воинских регалий. Удивительно, что он до сих пор жив, видимо, запас уважения старших и подчиненных к нему перевесил все, что бы ни произошло на Шаньси.
— Что было дальше? Вижу, сначала в отряде были только бывшие бойцы Вирнуса.
— Да, сначала только турианцы, жесткий отбор, только «чистые» контракты. Сопровождение, охрана, решение частных проблем с криминальными группировками. Со временем правила стали упрощаться, в отряде появились саларианские «эксперты»…
— Профиль экспертов?
— Вот, к примеру, бывший боец группы особого реагирования, в отставке.
— Учитывая продолжительность жизни саларианцев, бывших бойцов спецназа у них не бывает.
— Да, судя по всему, Вирнус собирал вокруг себя таких же, как он сам, изгнанных, сломленных, отвергнутых своим обществом. Посмотри на это.
— Это кроган?
— Не просто кроган, бывший боец «кровавой стаи», вдобавок ко всему еще и биотик. Два центнера мяса, подкрепленные биотическими способностями, существующие только для того, чтобы убивать.
— Что-то мне подсказывает, что со временем Вирнус менялся, как и принципы ведения дел в его отряде. Хотя, надо признать, что за последние десять лет они почти нигде не засветились.
— Твое почти — это пожар на фабрике по переработке элемента ноль в Колыбели Сигурда в Системах Терминус. Три сотни гражданских, преимущественно батарианцы и люди.
— Доказательства есть?
— Только косвенные. Такое поведение на поле боя никак не назовешь турианским. Удивительно, что ему удавалось удерживать рядом тех, кто шел с ним с самого начала.
— Все это — наши догадки. Вирнус успешно прошел все психологические тесты, он не станет убивать людей с вероятностью 93%.
— Вероятность причинения нефатального физического вреда?
— 38%. Но это укладывается в рамки требований Программы.
— В таком случае, я не вижу проблемы. Он — достаточное и необходимое условие для того, чтобы объекты активизировали свои способности. Дальнейшее — забота группы исследования.
— Не забывай про четверть кадетов, которые не пойдут за идеалами Альянса.
— Ты лучше меня знаешь, что идеалы подходят только для рекламных постеров в рекрутинговых центрах. Когда дело касается работы на «земле», нужны те, кто не боится замарать руки. Вирнус научит их убивать биотикой. А последствия — забота корректирующих психологов, не наша.
Эпирия Фидем
«Never Back Down» by Two Steps From Hell
В этом помещении не горит свет. В темноте лишь два больших голографических экрана бросают синеватые отсветы на двух людей, сидящих друг напротив друга. Их разделяет высокий черный стол с тонкими ножками, а их взгляды устремлены в быстрый поток сменяющихся изображений и символов. В темноте бордовая униформа кажется почти черной.
— Дальше? — звучит немного усталый голос справа. Его обладательница, женщина с миловидным лицом и прямыми волосами, чей цвет нельзя различить в предательском синем освещении, на секунду отрывается от экрана и откидывается назад в высоком кресле.
— Посмотрим, что мы имеем — голос ее собеседника такой же сухой и сосредоточенный, как и его лицо. Тонкие черты этого мужчины выглядят почти острыми, когда он, подпирая рукой подбородок, вглядывается в экран проектора. — 72 потенциальных кадета, ожидание с поправкой на обстоятельства и вмешательство родителей — 55-60 объектов. Семь инструкторов. Полная выборка по основным актуальным направлениям деятельности Альянса. Запрошенное разделение по регионам Земли не было удовлетворено, этим фактором пришлось пренебречь. Спектр мировоззренческих установок по предварительной оценке покрывает 76% ожидания кадетов.
— Иными словами, 46 кадетов найдут на Гагарине пример для подражания, сочувствующую руку и образец своего будущего пути. Что с оставшейся четвертью?
На несколько секунд в помещении повисает тишина, нарушаемая лишь гулом системы вентиляции.
— Мы поместили в колбу полный набор катализаторов, пришло время для реагентов, — прерывает тишину мужчина.
— Твои медицинские аналогии здесь неуместны, Сэнд, — сухо перебивает его женщина, сосредоточенно изучая открытое досье. — Давай начнем с начала.
Мужчина, которого назвали Сэндом, встает из кресла и пересекает комнату по направлению к кофемашине. Вернувшись к столу с двумя дымящимися кружками, он широким жестом смахивает с экрана стопку открытых досье и разворачивает вместо них одно новое.
— Турианцы. Стил, что мы вообще о них знаем?
— Ты запрашиваешь личную оценку или данные из отчета? Во втором случае разверни и прочитай.
Несколько следующих минут тишину прерывает только редкий стук пальцев по экрану.
— Хорошо, давай начнем с начала, — наконец, произносит Сэнд. — Двуполые гуманоидные существа с планеты Палавен. Обладают самым большим и мощным флотом в пространстве Цитадели. Широкой человеческой общественности известны в основном из-за событий Войны Первого Контакта. В галактике ценятся за свой «кодекс чести» и прямоту, вся их культура построена на базе военной иерархии. Многие люди по-прежнему относятся к турианцам как к «врагам на той войне».
— С кем мы имеем дело сейчас? — Стил делает большой глоток из почти остывшей кружки и ставит ее на стол.
— Отряд наемников под предводительством Вирнуса Аверитаса, в прошлом командора Турианской Иерархии. Название отряда переводится как… омнитул предлагает варианты «проклятые» или «сломленные». Костяк отряда — бывшие подчиненные Вирнуса из второй роты хастатим при тридцать четвертом флоте. Хастатим?
— Палачи. — Женщина, прищурившись, всматривается в фотографию на экране. — Зачистка захваченных территорий и подавление гражданского сопротивления. Основная цель — сопровождение населения во временные жилые центры. Членов хастатим обучают языку противника до разговорного уровня, и натаскивают в понимании ключевых культурных вех.
— Принято. Для участия в Программе приглашены трое из отряда Вирнуса — Сэнд сосредоточенно разбирает досье, расставляя на экране отдельные страницы. — Вирнус Аверитас и Эпирия Фидем были в «проклятых» с самого начала. Авиций Гордас присоединился полгода назад.
Несколько минут агенты сосредоточенно изучают досье, обмениваясь мнениями и перебрасывая друг другу фотографии с разных концов экрана. Затем, после продолжительной паузы, диалог возобновляется вновь.
— Кто во всей этой концепции Эпирия? — Сэнд рассматривает фото с камеры наблюдения, запечатлевшее в толпе нижних кварталов Цитадели турианку в композитном доспехе.
— Зависит от точки зрения. Точка опоры, оплот стабильности, тот, кто всегда выполняет приказы. Правая рука Вирнуса. Открой ее досье.
— 37 лет... Родилась в 2129 на Палавене... В 2144 поступила в тренировочный лагерь, через год выпущена с отличием... Знаешь, чем особенно это досье?
— Она тоже биотик?
— Нет, наоборот, если отставить это за рамки. Если бы на этом досье не стояло имя ныне живущего существа, я бы принял его за идеальный образец для заполнения. Не к чему придраться. Все нормативы в пределах погрешностей. Результаты психологических тестов демонстрируют нативное понимание ценностей Иерархии…
— Ты не забываешь, что в данный момент говоришь об инопланетном существе?
— Да, но это те данные, которыми мы располагаем. Хотя, конечно, вопрос с биотикой немного искажает образ идеального турианца. Как я уже говорил, биотики среди турианцев встречаются нечасто. Их умениями восхищаются, но рядовые солдаты биотикам зачастую не доверяют. В среднем, на пятьдесят турианцев приходится один турианец-биотик. Существует даже мнение, что в турианской армии нет биотиков. Это, как мы знаем, не так. Владеющие биотикой турианцы проходят специальную подготовку и в дальнейшем из них формируют специальные отряды.
— И, как и в случае Вирнуса, я не вижу в досье Эпирии упоминания о том, чтобы она служила в отряде Кабалов.
— Верно. К тому времени, когда Эпирия сдавала свои выпускные тесты и получала гражданство, Вирнус уже успел пройти через несколько локальных конфликтов и заработать определенную репутацию среди сослуживцев и начальства. Не удивлюсь, если его путь — биотика, пошедшего в регулярную армию — стал известен и популярен. В каком-то смысле в этом было особенное следование турианскому идеалу возвышения коллективного над индивидуальным.
— Ты забегаешь слишком далеко в своих теориях, Сэнд. Обрати внимание на её подразделение — не успев выпуститься из учебки, она попала под командование Вирнуса. Скорее, это он набирал себе в подопечные таких же, как он сам, хотя, возможно, и пользовался при этом своей репутацией.
— Выходит, он был ее первым командиром?
— Первым и единственным — до Шаньси. Следующие десять лет она повсюду следовала за ним. Нам, конечно, известно не все, но в каждом конфликте, где засветился Вирнус, участвовала и она. Помнишь ту фотографию, где после подавления трех восстаний сепаратистов на внутреннем театре боевых действий Вирнусу жмет руку Сарен Артериус, турианский спектр? Открой ее еще раз. Вот, здесь слева, за плечом Вирнуса, держит знамя роты.
— Визуальное совпадение 79%. Да, это Эпирия. Хорошо, это совпадения и, возможно, факты, но у нас нет ничего о ее личности. Кто она на самом деле?
— Настоящий турианец, я полагаю. Могу лишь предполагать, но считаю, что служба под началом Вирнуса для нее и есть воплощение пути турианца. Служа ему, она верит, что служит всей Иерархии.
— Ты можешь это как-то подтвердить или опровергнуть?
— Нет, конечно. Документально нам известно, что незадолго до инцидента у Ретранслятора 314 ее вывели из под командования Вирнуса и поставили руководить параллельной ротой Хастатим. В формулировке приказа помимо оборотов типа «…подающее пример всем бойцам тридцать четвертого флота понимание идеалов Иерархии...» и «…бескомпромиссное стремление к доведению поставленного приказа до исполнения в любой ситуации...» присутствует также «…рекомендуется к продвижению по службе для укрепления командирского потенциала и развития лидерских качеств...».
Откинувшись на спинку кресла, женщина расправляет затекшие плечи и окидывает взглядом все открытые на экранах документы.
— Как так вышло, что она оказалась вне Иерархии, в отряде наемников, да еще и под началом Вирнуса? Что случилось на Шаньси?
— Мы не знаем. Турианцы не ведут хроник с мест боевых действий, это считается оскорблением павших.
— Что же, все-таки, случилось на Шаньси?..
Настоящий турианец всегда знает свое место. Милитаризированная иерархия турианского общества не подразумевает двояких толкований, неопределенных позиций и разделенной ответственности. Каждый гражданин свободных городов Палавена является чьим-то подчиненным и чьим-то начальником одновременно. Каждый новорожденный турианец вписывается в Иерархию в чине рядового, и так начинает свой путь служения общему благу. Настоящий турианец всегда знает, что он должен делать прямо сейчас.
Закат сегодня тянется особенно долго. В пасмурном небе огромный диск Требии медленно ползет к горизонту, расплавляя тонкие облака своим неистовым светом. На парапете Белой Аллеи всегда воет ветер, его низкий стонущий гул оглушает и прибивает к земле, заставляя склониться перед бескрайним белым полем внизу. Вирнус опирается на перила и отправляет наш лифт в долгое падение. Свет заходящей звезды озаряет белое поле в последний раз, и на белом камне появляются длинные тонкие тени. Тени от надгробий.
Существующий уклад вещей в турианском обществе сложился далеко не сразу, и каждый камень в основании этой стены был щедро полит синей турианской кровью. Двадцать восемь столетий назад турианская цивилизация состояла из разрозненных колоний, оформившихся во время первой волны колонизации. И пока асари с саларианцами создавали Галактический Совет под уютными сводами Цитадели, турианцы делили в междуусобных войнах каждый клочок свободного пространства вокруг Палавена. Потребовалось несколько столетий, чтобы в разрозненном противостоянии множества колоний наметился подъем идеи о Всеобщем Единении. Последовавшая Война Единения навсегда закрепила за Иерархией статус единственной парадигмы турианского общества.
В едином порыве переустройства старого мира быстро сгинули различия и барьеры, отделявшие одну колонию от другой. Принимая под свое начало новых подданных, Иерархия перекраивала уклад их жизни и систему их ценностей, приводя всех к единому знаменателю. Имперским девизом турианского общества навсегда стали слова: «Умри ради Дела».
Лифт замедляет свое падение, погружая нас во мрак Аллеи. Мы ступаем на белые камни, оставляя личные вещи на стойке лифта. Туда, куда мы идем, не нужны ни оружие, ни знаки отличия. Из глубин Аллеи дуновением ветра проносится тихий шорох. Нас уже ждут.
Мы медленно ступаем под гулкими темными сводами. С высоты подиумов на нас взирают безмолвные стальные лики. Атриус. Га'нейя. Тиберий. Виктус. Вирнус останавливается у могилы брата и я наблюдаю, как два отражения одного лица замирают друг напротив друг друга, одно из стали, другое из плоти, разделенные гранью зеркала смерти.
Ещё на заре своего существования турианцы жили большими группами, сообща охотились, сообща защищались от хищников и претендентов на территорию. Во главе группы стоял вождь, а внутри маленького сообщества были строго распределены роли, права и обязанности. В первую очередь это имело большое значение для совместной охоты, когда от чёткости, cлаженности и согласованности действий, от чёткого понимания своих обязанностей, их беспрекословного выполнения, зависел успех при поимке добычи, а, значит, жизнь всей группы. Именно поэтому дисциплинированность, чувство личной и коллективной ответственности, честь, исполнительность, возвышение потребностей общества выше собственных у турианцев, в буквальном смысле, в крови.
Каждый гражданин старше пятнадцати лет служит государству в группе. От солдата до администратора, от строительного инженера до санитарного работника, но обязательно в группе, так как всем турианцам необходимо уметь работать сообща. Турианское общество высокоорганизованно, оно славится строгой дисциплиной и великолепной исполнительностью. Что бы ни было необходимо выполнить, турианцы сделают это.
Общество турианцев делится на 27 уровней граждан, первым из которых являются дети и подростки. Дальше следует второй уровень, обучение в учебном лагере. Формальное гражданство присуждается с третьего уровня, после учебного лагеря. Гражданство предоставляют при переходе с третьего на четвертый уровень, после индивидуальных осмотров каждого турианца. Как ожидается, граждане, которых оценили выше, будут вести за собой и защищать подчиненных. Младшие по званию будут повиноваться, и поддерживать старших. Поощрение каждому уровню граждан основано на личной оценке старших.
Мы знали, на что шли. Сыновья и дочери свободного Палавена, мы всегда были там, где были нужны. На грани, над пропастью, на передовой, элита и образец для всей Иерархии, мы всегда оказывались на краю ада и возвращались из него с победой. Кроме Шаньси.
Индивидуальность, присущая разным колониям древних линий крови, сгинула вместе с последними зародышами сопротивления в них, но природа турианской морали работает сложнее бессмысленного геноцида. Вместо уничтожения мы вплели истории наших миров в историю Иерархии, стали единым целым. Сегодня отличить турианца с Магны от турианца с Квадима можно только по татуировкам. Цвет и форма характерного рисунка определяют не просто личные предпочтения конкретной особи, за ними стоят история и подвиг многих поколений. Нанося татуировку в момент совершеннолетия, ты заявляешь всей Иерархии: «Я помню».
Тех, кто избегает татуировок, называют «пустолицыми». Такое может понадобиться тем, кто по каким-то своим причинам не хочет выделяться из общей массы турианцев, либо имеет причины скрывать свое происхождение. Обычно на подобное идут политики и дипломаты.
Политики и дипломаты завершили эту войну. Мы смели форпосты планетарной обороны, заняли стратегические посты, подавили почти все очаги партизанского сопротивления. Мы теряли бойцов, но знали, что идем вперед и делаем правильное дело. Мы были готовы довести его до конца, остановив эту безрассудную расу и объяснив ей законы галактического сообщества. Но нам не дали выполнить приказ до конца.
Иерархия получила долгий срок на развитие — почти десять веков процветания, прежде чем пришло время настоящей проверки на прочность. В то время активация спящих ретрансляторов была нормальным делом. Саларианский исследовательский конвой воспользовался одним из таких ретрансляторов и сгинул в пустоте. Как потом выяснилось, они попали в лапы Рахни, которые использовали их корабли и двигатели для создания собственных. В ответ все цивилизованное население Цитадели получило полномасштабное вторжение агрессивных, безмозглых, но крайне изобретательных тварей. Попытки коммуникации с ними были обречены на провал, они не отвечали ни какие попытки переговоров. Единственным спасением был беспощадный военный ответ, на который у нас не хватило сил.
Почти столетие асари держали оборону, пока саларианцы придумывали ответ. Им стала раса Кроганов, которых искусственным образом удалось дотянуть до относительно вменяемого уровня прочих рас Цитадели. Их собственная планета была истощена гражданской войной, им дали технологии для путешествия между звездами и ведения эффективной современной войны. Их собственные репродуктивные способности сделали оставшееся — Цитадель получила практически неистощимый источник подготовленных, вооруженных и готовых воевать солдат.
Вскоре последний оплот Рахни был уничтожен, стерт с лица галактики, Кроганы устроили серию подземных детонаций и довершили начатое, разбомбив планету с орбиты. После столетий войны на истощение никто не сказал ни слова при виде подобного геноцида. Тогда никто еще не понимал, как ошибается Галактический Совет.
Кроганам потребовалось целых три столетия, чтобы дойти до мысли о собственном превосходстве над асари и саларианцами. Цитадель получила врага даже более опасного, чем Рахни, потому что враг этот не просто имел доступ к большинству ресурсов Цитадели, но и превосходил ее в скорости воспроизведения популяции и не считал потерь.
В этот момент настало наше время. Иерархия впервые вышла на контакт с Цитаделью, предоставив всю свою военную мощь для остановки угрозы Кроганов. Мы справились. Ныне Кроганы служат памятником нашему военному величию.
Как могли служить и люди. Увидев, как корабль неизвестной расы пытается активировать спящий ретранслятор, любой здравомыслящий житель Цитадели открыл бы огонь. Потому что мы помним.
В камне стен Аллеи события «инцидента у рестранслятора 314» запечатлены с беспристрастной точностью. Эскорт из трех неопознанных кораблей пытается активировать спящий ретранслятор в нарушение закона. Пограничный конвой открывает огонь на поражение. Один из кораблей людей успевает уйти из под огня. Пришедшее следом подкрепление расстреливает турианский патруль.
Ближайшая к границе эскадра выдвигается вглубь неизвестных территорий и встречает разрозненное сопротивление человеческих поселенцев. Без особого труда конфликт достигает человеческой, как мы тогда думали, родной планеты Шаньси. Начинается орбитальная осада. Гарнизон планетарной защиты быстро сдается под нашим натиском. Мы оккупируем планету и доносим до людей языком огня и металла необходимость соблюдать простые правила Цитадели.
Но никто не запечатлеет здесь всего, что происходило на Шаньси.
Показания Джуниуса Кадеш, рядового первой роты хастатим при тридцать четвертом флоте, из материалов вмешательства по делу Вирнуса Аверитаса.
— Какова была ваша тактическая задача в Глаугольфе?
— Поиск, локализация и препровождение в центр временного проживания населения, выжившего после планетарной бомбардировки города. Наш маршрут пролегал к центру агломерации, который менее всего пострадал от бомбардировки и расценивался как наиболее вероятное место сосредоточения непригодного к ведению боевых действий населения.
— Что помешало выполнению вашей тактической задачи?
— В процессе продвижения через руины города наш отряд был окружен и уничтожен на 92%.
— В отчете сказано, что с человеческой стороны потери составили шесть человек убитыми. Каким образом отряд из шести человек смог взять в окружение и уничтожить роту хастатим, состоящую из ста шестнадцати солдат и одиннадцати дронов тяжелой поддержки?
— Глаугольф в момент прибытия роты на место представлял из себя дюжину кварталов, состоящих преимущественно из обугленных тридцатиэтажных шпилей, разделенных полуразрушенными магистралями. Магнитометрическое, биометрическое и термическое сканирование дали отрицательный результат, визуальная разведка с воздуха была затруднена плотностью застройки и повышенным задымлением от пожаров. Мы продвигались вдоль одной из наиболее уцелевших магистралей как по самому короткому маршруту в менее разрушенные части окружающей агломерации. В три сорок утра произошел дистанционный подрыв нескольких секций магистрали, в следующую минуту точечным огнем противотанкового орудия были выведены из строя пять дронов поддержки. Уцелевшим после подрыва магистрали бойцам роты удалось перегруппироваться и подавить огневую точку противника, затем был послан сигнал о необходимости подкрепления.
— Каким образом противнику удалось обойти биометрическое сканирование?
— Судя по имеющимся данным, люди использовали для передвижения подземные коммуникации и вышли на поверхность уже после появления роты в квартале. Также этому препятствовала малая численность нападавшего отряда.
— Как развивались события далее?
— Подавив огневую точку противника, мы заняли круговую оборону, лейтенант-командир Эпирия Фидем провела рекогносцировку местности. В этот момент в строю оставались 73 бойца, на ходу были 4 дронов поддержки, 39 бойцов были погребены под разрушенной магистралью, еще четверо были поражены снайперским огнем.
— Почему не был передан сигнал о необходимости повторной бомбардировки района?
— Предварительная оценка численности человеческого контингента указала на ничтожно малую эффективность такого приказа: за каждого человеческого бойца мы отдали бы 20 наших.
— Почему отряд не покинул место засады?
— После первой атаки и подрыва магистрали последовала серия повторных взрывов, вызвавших обрушение близлежащих зданий. Мы оказались в кольце из обломков. Затем противник активировал спящие до этого момента автоматические туррели и продолжил подавлять наше перемещение снайперским огнем. Возможности вызвать срочное подкрепление или эвакуацию с воздуха не имелось: плотность городской застройки и задымление от пожаров снижали вероятность безаварийной посадки транспорта до 9%.
— Каково было число атаковавших вас автоматических туррелей?
— Порядка ста тридцати, сэр.
— Как вы оцениваете действия своего непосредственного командира?
— Майор, я протестую, в данный момент идет вмешательство по делу Вирнуса Аверитаса, а не Эпирии Фидем!
— Протест отклоняется. Рядовой Кадеш, как вы оцениваете действия своего непосредственного командира?
— Лейтенант-командир Эпирия Фидем до последнего момента, пока оставалась в сознании, руководила отрядом с честью и верностью приказу, как настоящий турианец. Осознавая, что возможности к отступлению отрезаны и подкрепление не успеет прийти до полного уничтожения отряда, она организовала круговую оборону и лично уничтожила тридцать восемь атаковавших нас автоматических туррелей. Затем Эпирия была ранена и руководство ротой перешло к следующему в иерархии унтер-офицеру 2-го класса Ливиусу Деном.
— Каким образом одиннадцати бойцам роты удалось выжить?
— Пятеро раненых бойцов, включая лейтенант-командира Эпирию Фидем, и шесть остававшихся в строю, включая меня, были эвакуированы прибывшим транспортом.
— Ранее вы заявили, что вероятность успешной эвакуации не позволяла отдать такой приказ.
— Транспортом, который нас эвакуировал, управлял пилот, действовавший в нарушение приказа.
— Как звали этого пилота?
— Вирнус Аверитас, сэр.
Никто не запечатлеет здесь всего, что происходило на Шаньси.
Люди нас не слышат. Сопротивление затягивается на месяцы. Флора и фауна Шаньси непригодна для нашей жизни. Мы голодаем, умираем от болезней и действий партизанских отрядов, но продвигаемся вперед. Наш отряд попадает в засаду и оказывается почти полностью уничтожен действиями небольшой группы человеческого спецназа. За сорок восемь минут самого бессмысленного боя в моей жизни я теряю почти всех своих людей. Каждый из них отдает свою жизнь, зная, что действует по моему приказу, и я, теряя сознание, помню о том, что должна стоять до последнего. Факты говорят мне, насколько бессмысленной, чудовищно беспричинной становится эта жертва, отданная не за землю или власть, не за чью-то жизнь или чье-то будущее, а лишь во имя соблюдения приказа. Я принимаю эту жертву и отдаю ее сполна.
Вместо смерти меня ждут больничная палата, три литра медигеля под панцирем и титановая пластина вместо левой лицевой кости. Вирнус в нарушение приказа уводит транспорт с базы и вытаскивает нас из пылающего ада.
Через четыре дня я вновь готова идти в бой. Вместо назначения приходит приказ оставить позиции.
Мы собираем убитых и покидаем Шаньси. Нас встречают как преступников. Галактический Совет выносит свое осуждение действиям пограничного конвоя. На похороны приходят десять выживших бойцов моей роты и шесть — роты Вирнуса. Иерархия вводит налог для выплаты позорных репараций. Вирнуса досрочно отправляют в запас «по итогам оценки общего психофизиологического состояния».
Я впервые задумываюсь о том, кому я служу на самом деле. Моя верность Иерархии непоколебима, как была всегда. И мой командир навеки — Вирнус Аверитас — есть воплощение того, чему я служу под присягой Иерархии.
По состоянию здоровья после ранения я не прохожу более нормативы для службы в регулярной армии. Мне предлагают службу в пожарных частях или в подразделениях контроля общественного порядка. Я выбираю второе, после Глаугольфа огонь навсегда становится для меня напоминанием о погибших там бойцах первой роты.
Через три месяца жизни в заполненной криками горящих бойцов моего отряда тишине Вирнус приходит за мной. Отряд наемников, только турианцы, чистые контракты. Я соглашаюсь. Мое место рядом с ним.
Наконец, вздох одного из агентов прервал затянувшуюся тишину.
— Что-то нашла.
— Что там? Когда?
— Три месяца после возвращения с Шаньси. Публичное заявление Вирнуса. «Вы хотели, чтобы я победил. Я побеждал. Любой ценой. Как турианец. Но это была не турианская война. Неправильная война».
— Откуда это? Друзья в Альянсе?
— Нерелевантно к делу. Весь костяк будущего отряда наемников — из второй роты хастатим. Видишь, что это на фото позади Вирнуса, на корпусе штурмового дрона?
— Хмм… обломок древка?
— Да, это половина древка турианского знамени. Совпадает со знаменем роты Вирнуса. Его выгнали, с позором, сломав знамя, лишив всех воинских регалий. Удивительно, что он до сих пор жив, видимо, запас уважения старших и подчиненных к нему перевесил все, что бы ни произошло на Шаньси.
— Что было дальше? Вижу, сначала в отряде были только бывшие бойцы Вирнуса.
— Да, сначала только турианцы, жесткий отбор, только «чистые» контракты. Сопровождение, охрана, решение частных проблем с криминальными группировками. Со временем правила стали упрощаться, в отряде появились саларианские «эксперты»…
— Профиль экспертов?
— Вот, к примеру, бывший боец группы особого реагирования, в отставке.
— Учитывая продолжительность жизни саларианцев, бывших бойцов спецназа у них не бывает.
— Да, судя по всему, Вирнус собирал вокруг себя таких же, как он сам, изгнанных, сломленных, отвергнутых своим обществом. Посмотри на это.
— Это кроган?
— Не просто кроган, бывший боец «кровавой стаи», вдобавок ко всему еще и биотик. Два центнера мяса, подкрепленные биотическими способностями, существующие только для того, чтобы убивать.
— Что-то мне подсказывает, что со временем Вирнус менялся, как и принципы ведения дел в его отряде. Хотя, надо признать, что за последние десять лет они почти нигде не засветились.
— Твое почти — это пожар на фабрике по переработке элемента ноль в Колыбели Сигурда в Системах Терминус. Три сотни гражданских, преимущественно батарианцы и люди.
— Доказательства есть?
— Только косвенные. Такое поведение на поле боя никак не назовешь турианским. Удивительно, что ему удавалось удерживать рядом тех, кто шел с ним с самого начала.
— Все это — наши догадки. Вирнус успешно прошел все психологические тесты, он не станет убивать людей с вероятностью 93%.
— Вероятность причинения нефатального физического вреда?
— 38%. Но это укладывается в рамки требований Программы.
— В таком случае, я не вижу проблемы. Он — достаточное и необходимое условие для того, чтобы объекты активизировали свои способности. Дальнейшее — забота группы исследования.
— Не забывай про четверть кадетов, которые не пойдут за идеалами Альянса.
— Ты лучше меня знаешь, что идеалы подходят только для рекламных постеров в рекрутинговых центрах. Когда дело касается работы на «земле», нужны те, кто не боится замарать руки. Вирнус научит их убивать биотикой. А последствия — забота корректирующих психологов, не наша.
— И что ему помешает пойти в разнос с самого начала?
— Не что, а кто. Эпирия. Точка опоры, оплот стабильности, помнишь? Пока их не разлучили перед Шаньси, Вирнус был образцом, идеалом, воплощенной надеждой. А величие командира всегда — в его подчиненных. Рядом с ней он совершил все свои, без преуменьшения, подвиги.
— Мы исходим из предположения, что она бесконечно верна ему как своему командиру.
— И столь же верна идеалам Иерархии. Для нее это — одно и то же. Она первой заметит разницу и сама постарается ее сгладить — если наши предположения верны. Она сама остановит его руку.
— Зависит от того, насколько она действительно — настоящий турианец.
Сандро Блайт
Shaking, burning up with the fever
In the realm of pain, I am the deceiver
Now I lie to myself, so I can believe her
As she dissembles my life
I cannot dispel the illusion
All my hopes and dreams are drowned by confusion
Can I find a way to make a solution that will reconfigure my life?
Memories don't lie
You know better than...
Сандро Блайт сидел в шаттле и пытался немного расслабиться. Совсем скоро он будет на «Гагарине» и там расслабляться не придется. Впрочем, ему не привыкать — бывало и не такое, да и запас инъекций неоторакса у него пока есть. И все же, ему было неуютно — первый запуск Программы провалился, и этот, второй, во чтобы то ни стало должен был стать успешным. Подопечные его будут неуравновешенны и могут быть агрессивны, да и попросту опасны. Вдобавок, его подопечные — не только подростки, но и персонал базы — и каждый тянет одеяло на себя. Довериться нельзя никому, особенно — турианцам.
Но это сейчас, а тогда, тысячу жизней назад, он и не предполагал, куда его забросит судьба, и уж точно представить не мог всего того, что стало реальностью и для него и для всех жителей Земли.
Он родился в 2131 году в Чикаго. И звали его тогда Найджел Стоун. Собственно, его и сейчас так зовут, но иногда ему кажется, что это имя уже почти ничего не значит. Его используют, когда нет какого-то другого, более актуального имени, более актуального человека с конкретной целью.
А живой, настоящий Найджел остался где-то там, в эпохе до межзвездных перелетов и до контактов с инопланетными расами. Из той его жизни могла получиться неплохая социальная драма в стиле классиков американской литературы. Итак, он рос в Чикаго. Городе, где в одном подъезде его дома людей было больше, чем на всей станции, куда он сейчас направляется. В противовес его жизни сейчас, детство у него было самое заурядное и тем самым — счастливое. Полная семья, не богатая, но и не бедная. В школьных предметах он не блистал, но и худшим не был. Зато был хорош в футболе и к выпускному классу стал капитаном школьной сборной. Это обеспечило ему хороший аттестат и путь в Университет. Найджел привык к азарту, любил побеждать, поэтому всерьез думал о том, чтобы связать свою жизнь с футболом, но в итоге остановился на службе в полиции. Он знал, что в спорте ему никогда не выбраться из среднего дивизиона, а служба в полиции сулила неплохую карьеру. По крайней мере, так считал дед Найджела — известный в прошлом адвокат. В Университете он продолжил играть в футбол и даже успел стать чемпионом штата. А потом начались будни в полиции.
Найджел попал в отдел нравов. Звучит не слишком захватывающе, но, оказалось, дело ему действительно подходило. У него была «хватка», умение подмечать детали, становиться, когда нужно, спокойным или агрессивным, да и с людьми разных социальных слоев он умел неплохо ладить. Быстро научился идти когда нужно до конца, а в другой ситуации спускать что-то не очень важное «на тормозах», чтобы приобрести союзника, который может пригодиться в чем-то гораздо более крупном. Его коллеги даже звали его Лыжником, потому что он мчался по карьерной лестнице, с легкостью и скоростью лыжника, который не проваливается в глубокий снег. Он познакомился с чудесной девушкой Мэгги, проходившей свидетельницей по одному из дел, с которой у них быстро завязались отношения. Через полгода свадьба, а впереди замаячили повышение с простого детектива до сержанта, и планы о детях.
Вся эта заурядная и такая счастливая жизнь закончилась в один вечер. Возвращение со смены домой поздно вечером и автомобильная авария — попался пьяный за рулем, столкновение, другой водитель умер, а Найджелу… повезло. Тяжелые повреждения позвоночника, частичная парализация ниже спины. Почетная отставка с пенсией, тихо угасшая семейная жизнь: «прости, я не могу так больше». Развод, тихо и мирно, хорошо, что они не успели завести детей. Никаких надежд на поправку — развиваемое сейчас генетическое лечение не творит чудес, несмотря на все рекламные проспекты. Огромный город и маленькая квартирка в нем. Одиночество и окно, в котором видно бешеный бег машин по магистралям.
Из телевизора Найджелл узнал о первых контактах с внеземной расой. В маленьком экране наблюдал за событиями Войны Первого Контакта, смотрел сообщения о жертвах, захват Шаньси, успешное контрнаступление, а потом — абсурдно быстрые переговоры и заключение мира. Ошибка? Что, и все погибшие ребята, — ошибка? Хуже всего было то, что Найджел все это видел только с экрана. И бессильная ярость сменялась отстраненностью — будто он смотрел плохой фантастический сериал — действительно плохой — ни завязки, ни развязки, ни логики. Чертова жизнь.
В книгах и фильмах такие ребята, как Найджел тихо спиваются, или пускают себе пулю в лоб, или становятся супердетективами без ног, или к ним приходят волшебные феи из засекреченной военной организации и дают им суперспособности. С Найджелом произошло последнее. Фею звали агент Стил, Найджелл пересекался с ней по какому-то делу лет 5 назад. Она была из Конатикс Индастриз и он тогда ничего не понял о том, чем занимается эта, казалось бы, частная организация. Кроме того, что лезть в их дела без приглашения может быть себе дороже. Но сейчас они сами приглашали его к себе. Простое предложение — альтернативный экспериментальный способ лечения. Смертельно опасный, болезненный и неисследованный. Но все перекрывала призрачная возможность — снова ходить. С развитием генетики люди забыли про импланты и кибернетику. Но не Конатикс — у них своя нужда в имплантах. Но до того, как на станции Гагарин их будут ставить в кадетов, технология нуждалась в обкатке. Обо всем этом Найджел Стоун узнает уже потом, спустя несколько лет, а сейчас ему предложили возможность ходить — и он за нее уцепился.
Найджел понемногу приходил в себя. Было чертовски больно. Была и хорошая новость — было больно в тех местах, которые он вообще не чувствовал последние 3 года своей жизни. «Проснитесь, мистер Стоун, вы теперь новый человек» — сказал доктор в маске. Через пару часов после пробуждения Найджел сделал несколько неуверенных шагов по палате. Ощущения были вовсе не те, что он помнил с детства, но он определенно двигался. Все было неплохо, пока он не взглянул в зеркало. Никогда до этого, включая чертову аварию, ему не было так страшно. Из зеркала смотрел незнакомый человек. Все в нем кричало о том, что с незнакомцем что-то не так. Черты лица слишком симметричные, все слишком нарочитое. Если бы ему заказали сделать самого обычного мужчину средних лет — он сделал бы его именно таким. И все в нем кричало о том, что это подделка. Найджел закричал и ударил зеркало кулаком. Вспышка боли. Первое настоящее ощущение после чертова пробуждения. «Это не я! Что вы, черт вас дери, сделали со мной?». «Это вы, мистер Стоун. Никто не трогал ваше лицо — это лишь последствие воздействия нейроимлпантов. Организм отвергает чужеродные элементы и мозг, связанный со спинным — такая же его часть. Понимаете, ваш мозг пытается вас убедить, что испытываемые вами ощущения ненастоящие, путается в электроимпульсах, из которых состоят наши чувства и наше восприятие действительности. Эффект Дентона, это скоро пройдет». Все это время доктор так и не снял лицевую маску, что делало разговор более гротескным.
Следующую неделю Найджел провел в палате. Он часами смотрел на себя в зеркало, сжимал и разжимал руки и ноги, улыбался и хмурился попеременно. Действительно, вскоре лицо перестало казаться чужим. А ноги снова стали ходить. И не просто ходить, а перестали скрипеть суставы, щелкать колени, да и усталости почти не чувствовалось. Просто чудо. Найджел не мог поверить. Снова агент Стил — «мистер Стоун, вы в отличной форме. Нас больше ничего не связывает, но не хотите ли работать на нас?».
В тот вечер к Найджелу пришла Мэгги. Она выглядела совсем как когда уходила — та же прическа, то же виноватое выражение лица. Она не подошла близко, так и стояла у входа. Она говорила тихо-тихо, сначала он и не слышал ее. Потом посмотрела на него прямо — «что еще мне оставалось?». Найджел тогда подумал только — возвращению ног он был рад больше, чем ее возвращению. Она ушла. А на следующий день он согласился на работу в Конатикс и сам стал агентом — как Стил. Еще через день он спросил у доктора, который наблюдал его, как здесь обстоит дело с посещениями — и узнал, что в лабораторный комплекс, где он все еще обитал, посторонние не допускаются. Как бы там ни было, про Мэгги он рассказывать не стал — это могло стоить ему работы.
А работа ему нравилась. Фактически, Найджел работал таким же детективом, как и раньше, но теперь — из отдела внутренних расследований. Конатикс Индастрис стала для него новой Америкой и он защищал ее границы. Обычно, занимая незначительную должность специалиста по делопроизводству, секретаря или тому подобное, он находился там, где было нужно совету директоров. Иногда ему нужно было выяснить что-то, иногда — присмотреть за важной шишкой. Говорят, что он даже получал приказы непосредственно от главы совета Конатикса, госпожи Лилит Бланш, но подтвердить это не удавалось. Найджел внедрялся на нужные места и собирал информацию. Иногда строил из себя талантливого молодого специалиста, иногда — наглого бестолкового отпрыска кого-то из руководства. Каждый раз — новое имя, новое прошлое, новые друзья и недруги.
Пока шла служба, Найджелу не один раз предлагали добровольное участие в дальнейших экспериментах. Никакого принуждения, корпорация всегда предоставляла выбор. Внутренний инжектор адреналина, расширитель памяти ZR-11, усилители мышечной активности в руках GF-2а, несколько пластических операций для работы под прикрытием — Найджел всегда соглашался. Пусть другие боятся металла в себе, но он благодаря этому металлу начал ходить. Импланты позволили ему ходить, теперь они позволили ему быть лучше, чем остальные. Но все было не так радужно. Каждый новый имплант вызывал эффект Дентона, хуже того — каждый раз он становился все сильнее. Страх, который Найджел испытал, глядя в зеркало в первый раз, был легким испугом по сравнению с паническими атаками, которые он испытывал сейчас после каждой операции. Кроме того доктор (почему он всегда в маске?) сказал, что со времен первой операции над его позвоночником, ученые продвинулись в изучении процессов, которые происходят в организме во время подсадки имплантов. В частности, что галлюцинации — норма после установки импланта. Тогда-то Найджелл вспомнил обо всех странностях, что были с ним с тех пор. Начиная от визита Мэгги, заканчивая знакомыми на улицах, которые отказывались узнавать его. Он списывал все на усталость и большое количество информации от работы под прикрытием, но на деле все оказалось проще.
Были и хорошие новости — ученные разработали «Неоторакс» — лекарство, инъекции которого помогали бороться с эффектом Дентона. Честно говоря, лекарство так себе. Есть побочные эффекты, вызывает привыкание, довольно токсично (последнее Найджела не страшит — здоровье у него теперь лошадиное). Но это все не важно, главное — оно помогает. Двойная доза при панической атаке, доза при галлюцинациях и это не считая штатных доз утром и вечером. В принципе, с этим можно жить. Плохо, что внештатных приемов становится все больше.
Тем временем, последнее его дело стало самым крупным и удачным. Хотя про удачу Найджел поспорил бы. Он был назначен на должность мелкого делопроизводителя на сверхсекретном проекте «Поколение» — проекте по обучению биотиков с Земли. Была информация об утечке информации и Найджела поставили все проверить. Проверка должна была быть тихой — слишком много политиков и военных было задействовано в проекте, неверное обвинение могло развалить всю программу подготовки. Найджелу (на этот раз его звали Джеймс Лэнг) предстояло стать душой всей команды, другом каждому и заметить, кто что недоговаривает. Ему это удалось. Три месяца Джеймс Лэнг пил пиво с инженерами, носил кофе ученым и флиртовал с нерасторопной, но непосредственной и жизнерадостной секретаршей Джесси Айвс (честно говоря, с женщинами после ухода Мэгги у него не клеилось). И конечно, Джесси оказалась шпионом. Он увидел, как она настраивает оборудование для передачи данных. Снаружи выглядело, как сломанная флэшка, которая слишком долго подключается к компьютеру, но для тех, кто знаком с подобными устройствами (а Найджел-Джеймс был знаком), все выглядело достаточно подозрительно. Операцию провели тихо и быстро — с этажа увели весь персонал, коммуникации перекрыли, но Джесси взять живьем не удалось — она отступила, угрожая пистолетом, а потом вынесла себе мозги. Проверки подтвердили — утечки информации не произошло.
Найджел получил признательность и отпуск. Отпуск правда, был испорчен. К нему явилась Джесси собственной персоной. С окровавленным черепом и стаканчиком кофе в руках. Звучит дешево? А вы попробуйте! Визит Мэгги был в разы приятнее. Так или иначе — «Неоторакс». А еще — походы по врачам. Их Найджел быстро свернул. Никто не мог ему помочь, а чрезмерно привлекать к своему состоянию внимание Найджел не хотел — боялся потерять работу, ставшую для него в буквальном смысле смыслом жизни.
Да, он хотел служить корпорации. В какой-то момент Найджел понял, что Конатикс — не просто корпорация. Это его дом. Почти семья. Это не полиция, где ты вроде выполняешь важную работу, но собственное начальство и коллеги смотрят на тебя с каким-то презрением, словно ты им чего-то должен, словно постоянно делают тебе одолжение. Никто не пытается лишить тебя выплат, бросить на произвол судьбы, все делают общее дело, в которое верят — помогают человечеству, и никто не пытается построить свою карьеру на судьбах других... А если кто и пытается, то как раз для этого есть Найджел. Чтобы Конатикс, каждый человек в корпорации, работали ради одной цели — сделать мир лучше. Помочь Земле не словом, а делом. Помочь человеку стать чем-то большим. Найджел прекрасно знал на себе, что это не пустые слова, а нечто большее. Он часто сравнивал службу в полиции Нью-Йорка и работу в Конатикс и понимал, что только здесь поверил в то, что делает правильные вещи.
Конатикс давала не только работу, но и заботу. Здесь, внутри корпорации, особенно в Париже, где находилась штаб-квартира, он перестал быть одиноким. Конечно, профессия агента внутренней безопасности накладывала определенный уровень ответственности и секретности, но среди таких же агентов как и он, Найджел нашел понимание и друзей. С кем-то его связывала крепкая дружба с нужными нотками соперничества, как с его главным конкурентом за звание «лучший внутренний агент» — Джимм Квин. Он очень любит звать Найджела «железкой» и «тостером», но Стоун никогда не обижается. Джимми из тех людей, что могут подкалывать и ехидничать все время, ровно до тех пор, пока не понадобится помощь. «Если что-то нужно — звони Джимми». Да и чего скрывать, в некотором смысле он чувствует некое родство с этими механизмами, которые выполняют свой долг без колебаний и слабости.
А еще была Алисия Дивари, которая часто бывала оператором Найджела в его ухе во время миссий. Дружба с ней, кажется, перерастала в нечто большее — но сейчас он не спешил и не торопил события — разрыв с Мэгги и смерть Джесси (черт, он так и не узнал, как ее звали на самом деле) все еще тревожили его. Так или иначе, для Найджела Конатикс не была безликой массой — корпорация была людьми. А он сам был Конатиксом.
И, видимо, последняя история с Джесси Айвс была воспринята его начальством, как победа. К тому же, Найджел уже был в курсе проекта «Поколение». Теперь ему снова предстояло работать над этим проектом, на этот раз — в поле. Теперь ему предстояло стать Сандро Блайтом (любопытная деталь — даже связные, в том числе Алиссия всегда называли его тем именем, которым он представлялся окружающим — так уменьшалась вероятность ошибки по неосторожности). Прикрытие было из его нелюбимых, но, надо признаться, действенное — богатенький сынок одного из членов совета корпорации, непутевый, но услужливый, назначен секретарем-ассистентом (не мешайся под ногами) при докторе Гамильтон, руководителе проекта. И, как только что решили — преподавать медицину. В его подготовку входили все знания о препаратах, которые будут необходимы кадетам, а учителю будут доверять больше, чем секретарю. В его задачу входит следить за всем и за каждым. Возможно, на станции будут и другие шпионы, вряд ли история с Джесси Айвс кого-то остановила. Нельзя также допустить, чтобы возникли конфликты с кем-то из турианцев. Сами турианцы тоже — крепкие орешки, нельзя подставлять им спину. Ну и главное — доктор Гамильтон. Если она справится — проект состоится. Поэтому главная задача Сандро Блайта — следить, чтобы доктор Гамильтон неукоснительно придерживалась контракта. В общем-то, не первая подобная миссия для него, но сейчас ответственность очень велика. Кроме того, связь на Гагарине ограничена и голос Алиссии Сандро будет слышать не так часто. Но они где-то рядом и работают вместе с ним – и это главное.
Единственное темное пятно во всем этом — все усиливающийся эффект Дентона. Видимо, количество имплантов было слишком велико. Уже больше года не было новых операций, но галлюцинации, кажется, только учащаются. Панические атаки теперь случались регулярно, чаще всего — от усталости и недосыпа. «Неоторакс» помогал, но его требовалось все больше. Но хуже всего то, что в голове у Найджела начали роиться сомнения. Если у тебя приступы паранойи, это ведь не значит, что за тобой никто не следит, так ведь? Найджел (Джеймс? Сандро? Он начинал путаться) перебирал свое прошлое. И с ужасом обнаружил, что многое начало ускользать. Как звали его родителей? Куда они исчезли, где были когда он сидел прикованный к инвалидному креслу в своей квартирке? Да и вся его история до катастрофы — не слишком ли шаблонная? Средний американец, хороший коп, таких как он описывают в дешевых детективах. Но почему его память изменяет ему? И настоящая ли это память? Его импланты влияют на его метаболизм, силу, на его ноги. Не могут ли они влиять на его память? «Неоторакс» помогает от галлюцинаций, но ведь «Неоторакс» нельзя купить в аптеке — это разработка Конатикс. Что если и его действие — ложь, и он наоборот помогает ему не помнить чего-то важного? Но перестать принимать препарат означает панику и галлюцинации. И есть еще кое-что. Сейчас Конатикс — его семья. Хочет ли он узнать что-то, порочащее его семью? Остаться без работы, без дела, а еще — без Алисии?
В общем, у него будет весь следующий год на станции, чтобы подумать об этом. Сейчас же ему стоит сосредоточиться на Гамильтон, турианцах и маленьких головорезах, ради которых все затевается.
Кристиан Баррос Дельгадо
My conviction is stronger today
As I fight to uncover your sacred lie
And the fear isn't going away
As the soldiers still die
Let your followers know their lives have been sold
For the good of your sacred lie
For the truth to be told
And the plan to unfold
We must start asking why
Don't you know the war is far from over now…
Есть несколько преимуществ в том, что вы живете в единственной обитаемой квартире на этаже хаба в трущобах Нью-Мехико. Вы не обязаны ни с кем разговаривать, лживо улыбаться чужим людям, только потому, что вы живете рядом. Любая «случайная» встреча на лестничном пролете — это всего лишь попытка ограбить, а не тошнотворные вопросы, а любой человек, стучащийся в дверь, четко выражает свои намерения донести что-то очень важное или быть спущенным вниз со сломанной рукой.
А еще никто не обратит внимание на ваши крики по ночам, не будет беспокоиться или вызывать полицию. Разве что попытается вскрыть дверь на следующее утро, надеясь поживиться хоть чем-нибудь. Ничего личного — просто выживание.
По документам вы родились 3 ноября 2134 года, хотя даже сейчас эти даты остаются для вас лишь цифрами в личном деле. В этом нет ничего удивительного, ведь сироте в Нижнем Городе Нью-Мехико, стальном лабиринте трущоб и сломленных судеб, некогда думать о днях рождения. Гораздо важнее, будет ли возможность сегодня поесть.
Своих родителей вы не помните. Совсем, словно вы появились, прямо здесь, среди жестяных стен из мусора и вечного разъедающего дождя с неба. Наверно и к лучшему, вы за свою жизнь на улицах видели слишком много сверстников, которых сгубило глупое чувство надежды, ожидания чуда, которое по щелчку пальцев исправит всю происходящую несправедливость. Нет, вы с ранних лет прекрасно знали, что полагаться можно только на самого себя, на свои силы и возможности. За этот урок многие в Нижнем платили жизнью, но вы выучили его очень хорошо — и малой кровью.
Детские годы, как вы понимаете уже сейчас, были ураганной гонкой наперегонки со смертью, которая поджидала вас тогда за каждым углом. Смертность в Нижнем в те годы (да и что уж лицемерить, вряд ли сейчас что-то изменилось) была невероятно высокой, и каждый месяц в тихом Убежище между Костяной Свалкой и 4-ым коллектором, куда скапливались брошенные, потерявшиеся или сбежавшие дети со всего района, состав обновлялся наполовину. Слабые погибали от голода, в драках за территорию, от болезней и отравленной химикатами воды, их избивали до смерти за воровство — а на их место приходили новые, с дрожащими голосами и испуганными глазами.
Вы были одним из тех, кто смог выжить в тех местах. Благодаря бычьему упорству и огромному желанию жить. В ваших глазах всегда было что-то, что заставляло даже старших «товарищей» избрать себе другую жертву для издевательств. Что-то, что заставляло вас двигаться несмотря ни на что. Вы очень быстро стали одним из незаменимых членов в Убежище, на которого сваливали самую сложную, но важную часть «работы», благодаря которой Убежище и выживало. Вас звали Крысой, и это было чертовски почетное прозвище. Какое еще животное способно выжить там, где человек сдохнет, выбраться из ситуации, отгрызая себе лапу если придется, и драться до последней капли крови, своей или чужой, если отступать будет некуда? С каждым месяцем, с каждым годом, это важность только усиливалась. Сами того не замечая, вы все больше брали опеку над новичками, которые смотрели на вас со странной смесью страха и обожания, а вы лишь старались сделать так, чтобы хоть кто-нибудь из них пережил следующую травлю псами, которую устраивали каждый месяц подонки из «Огненных Бестий». Вы помните многих из них, хотя бы по именам — Гвоздь, Ласка, Ракушка, Шепелявый, Нос… Интересно, как они сейчас? Скорее всего, умерли, конечно. В этом месте была только одна судьба — смерть.
В последнее пару лет криков стало гораздо меньше, кошмары отступили, затаились куда-то глубоко под черепную коробку, рядом с осколком от противопехотной мины, которую так и не стали извлекать из-за риска повреждения височной доли. Они не ушли совсем — как глупо было бы на это надеяться — просто вы знали отличное средство, чтобы провести ночь более-менее спокойным. Нужно было всего лишь не засыпать трезвым.
Смерть была повсюду. Особенно в более старшем возрасте, когда помимо сложностей для выживания, прибавились и соблазны. Те, кто прошел испытания голодом и болезнью и смогли дожить до возраста, когда отдача от пулевого пистолета не выворачивает руку, могли попробовать себя в «серьезной игре» Нижнего. Бандам, особенно отмороженным, вроде «Бестий», всегда требовалось свежее мясо для войн за территорию, которые щедро снабжали кровью улицы Нью-Мехико. В этом мире помимо насилия и оружия, ждали и другие возможности погибнуть — азартные игры, проституция, наркотики… Все это манило, завлекало в свои сети, обещая побег из черного и грязного мира — и заманило очень многих. Лидеры банд с готовностью делились всеми «благами» с новичками — дай голодному кусок протеинового батончика и он будет готов убивать и умирать за тебя. Такие вещи привязывали к себе гораздо сильнее чем все присяги и клятвы. Глядя на бывших жителей Убежища, которые за пару месяцев из товарищей, с которыми вы делили последний кусок хлеба, превращались в укуренных подонков, способные стрелять по пробегающим мимо беспризорникам просто «по веселью», вы до глубины души поражались, насколько просто сломать человека. Насколько просто заставить его изменится... Но не вас. Потому что вы всегда четко знали, что только сами сможете изменить свою жизнь. Через нее можно продраться, силой, упорством — но от нее нельзя сбежать. Нельзя сбежать от себя.
Наверно, вы все равно бы умерли, рано или поздно. Даже у такого живучего создания как вы, есть предел, особенно после того, как случайные гангеры однажды спалили Убежище, ради смеха залив туда бочку бензина. Вы вернулись с налета на магазин слишком поздно, чтобы что-то изменить и тогда, глядя с на догорающий дом, вы с кристальной ясностью поняли, что так больше не может продолжаться. Что если вы хотите выжить, вам нужно двигаться дальше.
Приют имени Святого Бернарда всегда казался чужим на улицах Нижнего. Высокое, светлое здание, правильной формы из стекла и бетона, с воротами и охраной в синей броне. Про это место говорили разное — и что там испытывают лекарства на детях и что самых здоровых режут на органы для богатеев... Как вы убедились, это не было правдой, но образ строгого и правильного Приюта еще долго вызывал у вас чувство странной опаски. С Приютом вы познакомились достаточно рано, когда Шпилька заболела «канализационной рвотой» (как называли эту странную болезнь в Убежище) и вы рискнули оттащить ее к воротам Приюта, иначе она умерла бы, как все остальные. Быстро исчезнуть тогда не удалось, и вы были наказаны за это миской вкусного супа и горячим дезинфицирующим душем.
Конечно, надолго вы там не задержались, сбежав на следующее утро, но периодически, когда все было совсем тяжело, появлялись на его пороге. Там вам никогда не отказывали, хотя мисс Дельгадо, директор Приюта и пыталась убедить остаться. Впрочем, тогда вам казалось, что мягкая постель и постоянное питание убьют вас быстрее чем «канализационная рвота», сделают слабым, а слабые долго не живут в Нижнем. И лишь когда сгорело Убежище, отрезая и очищая в пламени вас от прошлой жизни, вы поняли, что иногда быть сильным состоит именно в том, что найти в себе смелость попросить помощи.
В Приюте у вас все заладилось далеко не сразу. Вам, мальчишке, выросшему на улице, было сложно привыкнуть к правилам, распорядкам и авторитетам, и еще несколько раз вы сбегали, не выдержав напряжения и сложностей — но всегда возвращались. Да, многое давалось вам с трудом, особенно чтение и точные науки, и вам пришлось выдержать достаточно насмешек сверстников и снисходительности преподавателей. Но вы выдержали, просиживая за книгами ночи, с тем же упорством, с каким ранее воевали за каждый глоток воды на улицах. Насмешки быстро сменились страхом и уважением, особенно когда вы без единого удара поставили на место тех «хулиганов», что издевались здесь над младшими. Сверстники признали в вас лидера, ваша рассудительность и упорство, закаленные в Нижнем, помогли сплотить вокруг себя детей, которые вскоре не казались вам зазнайками и непуганными голубями. Ведь они мало отличались от тех, кому вы помогали в Убежище. Люди везде одинаковы.
И, несмотря на всю силу духа, которой вы обладали, вряд ли бы вы справились без той поддержки, что вам оказывала мисс Дельгадо. Уже пожилая директор, для которой приют стал делом ее жизни, с первых дней взяла вас под свою опеку, и не просто как очередного беспризорника. Хотя вы это и не сразу поняли, но мисс Дельгадо очень быстро привязалась к вам, к вашему характеру, целеустремленности, и не позволяла вам опустить руки, сдаться или свернуть со своего пути. Она всегда относилась к вам с уважением, как к равному, и хоть ваши отношения далеко не сразу наладились, вы вряд ли назвали бы кого-то, кто относился к вам с большей теплотой и заботой. Поэтому, когда на второй год вашего пребывания в Приюте, мисс Дельгадо предложила усыновить вас, вы не нашли причины отказать, хотя и очень долго искали причину. «Хватит быть одному», — сказала она тогда, и от этих слов сводило в спазме сердце.
Но они всегда возвращаются. Даже в пустой комнате, где большую часть вещей занимали бутылки — пустые или еще полные — вы не могли избавиться от ощущения, что они наблюдают за вами, смотрят из-за плеча, обступив плотным полукольцом. Они всегда возвращаются, а вместе с ними и крики по ночам. Ведь вы никогда больше не будете один.
Выпуск из Приюта вы уже встречали не как Крыса, а как Кристиан Баррос Дельгадо. По договоренности с мисс Дельгадо (вы так и не смогли себя заставить называть ее матерью — может потому что для вас слово «мама» было сродни ругательству или проклятью?) первое имя вы выбирали себя сами, во многом благодаря созвучию с детским прозвищем, а второе было вам дано в честь ее погибшего мужа, чей голо-портрет висел в ее кабинете на видном месте. «Если бы не он, я бы никогда этим не занялась, и мы бы никогда не встретились», — сказала она однажды.
Покидая порог Приюта, в свое восемнадцатилетие, который хоть и не стал для вас домом, но стал той плавильней, что очистила вас от лишнего, вы уже знали, что будете делать дальше — вы собирались поступить на военную службу в Альянс Систем. Решение не было спонтанным, скорее наоборот, хорошо продуманным, ведь где вы еще найдется применение вашим талантам и умениям, если не пути солдата? И хоть очень многие корпорации набирали себе людей в те годы, выбор стороны был очевиден, ведь именно на деньги и при поддержке Альянса существовал Приют Святого Бернарда. Вы решили, что если и сражаться, то за что-то хорошее, правильное, помогающее другим. К тому, же в какой-то мере, вы были должны Альянсу за то что он вытащил вас из прошлой жизни, а вы никогда и не перед кем не желаете оставаться в долгу.
Поле вступительных тестов, которые были пройдены достаточно легко, с вами был заключен первый контракт и вы были направлены в Саншайн, лагерь подготовки морской пехоты Альянса в пустыне Мохаве. 6 месячный курс усиленной подготовки под жарким и палящим солнцем и пристальными взглядами суровых инструкторов, показался жестким даже для вас. Именно в этом лагере, отрезанном от всего остального мира, из вас, самоуверенного и наглого, сделали настоящего солдата. Если приют был плавильней, то Саншайн — кузнецей, где вы были откованы заново. Да, никто, даже сержант-инструктор Тигрис, умудренный сединами и наградами ветеран, гроза всего Мохаве и морской пехоты, не смог выбить из вас излишнюю самостоятельность и резкость, что не раз приводило к дисциплинарным взысканиям (о эта знаменитая «сушилка» — клетка 2 на 3 под тентом, где за полчаса с тебя сходили все семь потов). Но вы научились ценить других людей, полагаться не только на себя, работать как единое целое в составе подразделения. Солнце Мохаве выпарило из вас все лишнее, оставило только то, что необходимо настоящему солдату. И хоть вы не раз мечтали задушить собственными руками сержанта-инструктора Тигриса во время обучения, после окончания курса вы не раз вспоминали его добрым словом — человека, который был суров и даже жесток по отношению к вам, потому что только так мог подготовить вас к жестокому и суровому миру снаружи. В дальнейшие годы методики обучения «грозы Мохаве» вы взяли себе на вооружение, и они сослужили хорошую службу.
После окончания курса, вам было присвоено звание рядового и военный индекс B5 и вы получили назначение в 14 отдельный батальон морской пехоты Альянса Систем под командованием майора Салливана. Можно сказать, что вам повезло, потому что 14 батальон среди прочих частей имел прозвище «Зачарованные Салливана», благодаря рекордно низкому количеству потерь среди похожих подразделений. Завистливые языки соседей утверждали, что майору Салливану просто лень заполнять бланки на списание убитых бойцов с довольствия, поэтому он приказал никому не умирать, а «зачарованные» с послушностью псов выполняют его приказ. Среди самих «Зачарованных» впрочем, ходила полушутка-полуслух, что у их командира вместо головы и сердца огромный компьютер, и он просчитывает действия союзников и врагов на целый месяц вперед. Но факт оставался фактом — благодаря своим навыком и рекомендациям инструкторов из Саншайна вы были направлены в одно из лучших подразделений Альянса, и это было большой честью.
Годы службы в рядах 14 батальона были, наверно, самыми счастливыми в вашей жизни. В душных и влажных джунглях Амазонки, где вы сражались против картелей и браконьеров, расхищавших заповедники, вы впервые убили человека, чтобы спасти жизнь своему сослуживцу. В 2156 отражали налет пиратов (явно спонсируемых другими корпорациями, уж очень хорошее снаряжение для преступников у них было) на Марсианский Комплекс, где получили первую свою медаль «За выполнение долга» за свои умелые действия при абордаже вражеского корабля. Не прошло и года как ваше отделение оказывало помощь терпящему бедствию транспорту «Маньчжур», затягиваемому в гравитационное поле звезды с отказавшими двигателями. Затем была, кажется, антитеррористическая операция на молодой колонии Казарии-2, где вы проходили гарнизонную службу, во время которой преступники пытались организовать серию терактов в космопорте с помощью бомб, сделанных из сельхозудобрений, потому что «так сказали голоса древних»...
Это было время рассвета Альянса, сразу после открытия ретранслятора у Харона, время экспансии, и морская пехота Альянса была авангардом на десятках новооткрытых миров. Вы были тем авангардом, и от этого чувства захватывало дух. Еще больше захватывало дух от ощущения, что вы делаете правое дело. Черт раздери, вы были героем. Вы спасали людей, и глядя в их глаза вы видели ту благодарность и восхищение, что перекрывало всю кровь, которую приходилось ради этого проливать — свою и чужую. Сражаться за правое дело — это далеко не тоже самое, что проливать кровь в войнах уличных банд. Это давало силы и желания жить.
К тому же, жизнь морского пехотинца не была такой уж и плохой. Да, вы рисковали жизнями, но командование делало все, чтобы сократить потери до минимума. И если даже не вспоминать про майора Салливана, то редко когда вы отправлялись в бой без полного прикрытия. Лучшее оружие, современная броня, дроны поддержки, современные медицинские средства. Боевая доктрина вооруженных сил Альянса предполагала тактическую адаптацию, мобильность, понимание каждым бойцом боевой обстановки и поставленной задачи, а отсюда — личную инициативу. Именно последнее качество вы проявляли еще с детства и именно оно во многом служило причиной уважения ваших сослуживцев и вашей карьеры. Командир вашей роты, капитан Харрис, хоть и не любил вас за горячность, отмечал ваши способности и достаточно быстро вы поднялись по служебной лестнице до капрала и возглавили 2 отделение роты «Бетта» буквально через 3 года после поступления на службу.
Ваши сослуживцы уважали и ценили вашу открытость и прямолинейность, что вы могли назвать дурака — дураком, а «ситуацию вне спектра ожиданий» — задницей. И хоть уважением других вас уже было не удивить, но вот дружба, настоящая дружба была для вас чувством и ситуацией необычным. Но в армии нет местам маскам и обманам, человек раскрывается по настоящему, когда в него стреляют из боевого оружия, и вскоре вокруг вас сформировалась дружная компания, готовая идти за вами и в атаку, и в ближайший бар: рядовой Пьер Гадзи, славившийся самыми пошлыми шутками в батальоне, капрал Уильям Норман, ваш спокойный и рассудительный заместитель, рядовой Аманда Маккол лучший стрелок во всей роте, взбалмошная и непостоянная, как взрыватель Мк-3, рядовой санитарной службы Рафаэль Лорелей, язвительный и циничный, но готовый всегда вколоть в своего товарища заряд детокса, чтобы облегчить его страдания после тяжелой ночи…
Эти люди стали не просто вашими подчиненными, хотя вы конечно чувствовали за каждого из них персональную ответственность, они стали чем-то большим. «Отряд Героев», как вас всех с легкой руки прозвал Пьер Гадзи. Именно на свадьбе Уильяма и Аманды в Детройте во время увольнения на Земле вы познакомились с Кристиной, милой девушкой, репортером из онлайн-газеты, с которой у вас впервые завязалось что-то, похожее на отношения. Сложные, странные, натянутые отношения, но было приятно, что на Земле вас кто-то ждет еще, помимо мисс Дельгадо.
Но сколько не виться воспоминаниям, сколько не пытаться закопаться в прошлое, нельзя убежать от самого важного. От того, что изменило все. От Шаньси.
В вашем доме нет ни одного целого зеркала, даже в ванной, где вы обрушиваете на себя ведро холодной воды. Фигуры отступают, давая вам возможность дрожащей и еще мокрой рукой нащупать стоящую на полке вместо шампуня бутылку виски и сделать несколько жадных глотков залпом.
Назначение на гарнизонную службу не было чем-то необычным — примерно раз в полгода происходит ротация подразделений батальона между флотами и колониями, которые необходимо удерживать. Учитывая, что Шаньси была самой дальней колонией человечества, в назначении 1-ой роты капитана Харриса для ее охраны не было чем-то необычным.
Шаньси вам не понравилась сразу. Колония начала отстраиваться не так давно, до окончания терраформинга оставались годы, а жизнь была сосредоточена в основном в биокуполах и разрозненных поселениях. Можно было сказать, что там почти нечем было заняться, если бы капитан Харрис не решил использовать ваш талант и авторитет среди рядового состава на полную катушку и повысив вас приказом до младшего сержанта не назначил исполняющим обязанностями командира 1-го взвода, на то время пока командование не пришлет замену лейтенанту Эбботу, пострадавшему при обрушении платформы для орудий противокосмической обороны. Из-за этой случайности, у вас подчинении оказалось почти полсотни человек к тому моменту, когда все началось.
Не было никакого страха. Было удивление, когда на Шаньси поступали противоречивые сведения о том, что космические разведчики столкнулись с неизвестными кораблями. Было волнение, когда спешно развертывались боевые посты, организовывались узлы обороны и убежища для гражданских лиц. Было непонимание во время ночных посиделок «группы героев» в вашей комнате в гарнизоне, и обсуждения до хрипоты. Была неуверенность в глазах и вопросах рядовых, которые вы гасили срочным приказом или едкой шуткой. Была задумчивость в глазах капитана Харриса, когда он получал приказы и сводки от генерала Уильямса, командующего гарнизоном. Страха не было, потому что был четкий план действий, подготовленный и донесенный до всех — пока флот навязывает противнику бой на орбите, поддержать его с Земли огнем противокосмических орудий, отразить вражеский десант если будет и быть готовыми к выдвижению к челнокам при приказе на абордаж вражеских судов (и именно для последнего предполагалось использовать части 14 батальона). Когда у солдата есть план действий, страха нет.
А потом вас предали.
«Ты нас предал». Шепот врывается в ваши уши как шипение гермостворок. Еще пару лет назад вы бы испуганно обернулись, но сейчас кошмар уже отступает в бессильной ярости и это лишь последняя попытка возвать к остаткам вашим совести. Но их не больше чем целых строений на Шаньси.
Когда вражеские корабли вышли на орбиту Шаньси — их никто не встретил. Вы не знали почему. Кто-то говорил, что весь флот уничтожен до начала штурма планеты, но в это никто не верил. Глядя как небеса наполняются огнем, вы были твердо уверены, что вас бросили здесь одних.
Заняв удобные позиции на ближней орбите, корабли противника обрушили ад на Шаньси. Точечные удары огромной мощности, оставляющие кратеры в местах попадания, выжигающие беззащитные без прикрытия орудия противокосмической обороны. За орудиями последовали военные объекты — гарнизоны, крепости, укрепленные позиции. Большинство из них были сосредоточены в Шаньси-Прайм, так же как и большинство гражданского населения. Многометровые строения рассыпались в крошку, в осколки бетона и стали горели и вы впервые видели, как огонь пожирает металл, как бумагу. Сначала их пытались тушить, но напалм нельзя потушить одеялом, а системы пожаротушения не работали, из-за разрушенных в первые же часы электростанций. Вы выводили свой взвод и всех гражданских, что удавалось найти, прочь из уничтожаемого города подальше от беспощадных корабельных орудий.
Здания рушились прямо на вашем пути, и целые улицы уходили под землю, проваливаясь до коммуникаций. Сражаться было не с кем, огонь нельзя было победить, и все подразделения гарнизона, не успевшие покинуть заметные с орбиты позиции, были растерты в прах. Такова была первая ночь вторжения чужаков на Шаньси. Первая ночь из 96.
Из сорока восьми человек личного состава, подчиненного вам, вы вывели из Шаньси-Прайм только двадцать пять. Остальные, в том числе Пьер Гадзи, погибли за те 4 часа, что пришельцы утюжили вашу оборону. Обороны как таковой больше не было, все ключевые позиции были превращены в пыль. Оставшиеся силы были рассеяны, без четкой связи с командованием и друг другом, без запаса снаряжения и подкреплений, и без всякой надежды — против могучей военной машины Турианской Иерархии.
Нет, тогда ни вы, ни кто-либо другой не знали точно, с кем вы воюете. Большинство считали, что человечество столкнулось с теми самыми Протеанами, пришедшими уничтожить дерзкую расу. Вас это не волновало, ведь это был враг, которого хоть и чертовски сложно, но возможно было убить. У вас на руках были остатки взвода, куча гражданских, и отсутствие приказов. Все смотрели на вас в ожидании распоряжений, напуганные и растерянные, но не сломленные. Вы видели с холма, как на поверхность спускаются сотни маленьких огней десантных шатлов и понимали, что шансов почти нет. Но как бы это не звучало глупо, Альянс, да и все человечество может погибнуть, если вы здесь не справитесь. И когда вы приказали сражаться, никто не оспорил ваш приказ.
Это была странная война. Не та, к которой вы привыкли. Ни поддержки артиллерии, ни дронов, ни подкреплений, ни отдыха. Ваш отряд, как и десятки других, таких же несдавшихся, атаковал силы вторжения исподтишка, там где мог. Вы прекрасно знали, что без руководства такая война обречена на поражение, и постарались как можно скорее установить связь с командованием — к счастью, генерал Уильямс, как оказалось, выжил и настроенная им сеть связи транслировала обращения и приказы к выжившим, стараясь скоординировать разрозненные действия партизанских групп.
Это была странная война. Война в дыму и руинах, грязи и крови. Неожиданные атаки, засады, диверсии — это все что вам оставалось, потому что в открытом бою вы мало что могли противопоставить армии вторжения. Высокие фигуры в черных доспехах оказались хорошо обученными бойцами, но слишком наивными, слишком рано поверившими в свою победу. Растяжки и мины, программируемые турели, снайперы и неожиданные налеты были единственным способом нанести хоть какой-то урон противнику. Возвращаясь с вылазки в постоянно меняемое убежище вы и ваши люди вслушивались в пропадающую частоту командования, в голос генерала Уильямса, каждый день в одно и тоже время рассказывающего об успехах партизанского движения, о нанесенных врагу потерях. Это был как ритуал — если генерал все еще говорит, значит все в порядке. Значит, кроме нас кто-то еще есть. Связь была односторонней, и вы не знали, сражаетесь ли вы в считанных километрах от других выживших, кто бы они ни были, или давно в окружении врага.
А враг собирался оставаться надолго. Враг учился. Гражданское население он сгонял в специально возводимые «лагеря» и об их судьбе в ходе войны оставалось только догадываться. Понеся серьезные потери в первый месяц от ударов маленьких групп, вроде вашей, пришельцы не стеснялись уничтожить артиллерийским огнем целый квартал, если по ним из него был произведен хотя бы один выстрел. Сражаться становилось все тяжелее, особенно когда враг стал отвечать вам той же монетой и уничтожать склады с припасами и систему водоснабжения поселений, обрекая вас на голодную смерть. Некоторые нестойкие даже сдавались в «лагеря», просто чтобы хоть что-то поесть. Среди вашего отряда таких не было. В вашем отряде просто умирали.
Один за другим, люди под вашим командованием гибли. Все те, кого вы мысленно поклялись защищать. Вы старались как могли, молились Богу и отсутствующему здесь майору Салливану, чтобы найти хоть какой-то выход, найти способ продлить борьбу на еще один день. Но вы человек, и вы совершаете ошибки. И пусть у вас были оправдания, пусть враг был незнаком и невероятно силен, но за ваши ошибки гибли другие. И что самое страшное — они гибли без вопросов, и оставшиеся были готовить занять их место.
Вы потеряли пять человек после Ниптона, небольшого поселения в 40 километрах от Прайм, когда возглавили самоубийственную атаку на ближайший блокпост противника. Ниптон, когда вы пришли в него, был превращен в дымящиеся руины, а вдоль главной улицы этого городка как в страшном сне висели десятки человеческих тел на импровизированных крестах. И лица этих людей вы никогда не забудете. Как и ту ярость, которая вами тогда овладела. Как и цену, которую отряд за нее заплатил.
Во время нападения на концентрационный лагерь под Исиморой погиб Лорелей. Пришелец с помощью движения руки заставил повиснуть его воздухе, как листок бумаги на потоке воздуха и расстрелял в упор. Доктор погиб на месте, не в силах сопротивляться этой страшной технологии, большей похожей на колдовство.
Капрал Норман был тяжело ранен во время артобстрела противником руин, где вы укрывались после налета на конвой с провиантом чужаков. Трое ваших людей погибли тогда, а Уильям умер спустя три недели, не приходя в сознание на ваших руках из-за отсутствия медикаментов, которые стали дефицитом в первые дни. Наверное, ему повезло, потому что он не увидел двух событий, которые не хотели видеть и вы.
Он не увидел, как его жена погибнет через 11 дней после его ранения, прикрывая отступление отряда из засады противника, который бросил на поимку вашей маленькой группы огромные силы. Она осталась позади, и вы, удалясь, и уводя остальных людей, которые хотели жить, считали выстрелы из ее винтовки до тех пор, пока здание в котором она засела не осело в пыль от выстрела вражеской орудийной платформы. В тот день она дала вам достаточно времени.
Он не увидел, как ваш уже очень маленький отряд, после долгих игр в кошки-мышки с пришельцами, которые не простили вам сбитого челнока с личным составом, был загнан в угол в пригороде Шаньси-Прайм. Вы готовились сражаться до последнего, если будет нужно, укрывшись в руинах и ожидая, пока противник пересилит свой страх и пойдет выковыривать из укрытий вас лично, а не с помощью артиллерии и дронов, и тогда возможно появится шанс прорваться. Но в тот день по системе связи голос генерала Уильямса прозвучал не для того, чтобы вдохновить вас на борьбу. В тот день на всех каналах связи звучал приказ гарнизону Шаньси на сдачу. Даже спасительный звук стрельбы чужаков, решившихся на штурм ваших позиций, не смог заглушить это сообщение.
Это был единственный день в вашей жизни, когда вы плакали. Плакали, ощущая как смерти ваших друзей за единый миг становятся бесполезными, а командование в очередной раз вас предает. Впрочем, эти слезы не мешали вам стрелять по наступающим врагам до тех пор, пока вы не поняли, что из почти десятка людей, защищавших это безымянное место, в живых остались только вы. И это осознание оглушило вас гораздо сильнее, чем граната, разорвавшаяся у вас под ногами.
Так для вас закончилась война. Потом были госпитали — сначала турианские, потом, после подписания мирного договора — человеческие. Долгое лечение и реабилитация, возвращение на Землю с другими выжившими, торжественное вручение целого вороха медалей и наград, повышение в звании до старшего сержанта — все это промелькнуло, как единый миг в каком-то тумане. Щелчком пальцев, пробуждающим вас ото сна, послужил вопрос журналиста на церемонии: «каково это, — ощущать себя героем?».
Дело об избиении журналиста быстро замяли, благодаря вашему статусу, но легче вам не стало. Именно с этого момента в вашу жизнь приходят они. Кошмары с мертвыми людьми, которые смотрят на вас и задают вопрос, который вы сами задавали себе тысячу раз наяву — почему столько людей, хороших людей отдали жизни, чтобы вы выжили? Почему умерли все, кто верил в вас, слушал и подчинялся, а вы остались в живых? Не купили ли вы собственную жизнь в обмен на их?
С каждым месяцем, проходившим после этого вы все меньше были уверены, что из того, что вы помните, правда, а что, — попытки оправдать себя. Вы впали в глубокую апатию, каждый день напиваясь до беспамятства, пытаясь заглушить голоса и отогнать кошмары. Вы не хотели никого видеть и ни с кем общаться, не отвечая на звонки, копя пропущенные вызовы. Когда Кристина пришла к вам в квартиру, воспользовавшись своими ключами, вы довели ее до слез и вышвырнули вон. Кажется, ударили за слова «хорошо, что ты вернулся живой». Вы ненавидели себя. Презирали. Вы потерялись. И не мудрено — ведь в этих чертовых руинах ничего не видно из-за горящего камня.
«Каково это, — ощущать себя героем?..».
Впрочем, менялось не только ваше отношение к этой войне, но и общества. Когда вы, наконец, вышли из почти годичного затворничества, то с удивлением узнали, что командование Альянса предало вас в третий раз. Вы ненавидели, когда вас называли героем, потому что знали, что настоящие герои погибли на Шаньси. Но за какой-то год, люди забыли, что там случилось. Все чаще Войну Первого Контакта стали называть «Инцидентом у ретранслятора 314», дикторы по Экстранету взахлеб рассказывают об «благородных инопланетянах» с «культурой чести и долга». Все громче звучат призывы к тому что нужно забыть все прошлые ошибки и начать заново, «влиться в галактическое сообщество». Всем было плевать, сколько людей погибло, защищая родной дом, брошенных и оставленных всеми. В годовщину тех событий, ради которых вы и вышли из берлоги, больше не говорилось о подвиге и мужестве. Об ужасной ошибке, о непонимании, о жертвах войны и о светлом будущем. Мемориал в честь погибших в Войне Первого Контакта стал фундаментом, на котором политики собирались построить новый мир, и в знак этого представители Турианской Иерархии присутствовали на этой церемонии. Нога Турианцев ступала на Землю. Ваши друзья умерли, чтобы это предотвратить, а политики и бюрократы Альянса росчерком ручки и лживой улыбкой перечеркнули их жизни и смерти.
В тот день вам хотелось убить всех, кто собрался на площади. В тот день вы окончательно порвали со военным прошлым, слишком поздно осознав, что Альянс Систем ничем не отличается от «Огненных Бестий» или любой другой силы, заманивающих людей на убой с помощью обещаний и наркотиков, не важно, в тело вонзаются иглы, или в душу. Вчера они воевали с турианцами. Сегодня — мирятся. Завтра, если будет нужно, снова будут воевать. И каждый день за это будут платить жизнями хорошие люди. Трижды преданный, вы сломались. Точнее — сломали все иллюзии об окружающем мире. Ничего не меняется. Любая сила, пытающаяся удержать над тобой контроль — пытается лишь сломать тебя. И хорошо, если просто сломать.
Еще некоторое время прошло в пропивании того немногого, что удалось скопить — военную пенсию от Альянса вы не взяли бы, даже если бы умирали с голода. Впрочем, это не мешало вам сделать очень простой выбор, когда жрать стало действительно нечего — все что вы умели, это убивать, и это был единственный способ для вас заработать на жизнь. Сожаление, идеализм, остались где-то там на Шаньси. Никакой верности — просто работа. Ветераны Альянса были нарасхват, особенно с таким уникальным опытом, поэтому без работы вы не сидели. Несколько командировок вместе с «Терра Фирмой» по сопровождению грузов с редкими элементами, охрана незаконных факторий в ближнем поясе Сатурна, контракт на 6 месяцев с «Розенков Матириэлс»…
Вам уже не так часто приходилось стрелять самому, хотя вы с остервенением продолжали тренироваться каждый день. Это был второй способ, кроме алкоголя, не видеть кошмаров — уставать так, что ноги перестают держать и сердце начинает пропускать удары. Все чаще, особенно с ростом вашей репутации в определенных кругах, вас признавали как советника, военного специалиста, инструктора — многие наемные отряды и отряды реагирования конкурирующих корпораций хотели перенять ваш опыт ведения войны ограниченными силами. Вы не были против — если они хотят убивать друг друга по-новому, то пусть, мир станет чище. Главное, пусть платят. Пусть разговор будет честным — о деньгах, без всякой прочей лжи. Если вы будете убивать, то только за то, в чем твердо уверены. Идеалы могут устареть и быть выброшены, как вы видели. Деньги и ценности — никогда.
И сейчас вас ждет новый контракт. Корпорация «Конатикс», с которой проработали последние 14 месяцев, тренируя их охрану, предложила новый, выгодный контракт. Обучение кадетов, возраст от 15 до 17 лет, боевая подготовка, основы рукопашного боя, и все в таком духе. Строгая секретность, жизнь за пределами Земли в течении 1 стандартного года — ничего интересного. Еще одна работа. Вылет завтра… уже сегодня утром.
Главное, чтобы не случилось так, как сказала мисс Дельгадо, к которой вы вчера заходили попрощаться. Главное не пытаться воспринимать этих детей иначе, чем тех оперативников «Конатикс», которых вы тренировали раньше. Не пытаться проводить аналогий, видеть в них детей из Убежища или подчиненных, не пытаться привязываться. Чтобы вы перестали верить в Альянс, ему пришлось трижды ударить вас под дых. Хватит ли вам двух раз испытать такую боль от потери людей, которых вы цените, чтобы не начать привязываться снова? Потому что если хватит, то вам следует помнить, что случается с людьми, которым вы что-то обещаете.
Вы надеетесь, что это просто работа, которую вы выполните хорошо. Этим профессионал и отличается от героя — он делает свою работу четко и в срок, и не пытается сделать ненужного или невозможного.
«Каково это, — ощущать себя героем?», — Вы не знаете ответа на этот вопрос.
In my playroom windows shut
Purple carpet, smell of slaughter
Waiting for the game to start
Setting all the toys in order…
31 марта 2151 года, Международный Космопорт Сингапура. Местное время — 12:49:38. Старая видеозапись с камеры видеонаблюдения замирает во мраке лаборатории, пытаясь передать величие момента. Через 37 секунд произойдет событие, изменившее ход человеческой истории. Над космопортом медленно поднимается грузовой корабль. Его название, пункт назначения, портовая принадлежность — все это несоизмеримо с его судьбоносной ролью в грядущем событии, навсегда изменившим человеческую природу, уничтожившим барьер между прошлым и будущим, открывшем всему человечеству двери в новый мир. Через 37 секунд случится рождение легенды. Через 37 секунд на свет появится Франческа Гамильтон.
Конечно, сама по себе Чесс Гамильтон родилась за двадцать лет до сингапурских событий — 18 сентября 2132 года в 35ой участковой клинике Марселя. Но только ли тело с электрическими импульсами внутри делает человека человеком? Ее матушка, Аннабель Гамильтон, осталась довольна прошедшими родами и поставила принимавшему их студенту балл A+. Надо сказать, что подобного балла на ее курсе удостаивались лишь немногие из студентов. Франческа же была немедленно передана няне на попечение, где и находилась первые три года своей жизни. Образ жизни Аннабель был плохо совместим с воспитанием детей. На рождение ребенка она решилась только под давлением совета директоров ее корпорации, установившей четкие квоты на декретный отпуск. Портить себе будущую карьеру из-за внезапного гормонального всплеска Аннабель не собиралась, поэтому предпочла решить вопрос заблаговременно.
Когда Чесс исполнилось три, мать вновь обратила на нее внимание: ей хотелось убедиться в эффективности выбранного ею способа зачатия. Тесты интеллектуального потенциала показали определенную склонность к точным наукам, слабую предрасположенность к творчеству, низкую заинтересованность в эмоциях и отличный аналитический потенциал. От автоматических тестов определенно ускользнуло что-то важное. Но, не найдя ничего полезного для себя, Аннабель подписала контракт на обучение дочери в частной школе при своей корпорации до наступления совершеннолетия последней — и забыла о существовании этого человека.
Запись мерцает и продолжается. Грузовой корабль медленно поднимается на четырех стабилизаторах, разворачиваясь для подъема на орбиту. Один из стабилизаторов начинает крениться. Раздается хлопок, затем взрыв, и стабилизатор поворачивается к кораблю. Борт выворачивает наизнанку, синяя вспышка озаряет экран. Мгновение — и о космическом корабле напоминают лишь дождь из горящих обломков и облако тончайшей пыли, развеваемой над городом ветром.
Жизнь под крылом такой корпорации, как «Синерджи Фармацевтикалс», для многих была идеалом устроенного существования, хотя Чесс и не с чем было ее сравнивать. Люди, живущие в корпоративных анклавах всю жизнь, не знали, что такое платить за еду, или выбирать развлечения по своему вкусу. Города внутри городов, огороженные стенами или сами являющие собой закольцованные стены из многоэтажных жилых блоков, корпоративные анклавы обеспечивали счастливых служащих всем необходимым — и достаточным — для эффективной работы и сопутствующего отдыха. Поэтому социальные отношения, возникающие внутри анклавов мало походили на привычные людям внешнего мира. «Синее кольцо», в котором жила Франческа, в этом ничем не отличалось от прочих подобных анклавов.
Положение Чесс было уникальным в том, что, в отличие от большинства окружавших ее людей, у нее не было контракта, который мог бы быть аннулирован. Ее жизнь была предоплачена, никто не требовал от нее жесткого соблюдения списка требований, и у нее самой не было никакой мотивации бороться за место под теплым светом софитов в аллеях анклава.
С ранних лет ее окружали такие же, как и она, дети служащих корпорации, которые предпочли сосредоточиться на работе, предоставив воспитание и обслуживание детей специалистам. От привычных всему внешнему миру интернатов корпоративные детские дома «расширенного цикла» отличало не только отношение персонала, но и тот факт, что для встречи с родителями достаточно было пересечь парк в центре анклава. Такая возможность была у всех детей ее группы — кроме самой Франчески.
Нельзя сказать, чтобы у нее были проблемы с социализацией. Нет, напротив, она не испытывала недостатка в общении со сверстниками, ведь за этим внимательно следил персонал сначала детского сада, а затем школы. Но уже с младших классов школы Франческа осознавала, чем отличается от всех окружающих детей, да и по большому счету — взрослых. Все они, движимые корпоративной учебной программой, были нацелены на результат, на достижение целей, на то, чтобы в один день стать полноценным служащим, а после, возможно, даже купить отдельный домик на принадлежащем корпорации куске океанического шельфа. Франческа не нуждалась в подобных промежуточных целях, для нее все такие вопросы уже были решены, она была свободна сразу делать следующий шаг: задавать себе и миру вопрос, «что дальше?».
С этим вопросом она поглощала любую доступную информацию из Экстранета, располагая практически неограниченным свободным временем, предоставленная сама себе и ограниченная только контентными фильтрами детского сегмента сети. С этим же вопросом она преодолела три первых этапа корпоративного обучения. Учебная программа корпорации была построена с таким расчетом, чтобы за девять лет подводить ребенка к вопросу профессиональной специализации. Исправно выполняя все поставленные задачи в течение первого трехгодичного цикла, Франческа осознала закономерность в подаче информации, узнала учебный план и срезала несколько «углов» с помощью общедоступных библиотек в Экстранете. Так в возрасте 13 лет она добилась рассмотрения своего заявления на поступление в колледж.
Спектр профессий, которым можно было обучиться в «Синем кольце» не был велик. «Синерджи Фармацевтикалс» занималась разработкой широкого спектра медикаментов, делая ставку на направления. Первым были релаксанты и возбудители нейромедиаторов, столь популярные у корпоративных служащих, живущих в состоянии вечного цейтнота. Вторым, публично демонстрируемым и общественно одобряемым, были препараты, призванные отсрочить и смягчить последствия старческих деменций. Ни то, ни другое не вызывало восторга у Франчески, не желавшей идти проверенными проторенными путями, поэтому из имевшихся вариантов она выбрала стезю нейрохирурга.
Следующие четыре года она всю следующую жизнь считала самыми бессмысленными во всей своей карьере. С каждым учебным днем она находила новые изъяны в системе образования, и все больше разочаровывалась в своем выборе. Вновь, как и в младших классах школы, но более отчетливо, она видела, насколько сверстники отличаются от нее. Их интересовала не суть предмета и вопрос профессии, а те блага, которые они могли с помощью этой профессии достичь. Хуже было другое: подобную систему ценностей им транслировали практически все преподаватели.
В это же время произошел финал отношений с Аннабель. Та было заинтересовалась успехами своей биологической дочери, узнав о раннем поступлении последней в колледж, но, не увидев в ее табеле успеваемости ничего примечательного, в очередной и последний раз закрыла для себя тему этого человека.
Осознавая растущую дисгармонию, Чесс искала выход и приложение для своего острого ума. К этому времени она уже осознала то, что позволяло ей выделяться на фоне однокурсников. В любой ситуации она первым делом искала систему понятий и отношений, а когда находила ее — то понимала и закономерности, составляющие эту ситуацию. Подобный аналитический дар мог проявиться в любой среде, и девушка не стеснялась пробовать себя в самых разных сферах. Благо, что время само подбрасывало испытания — как раз в этот момент на Марсе впервые были обнаружены остаточные следы элемента Ноль, и научные сообщества всего мира захлестнул поток данных, изображений, текстов, схем и концепций из раскопанных ксеноархеологами руин.
Франческа завела себе страничку в Экстранете, где начала публиковать свои выводы относительно природы и значения найденного наследства Протеан. В частности, одним из ее заключений было утверждение о том, что подобные дары, явно оставленные до времени своего обнаружения неведомыми инопланетными «прогрессорами», не могли быть подарены только человечеству. Учитывая масштаб и сложность найденных технологий, можно было говорить об общегалактической распространенности того вида, который оставил эти руины, а значит, где-то в другой части нашей Галактики другой разумный вид пользуется теми же технологиями.
Рано или поздно идеями Франчески должны были заинтересоваться — и это случилось, когда Гамильтон исполнилось семнадцать. К этому моменту ее учеба в колледже практически сходила на нет. Оставался год до завершения учебного контракта, и впервые в жизни Франчески впереди замаячила бытовая неизвестность. Она по-прежнему не имела представления о необходимости денег и без энтузиазма для себя была вынуждена наверстывать упущенные факты из жизни людей внешнего мира по роликам из Экстранета. В один из подобных вечеров к ней и пришло письмо из рекрутингового отдела «Конатикс Индастриз».
Молодая экстратерральная корпорация искала аналитиков для работы над нейронными сетями нового поколения. Человек с навыками Франчески подходил для этого как нельзя кстати: Гамильтон имела образование, необходимое для того, чтобы понимать структуру человеческого мозга, обладала достаточными аналитическими способностями, чтобы считывать отклонения в развитии нейронных сетей, и при этом была достаточно молода, чтобы не обладать завышенными амбициями. После четырех непродолжительных собеседований она была принята, и Конатикс, подобно бордовому парашюту, вынес Франческу из «Синего кольца», скуки учебных будней и прошлого, связанного с Аннабель.
Работа в «Конатикс» кардинально отличалась от всего, что окружало Чесс до этого. Ее окружали люди, движимые идеей и тем же вопросом, который она задавала себе сама: «что дальше?». Дальше были нерешенные никем еще вопросы, а дорога между целью и днем сегодняшним была сокрыта в лабиринтах статистических закономерностей. Отметившись на ресепшене корпоративного отеля по приезду, Чесс оставила немногочисленные вещи из «Синего кольца» на кровати, и следующие полгода они пролежали нетронутыми: лаборатория стала ее домом во всех смыслах.
Метод исследования был прямолинеен и прост. Они работали с первоисточником — головным мозгом человека, моделируя процессы в нем на основании сигналов биологического образца. А для внесения необходимого для получения динамики информационного шума использовали сигналы мозга, пораженного раком. Рак оставался непобежденной проблемой человечества, и иногда перед смертью раковые больные добровольно передавали свои тела на благо науки. И хотя добровольцев для таких опытов постоянно не хватало, статистика собиралась, медленно, но верно.
Пока не случился Сингапур.
Это одна из немногих сохранившихся копий этой видеозаписи. О воздействии Элемента Ноль на человеческий организм в тот момент было известно до смешного мало. Мы знали наверняка только то, что видели своими глазами: шахтеров с Марса почти наверняка ждала койка ракового больного. О воздействии Элемента Ноль при вдыхании в форме пыли было известно еще меньше, хотя Сингапур изменил и это. Летальный исход от рака головного мозга — в 31% случаев. После Сингапура у нас не было недостатка в добровольцах.
Мир был потрясен катастрофой, случившейся 31 марта 2151 года в международном космопорту Сингапура. После крушения транспортного корабля весь запас элемента Ноль в его топливных баках был рассеян над огромным мегаполисом в форме мелкодисперсной пыли. Катастрофа была подобна чернобыльской: но здесь не было ни реактора, который надо было тушить, ни места для героического самопожертвования: миллионы людей оказались заражены в одночасье.
В Сингапур стали стекаться гуманитарные организации, известные меценаты, вроде звезды Бейрута Сезен Ясин, и, вслед за ними, исследовательские организации. Беспрецедентная по масштабам исследовательского потенциала катастрофа была зафиксирована и задокументирована максимально подробно. Каждый человек, обратившийся на пункт гуманитарной помощи с признаками заражения, был вписан в базу данных пострадавших, и следом по каналам корпоративного шпионажа эта база данных утекла в руки всех заинтересованных, в том числе, «Конатикс».
За пострадавшими, их семьями и родственниками продолжали следить еще несколько лет, на случай косвенного или отложенного развития опухоли. Через полгода у некоторых выживших стали появляться дети, которые также были вписаны в общую базу статистики. А еще через пять лет началось то, что в будущем прозвали Великой Статистической Ошибкой.
Сперва это выглядело, как цепь ничем не связанных друг с другом событий. Глубокий аналитический дар Чесс уже схватил наживку, но еще не сообщил об этом разуму, продолжая блуждать в потемках. В доме ребенка непрерывно взрываются лампочки. Ребенок упал с четвертого этажа и выжил. Девочка непрерывно выигрывает в игровые автоматы. Семилетняя соплячка стала главарем в уличной банде. Отец зовет домой церковного экзорциста, чтобы изгнать демонов из сына. В какой-то момент этого стало слишком много, чтобы быть просто ошибкой статистики.
В этот момент удар пришел оттуда, откуда его никто не ожидал. У отдаленной колонии Шаньси произошел конфликт с неизвестной расой. Франческа с удовольствием для себя отметила схожесть используемых технологий с обеих сторон и подтверждение ранее выдвинутой ей гипотезы. Вслед за короткой чередой боевых столкновений последовал ожидаемый мир, и человечество узнало о существовании множества разумных рас, управляемых единым законодательным органом: Советом Цитадели.
Среди общегалактических законов, переданных людям на правах императива, значился запрет на любые разработки в области искусственного интеллекта. Данный путь уже был пройден одной разумной расой — Кворианцами, и последствием для них стала война с созданными машинами. В итоге все выжившие представители этой расы были вынуждены оставить свою родную планету и жить в условиях кочующей флотилии. Закон Цитадели был однозначен, любая попытка разработки неограниченного искусственного интеллекта сложнее виртуального ассистента или говорящей базы знаний была бы пресечена военным путем. «Конатикс» оказалась на грани закрытия.
Но стремление к познанию оказалось сильнее. На Шаньси человечество впервые увидело феномен, о котором до этого писали лишь фантасты: инопланетяне демонстрировали способности к телекинезу. Запечатленных примеров были десятки, военные спешно создавали контракты на разработку средств противодействия, дипломаты Альянса ненавязчиво пытались выяснить природу этого явления — биотики — стараясь не выставить человечество слишком глупо в глазах галактической общественности. А Франческа Гамильтон сопоставила имевшиеся данные о массовости и характере применения биотики в рядах турианской армии с погрешностью статистики о детях Сингапурской катастрофы.
Когда на стол Лилит Бланш, одного из главных акционеров «Конатикс», лег отчет начальника отдела разработки нейронных сетей Ф. Гамильтон, та уже дочитывала заключение о банкротстве в последней редакции. Корпорации как активу оставалось жить несколько месяцев, и Лилит, как сугубо прагматичная женщина, увеличила этот срок вдвое. У Чесс был только один шанс подтвердить свою правоту. И она приступила к делу.
Все разработки в области нейронных сетей были свернуты, заморожены, в некоторых местах показательно вычищены, в некоторых спрятаны настолько глубоко, чтобы не быть обнаруженными никогда. Этажи, прежде занятые вычислительными кластерами, перепрофилировались на переработку и анализ Элемента Ноль. Сомнений в том, что именно он связан с появлением способностей к биотике, не было, нужно было лишь подтверждение.
Первый бездомный ребенок Сингапура из списка зараженных лег на операционный стол Гамильтон в 2157 году. После выстрела в затылок у него отсутствовали мозжечок и гипоталамус, к моменту обнаружения трупное разложение уже успело затронуть кожные покровы. Но главное было установлено: в нервных узлах наблюдались скопления частиц элемента ноль. Не теряя времени, Чесс пропустила через тело разряд тока и тут же была отброшена ударом поля эффекта массы. Биотика была продемонстирована и зафиксирована на камеры лаборатории. У «Конатикс» появилось новое предназначение.
Финансирование было предоставлено, в корпорацию вернулись старые и начали появляться новые лица. На нулевой стадии из статистической выборки извлекались подопытные, живущие на улицах и не требующие урегулирования юридических вопросов. Взаимодействие с ними было затруднено. После серии экспериментов стало ясно, что удары током не эффективны и, что самое важное, они дают непредсказуемый результат. Довольно быстро было установлено, что спонтанное проявление биотики происходит за счет собственных нервных импульсов тела подопытных.
На седьмом подопытном было установлено, что только сильные эмоциональные реакции способны активировать способности. В лабораторных условиях это было практически недостижимо, и нулевая стадия была завершена на этом этапе. Турианские биотики отчетливо использовали свои способности по желанию, в нужный им момент, совершая лишь незначительные телодвижения. Был необходим турианский подопытный.
Поиск подходящего объекта занял три долгих месяца. Наконец, он был доставлен в лабораторию. Сложности в работе с турианской физиологией и опасность объекта как такового практически не оставляли шанса поработать с живой тканью, но это не было проблемой. Результаты вскрытия были сопоставлены с накопленной до этого статистикой о людях. Где-то на поверхности, совсем близко, находилось ключевое звено цепочки, но продолжало ускользать из внимания. Весь персонал был на грани, непрерывный мозговой штурм продолжался круглосуточно. Пока однажды, когда Чесс встречала очередной рассвет на столе в лаборатории, где она предпочитала ночевать во время таких затяжных марш-бросков, в пространстве смыслов и понятий не появилось новое слово.
Имплант.
У нас есть человек, обладающий нужным количеством элемента ноль в нервных узлах, и пропускающий через него хаотичные нервные импульсы. Нужно упорядочить этот мыслительный хаос, дать однозначное направление для нервных импульсов, усилить их заряд достаточным образом, чтобы поле Эффекта Массы стало заметным. Имплант вошел в эту систему как идеальный финальный элемент.
Первой партии зараженных их Сингапура давно уже не хватало. Повторное заражение уже было произведено, еще в 2154, когда достоверных сведений о Великой Статистической Ошибке еще не было. Но для полноценной работы с образцами прошло слишком мало времени. Просто воровать подопытных из семей также было бы слишком накладно. Так возникла концепция Программы Адаптации и Регуляции Биотиков.
Было необходимо отработать производство импланта, сделать его коммерческим продуктом. Одновременно было необходимо создать благоприятные условия для изъятия зараженных из социума. Штат корпорации ежедневно пополнялся новыми сотрудниками самой разнообразной специализации. Был создан образ подростка-биотика, опасного и неконтролируемого, и с билбордов по всему миру зазвучал слоган: «Биотика — это еще не конец».
Долгосрочное вживление искусственных тел в организм человека было отработано столетием предшествовавших исследований в области аугментации и кибернетизации человека. Однако из-за сложности задачи нужен был доброволец для испытания тестовых образов. К счастью, корпорация предлагала и такие возможности, и вскоре часть персонала обзавелась новыми внутренними органами. Вскоре имплант L1 обрел лаконичное исполнение и изящный облик, в котором впервые предстал перед акционерами. Первая установка произошла спустя еще две недели. Результат, даже в лабораторных условиях, на 67% превосходил аналогичный без импланта.
Через год Франческа Гамильтон читала мемориальную лекцию в Стокгольме, держа в руках нобелевскую премию по медицине и физиологии «за открытие биотики у людей». В этот момент ей был 31 год.
Началась подготовка к первой партии подопытных. Предстояло не только понять, как в мозгу подопытного формируются необходимые сигналы для создания биотических полей, но и продолжить совершенствовать технологию импланта для достижения лучшего результата.
Благодаря развернутой медиа-компании многие родители были сами рады отдать своего мутанта-психопата в надежные руки корпорации. Место для проведения эксперимента было найдено вместе с контрактом от Альянса. После Войны Первого Контакта, когда турианские биотики нивелировали всякое превосходство людей в огневой мощи, Альянс был готов на все для получения мер противодействия. На все, кроме официальной полноценной поддержки, конечно, — кто станет ставить свое имя под экспериментом с потенциально летальным исходом? Но для нужд исследования было предоставлено самое подходящее из возможных мест для подобной Программы — станция Гагарин.
Главное ее удобство заключалось в том, что из-за своей удаленности от Земли и отстраненности от основного транспортного пути к ретранслятору Харон станция Гагарин никому не была нужна. При этом она обладала полным комплексом всего необходимого инструментария и мер безопасности.
Оставалось самое главное — понять, как спровоцировать выброс способностей у подопытных. И тут все пошло не так.
Оказалось, что ни одного эффективного способа управления сознанием подопытных — нет. Были перепробованы все доступные средства. Выработка у подопытных нужных нейромедиаторов препаратами изменяла их настроение, но имплант при этом не регистрировал ничего, кроме обычного белого шума. Введение подопытных в наркотический транс пробуждало всплески активности импланта, но подопытные становились неуправляемыми. Был испробован даже гипноз, но достаточной статистической базы для построения его матриц работы с сознанием подопытных было недостаточно.
Было ясно, что использовать биотику может только сам ее носитель, своей доброй волей. На практике подопытный должен был представить себе то, что должно было случиться, очень сильно этого захотеть, и только тогда получался результат — если Имплант был уже настроен должным образом на конкретного подопытного.
После этого один из подопытных, Стенли Уотсон, в наркотическом бреду сбежал из зоны исследования и каким-то образом получил контроль над частью систем станции. Через три дня он был пойман, но за это время большая часть первой партии была потеряна: часть подопытных была убита, часть задохнулась в оставшихся без воздуха отсеках, часть вылетела в раскрывшиеся шлюзы. Оставшихся подопытных пришлось вернуть домой, всех, кроме Хендела Митры, который был оставлен как наследство первого этапа.
Потребовалось два долгих года, чтобы собрать вторую партию, обезопасить станцию и исправить выявленные проблемы импланта. Было ясно, что принятых мер недостаточно. Потребовалось усилить отдел по связям с общественностью, набрать опытных специалистов по работе с подопытными, компенсировать их обычными преподавателями. Пришлось создать полноценную школу, чтобы подопытные верили в безопасность окружающей обстановки, осознавали себя, свои способности и то, чему их учат.
Параллельно оставались проблемы с побочными эффектами: подопытные жаловались на непрерывные удары электрическим током, это вносило погрешность в статистику. Также, мощности L1 было явно недостаточно для удовлетворения запросов Альянса: подопытные с трудом поднимали в воздух стакан с водой. Имплант L2 учел все эти пожелания.
Сроки, когда Программа должна дать результат, подходят. Альянс имеет широкий запас терпения, но оно не безгранично — генералы ждут своего солдата-биотика. Руководство Конатикс Индастриз более конкретно в постановке своей позиции — практический коммерческий выход должен быть к концу следующего года обучения в Программе, иначе ее финансирование будет пересмотрено. Имплант должен стать действующим, желанным, продаваемым товаром во всех человеческих системах.
По требованию руководства корпорации в этом году исследование будет форсировано привлечением сторонних экспертов. Ими станут турианские наемники, вероятно — бывшие участники Войны Первого Контакта. Это создаст свои проблемы, но их присутствие будет работать как агрессивный фактор эксперимента. Прочий персонал набран для компенсации состояния подопытных и сохранения валидности эксперимента.
На станции были собраны воедино все факторы, так или иначе продемонстрировавшие свой эффект. Подопытные демонстрировали упорядочивание своих эмоциональных реакций в результате употребления выборочных мозговых стимуляторов и наркотических веществ и последующей работы с сознанием в состоянии гипноза. Матрицы для гипноза были существенно доработаны по итогам анализа остаточной мозговой активности подопытных из первой партии.
Кроме того, первая партия дала богатую статистическую основу для выработки теоретической базы исследования. Было статистически установлено, что в зависимости от индивидуальных особенностей, подопытные могут быть склонны к одному из четырех шаблонов эмоциональных реакций. Первый — это образ самостоятельного человека, действующего в одиночку и исходящего из позиции ярко выраженной личной ответственности. Второй — это образ управленца, манипулятора, человека, решающего свои потребности чужими руками. Третий — это образ человека, стремящегося к покою, нивелированию конфликтов, гармонизации своих эмоций. Четвертый — это образ человека, «раскачивающего» себя на эмоции, действующего резко и инстинктивно. Чем ближе подопытные были к абсолютному воплощению одного из этих образов, тем сильнее был сигнал импланта.
Специалисты по подбору персонала включили в состав итоговой группы набор инструкторов, которые могут послужить прототипом для формирования соответствующих образов у подопытных. В этом году будет проверено воздействие на эмоциональные реакции подопытных личного примера взрослых с ярко выраженной моральной парадигмой.
Условия для второй партии подопытных в проекте «Поколение» созданы. Остается проводить эксперимент, собирать статистику и наблюдать за тем, какие результаты фиксирует имплант в каждом из подопытных.
Диана Кэмпбелл
Who knows, not me,
I never lost control,
You're face, to face,
With the man who sold the world.
«The Man Who Sold The World» by Midge Ure
Кабинет, выбранный «Конатикс» был обставлен правильно. Минималистичная обстановка, без картин, декора и даже имитации окон, только прямые линии и углы. Светильники, слишком яркие чтобы смотреть прямо на них, но расположенные под самым потолком, отчего в комнате царил легкий неприятный полумрак. Расположенная прямо за вашей спиной дверь, закрываемая не очень плотно, так, что слышно шаги проходящих мимо людей и постоянно возникает желание обернуться. Простой металлический стол, строгий и официальный, «гроб на ножках», как называли его у вас в отделе. Высокие, внешне мягкие кресла, но сделанные немного неудачно, постоянно что-то колет в спину и приходится ерзать, ища оптимальное расположение тела.
Сотрудник для проведения психологической проверки тоже был подобран правильно. Невысокая, располагающая к себе девушка с рыжей копной вьющихся волос, в нейтральном светлом костюме вместо корпоративной бордовой униформы, с обаятельной улыбкой.
Окружить некомфортными условиями, сконцентрировать комфорт в сотруднике, проводящем допрос. Все как по учебнику. Молодцы, Конатикс, 74 балла за старание.
Закончив пролистывать данные в планшете, она ободряющее вам кивает и произносит:
— Добрый день, миссис Кэмпбелл. Меня зовут Ангелика Штерн, я здесь для того, чтобы оценить вашу психологическую готовность к участию в проекте «Поколение». Вы прошли все подготовительные тесты, но, как вам, безусловно, известно, основная фаза проекта будет проходить на изолированном от Земли объекте без возможности отбыть с него минимум в течении года. А это значит, что нам очень важно узнать…
Вы перестаете слушать звонкий голосок Ангелики, ее слова плывут в пространстве мимо вас, оставляя вас наедине с собственными. Ваше участие в проекте согласовано на самом высоком уровне и даже если у вас прямо сейчас начнутся приступы клаустрофобии или рак поразит ваши легкие прямо в этом кабинете — это уже ничего не изменит. Весь этот цирк с психологической проверкой, это лишь попытка соблюсти формальности и заставить навязанного Альянсом сотрудника играть по общим правилам. Жаль, что у них этого не получится. Вы слишком давно дрессируете собаку, чтобы не чувствовать, когда вас пытаются заставить прыгать через кольцо.
И пытаются прощупать вашу осведомленность, подготовленность, найти рычаги давления и слабости, разумеется. Ваше личное дело, переданное Альянсом, которое столь тщательно листала мисс Штерн перед началом разговора, сделано так, чтобы не давать никаких ответов. Но, что гораздо более важно, оно сделано так, чтобы не создавать вопросов. Поэтому «Конатиксу» и приходится бить вслепую, надеясь на ваши ошибки и просчеты.
Пока Ангелика рассказывает вам о всех сложностях и трудностях, с которыми может столкнуться человек во время пребывания на космической станции, затерянной в космическом пространстве, у вас есть возможность оценить окружающую обстановку. Записывающее оборудование, разумеется, здесь установлено, никаких неожиданностей. Левая стена единственная не заставлена мебелью — одностороннее стекло? 89% за. Вести себя, не привлекая внимания, — хотя бы просто из вредности, чтобы не облегчать работу внутренней безопасности «Конатикса». Уловитель частот дыхания? На столе нет места, до ближайшего шкафа с планшетами не менее двух метров, слишком далеко для такого оборудования. Под ногами? Вы аккуратно проводите носом ботинка под креслом и около стола, но ничего похожего на датчик не обнаруживаете. Хм. Кресло. Считыватель пульса в подлокотниках? Вероятность не ниже 66%. Убрать руки. Куда? Да очень просто, заодно посмотрим на реакцию девочки.
— Я закурю?, — прерывайте вы монолог девушки напротив. Она осекается, сбиваясь на полуслове, видя, как вы уже достали сигарету из пачки, но быстро берет себя в руки и на ее лице появляется прежняя улыбка.
Всего секунда на осознание, принятие решения и построение диалога. 68 баллов, неплохо, девочка, но это было просто — тебе дали вопрос.
— Да, конечно, чувствуйте себя свободно, — Ангелика достает из тонкого шкафчика стола пепельницу и ставит рядом с вами, — В том числе о таких сложностях я и говорила. На станции будет не так много мест где разрешено курить, да и подобные седативные средства там не будут иметься в большом количестве, — сами понимаете, каждый килограмм или кубический метр при путешествии на такие расстояния увеличивается в стоимости в тысячи раз. Надеюсь, это не будет большой проблемой?
— Конечно нет, — с улыбкой врете вы, стряхивая пепел. Нет никаких возможностей скрыть свою привычку, но Конатиксу незачем знать, что ваша стандартная норма потребления, — 17 сигарет в сутки.
— Вот и отлично! Раз теперь вы примерно понимаете причины нашей беседы и предмет беспокойства корпорации, то мы можем перейти к самой проверке. Она несложная, это набор вопросов, почти никак не связанный с вашей работой и служебными обязанностями. Они очень общие, о вашем прошлом, считайте, — Штерн ослепительно улыбается, конечно, будь мне другом девочка, это твоя работа, — что мы просто побеседуем о вас. Отвечайте на вопросы, не особо раздумывая, первое что придет в голову, помните, — здесь нет неправильных ответов.
И в этом твоя ошибка. Твоя, и твоих боссов. Вы сами даете мне вопросы. Услышав ваш вопрос, я, пойму, что вы хотите получить, — а значит, пойму, что нужно ответить. Ответы не важны. Важен только правильный вопрос. Если хочешь понять объект, необходимо понять, какие вопросы этот объект задает или ставит самим фактом существования. Только так и никак иначе.
Но вы лишь согласно наклоняете голову, делая очередную затяжку.
— Отлично! Что же, начнем. Диана… могу я звать вас Дианой?
— Да, «миссис Кэмпбелл» отлично подойдет.
— Спасибо, миссис Кэмпбелл. Итак: место, где вы родились, ваш отчий дом… расскажите о нем?
Короткая неотслеживаемая реакция, улыбка не дрогнула. Готова к неожиданным вопросам, быстро учится.
— Вудбридж, Нью-Джерси. Прекрасный город, хоть и довольно шумный для меня, у нашей семьи был дом в его пригороде, примерно…
Вы всегда ненавидели Вудбридж. Грязный, пыльный, с отравленными химикатами дождями каждые три дня. С бесконечными котлованами, заполненными водой и стальными каркасами быстровозводимых строений. Со слишком быстрым бегом вперед, где никто не оглядывается. С родителями, которые хотели себе сына, а когда родилась дочь, то просто не знали, что с ней делать. Некому было продолжить дело семейной юридической фирмы «Скайрич и партнеры», ведь она всегда передавалась от отца к сыну. Поэтому отец вас… недооценивал, не воспринимал всерьез, как что-то живое — просто потому, что вы родились не такой, какой должны были по его плану. Он решал в семье все, а мама… Мама не решилась ему перечить.
«Это любовь», — говорила она. Когда вы слышали это, вам хотелось сделать что-то очень плохое.
Быть предоставленной самой себе не так плохо, но безумно одиноко в детстве. Не чувствуешь себя свободной, защищенной даже среди сверстников, — ведь возвращаться за помощью будто бы и некуда. Эту уязвимость ощущали не только вы, но и ваши товарищи по играм, а потом и одноклассники, и очень быстро стали воспринимать вас если не как изгоя, но так как человека, который не сможет отстоять свое мнение.
И это было правдой. И за это вы ненавидите Вудбридж до сих пор. За свою слабость, слезы по ночам. За то, что 12 лет вы прожили словно какая-то тень, вздрагивающая от каждого шороха и лишь вжимающая голову в плечи при очередном разочарованном вздохе отца или злобной насмешке одноклассниц.
Но себя за это вы ненавидите еще больше.
— Да, спасибо, миссис Кэмпбелл. А расскажите, пожалуйста, самое яркое воспоминание из детства?
Вы делаете небольшую затяжку, экономя сигарету. Вторая подряд для вас не будет чем-то необычным, но пойдет вразрез со сказанным ранее.
Хотите мои уязвимые точки? Пожалуйста. Сделать акцент на родителях. Попытаться скрыть. Не забыть увлечься и ускориться к середине повествования. Отслеживать реакцию…
— Мой двенадцатый день рождения, 14 марта 2134 года. Помню как сейчас, отец с матерью устроили мне сюрприз и привели в детский парк всех моих друзей, а я…
Вы никогда не забудете тот день. Не из-за дня рождения, который никто никогда особо не отмечал. В этот день вы как и обычно возвращались домой со школы одна, задержавшись в поисках ранца, который опять спрятали в уборной. На полпути из школы, который, как и любая дорога в Вудбридже, проходила мимо котлованов и стройки, вы встретили компанию детей из ваших одноклассников и нескольких ребят постарше. Они «играли», со смехом тыча палками в полуживого щенка с перебитыми лапами. Тот не отбивался, лишь жалобно скулил в грязи и собственной крови. Затем один из них, ваш одноклассник Дью, с брезгливостью взял его, все еще живого, и под улюлюканье остальных бросил в мутную воду котлована. Только тогда он и остальные обратили внимание на вас. И Дью, с мерзкой ухмылкой спросил, что вы будете делать?
Вы ничего не сделали. Вы опустили голову и под хохот толпы вернулись к себе домой. Из страха, слабости, нерешительности. Стараясь не слышать писков щенка в котловане. Но этот день изменил все. Потому что прорыдав всю ночь у себя в кровати, вы дали себе обещание — вы ни за что не допустите чтобы подобное повторилось снова.
— В вашей анкете написано, что вы юрист корпоративного и международного права. Миссис Кэмпбелл, решение поступать на эту специальность была вашей идеей?
В самом вопросе заложен ответ. Сбиться. Запнуться. Срочно достать новую сигарету — отличный повод. Продолжить, постепенно обретая уверенность.
— Да, конечно. Мы с самого начала решили, что я буду юристом.
— «Мы», миссис Кэмпбелл?
— Да, мы, то есть я… Семейное дело, знаете ли, хотелось продолжать.
Все действительно изменилось. Вы стали другой — не сразу, не в один момент, без чудес. Просто каждый раз, когда у вас в жизни тряслись поджилки — вы вспоминали тот день. Стискивали зубы и шли дальше, к выполнению своего обещания. Именно поэтому вы поступили на юридический факультет Гарварда, — чтобы получить знания и возможности, которые чаще всего идут с ними рука об руку. Знание законов, по которым работает современный мир. Знание, которое дает возможносит его изменить. Чтобы никогда больше никого не топили на ваших глазах, чтобы у вас хватало сил или воли это остановить.
На своем потоке вы были одной из лучших студентов, постоянно соревнуясь за пальму первенства с Джулианом Ностромо. Там, где он брал талантом и хорошим базовым образованием, вы отвечали упорством и систематическим подходом. Преподаватели отмечали ваш талант, особенно способности к анализу материалов и данных. Ничего удивительного, что уже там, на скамьях университета, к вам присматривались люди, которые позже сделают вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
И именно там в Кэмбридже, вы и познакомились с Мэтом. Мужчиной, который изменил вашу жизнь. Если бы не он, вы скорее всего так и остались бы оскаленной на весь мир, закрытой, готовой укусить за руку любого, кто протянул бы ее вам. Вы не знаете, что Мэт нашел в вас тогда, — в спутанном комке волос, обид и амбиций, и что заставило его, первого красавца (объективно, — второго, не менее 65% отдавали предпочтение Ностромо), обратить на вас внимание, — но он не одернул руку, которую вы укусили. А протянул сразу обе.
Мэт, — удивительный человек, упорностью сопоставимый с вами. Он потратил два года на то, чтобы пробиться через защитную скорлупу, что вы возвели вокруг себя, чтобы встать рядом с вами. Стать человеком-опорой, человеком-поддержкой, тем, кому не все равно, что с вами будет. Он не ставил перед собой столь высоких и благородных целей, как вы, но разделял каждую из них, потому что они были важны для вас. Незаметно и плавно, он стал самым близким человеком для вас, не давшим сломаться под гнетом ответственности, которую вы на себя взвалили, и даровавшим вам не только упорство, но и уверенность в себе. В своих силах.
— Миссис Кэмпбелл, а расскажите….
Вы что-то отвечаете мисс Штерн, что-то, что ей и ее кураторам понравится. Сами же, незаметно продолжаете следовать за этими воспоминаниями, наверное, самого счастливого периода в вашей жизни.
После окончания Кэбриджа (с отличием, разумеется), вы вышли замуж за Мэта, перестав быть Дианой Скайрич, и став, наконец, Дианой Кэмпбелл. Мэт устроился на работу в местное представительство корпорации «Пасифик Технолоджис», вы, — в Независимый Политический Центр в Бостоне, набираться опыта в анализе политических процессов. Путь, который вы наметили себе, был длинным, и чтобы что-то изменить, вам нужно было постараться. Впрочем, теперь, когда вы были не одна в целом мире, у вас был гораздо более оптимистичный прогноз на будущее. Вам каждый вечер было, куда возвращаться. И вы возвращались с удовольствием.
И этот прогноз даже оправдался, правда, совсем не в том ключе, который вы себе представляли. В 2149 году вы познакомились с человеком по имени Чарльз Бареннс. Крепко сложенный и похожий на скалу угловатыми чертами лица и тела, несмотря на пожилой возраст, этот мужчина предложил вам работу в месте, которое «соответствует вашим профессиональным навыкам и ожиданиям». Место, где вы сможете изменить мир. Наднациональное правительство, до официального формирования которого оставалось еще полгода, искало сотрудников себе уже сейчас. И конкретно мистеру Барренсу нужна были именно вы.
Мистер Барренс возглавлял Оперативный Аналитический Центр Альянса. Именно туда должны были сходиться все бесчисленные ручейки информации, в огромную полноводную реку, из которой вам и нужно было вылавливать рыбу. Отделять зерна от плевел, сопоставлять факты, решать, что важно, а что нет. Аналитический Центр не давал ответов на вопросы. Он сам ставил вопросы перед руководством Альянса. За вами давно наблюдали, еще с первого курса, выбирая, собирая информацию о кандидатах задолго до подобного собеседования. И вот теперь вам делали предложение, от которого вы не собирались, — да и не могли, — отказаться.
Работа в Центре, — это шаг вперед, настолько огромный, что вся прошлая жизнь как будто отступает. Здесь нет имен и фактически нет званий, аналитики почти безлики, объединены в общую сеть. Нижняя часть сети фильтрует данные, делает выводы, которые собираются аналитиками среднего звена в прогнозы, прослеживая закономерности и отсеивая ошибки, чтобы передать это еще выше, до тех пор, пока данные не в виде сухих сжатых выводов и вопросов не дойдут до Координатора, — мистера Барренса.
Впервые в своей жизни вы стали ощущать, что ваши действия на что-то влияют. За сутки мимо вас проходило множество информации, — докладов, рапортов, выпусков новостей, — и прогнозов. Вы купались в них, выстраивая цепочки событий, собирая их в картину, выделяя проблемы. Ваши решения, ваш анализ и выводы помогали избежать кризисов и улучшить жизнь людей. Спонсирование образования через Экстранет вряд ли стало бы возможным без, в том числе, ваших прогнозов. Возможно, именно ваш рапорт о положении дел в Амазонии обратил внимание Альянса на проблему корпоративной борьбы за природные ресурсы в том регионе. Каждый новый день ставил новые задачи и давал новые возможности.
Вы каждый день ходили на работу, как на праздник, потому что меняли мир к лучшему. У себя на глазах. И пусть никто и никогда не узнал бы вашего имени, пусть. Вы начали это дело не ради славы. И продолжали не для этого. Впервые, с момента рождения, вы чувствовали себя на своем месте. Пусть вы и начинали каждый день с чашки кофе и сигареты, но вы горели за свою работу, обучаясь за дни тому, на что у других уходили месяцы и даже годы. Все потому, что для вас это не было работой. Предназначением? Идеальной возможностью? Альянс делал правильные вещи, и вы отдавались ему и своему делу с головой, сердцем, и душой.
А еще, это была власть. Власть и ощущение собственной важности, ценности. Вы делали свое дело прекрасно, и вас ценили люди. По-настоящему, завидовали, а не смеялись за спиной, как в университете. Вам улыбались и спрашивали совета. И это было чертовски приятно. Гораздо сильнее, захватывающе, чем никотин или алкоголь.
Ваши успехи отмечали не только вы. За смешной срок, за жалкие 7 лет работы вы из Черного Авгура-11 (аналитик 11 ступени отдела социальной напряженности) добрались до самого престола Аналитического Центра, когда мистер Барренс назначил вас одним из своих заместителей, Часовым-1. «Эта работа для тебя, Диана. Если кто-то и сможет с ней справиться, то только ты», — сказал он на прощание.
И почему не был задан тогда вопрос: «а справлюсь ли я?». Гордыня?
— Миссис Кэмпбелл, расскажите о своей нынешней семье?, — этот вопрос Штерн вырывает вас из собственных мыслей, сбивая с режима «автопилота», заставляет подбирать ответ более тщательно. Ответить правильно несложно, сложно не выдать чувств ни единым мускулом тела. Поэтому поднести руку с сигаретой ко рту, сделать длинную затяжку и аккуратно начать.
— С моим мужем. Мэтом, мы в браке уже 20 лет, в этом году будет юбилей...
Ваша работа занимала все больше времени с каждым годом. Еще с первых лет службы в Альянсе вы чувствовали, как набирается дистанция между вами и Мэтом. В этом не было какой-то особенной причины, просто вы уходили на работу очень рано и приходили поздно, Мэт даже начинал шутить, что если бы вы могли, то перенесли бы кровать в Центр и спали, там, чтобы не тратить время на всякую ерунду. Постепенно из шутки, это почти превратилось в горькую правду. Вы жили своей работой, и, приходя домой, все мысли и разговоры возвращали к ней. О новых данных, оптимизации процессов, обо всем, кроме семьи. Мэт не раз поднимал разговоры с вами по этому поводу, и вы старались «возвращаться не с работы, а домой», но, говоря честно, ведь только так можно говорить с собой, хватало вас не очень надолго. Вы отдалялись, и ничего не могли поделать. Хотя, попытались.
5 июня 2152 года у вас родилась дочь, Сара. Красивая в Мэта, и упрямая в вас. Хотя во время беременности вы и испытывали чувство неудобства, — ведь ни в какой отпуск вы уходить не собирались и носились по Центру без кофе и сигарет, но с животом. Но когда вы в первый раз взяли свою дочь на руки и посмотрели ей в глаза, это оправдало для вас все. С появлением Сары жизнь изменилась и вы действительно стали гораздо больше проводить времени дома, возвращаясь к родным и любимым с не меньшим энтузиазмом, чем стремясь в Паутину (как часто называли Центр сами сотрудники). Вы с удовольствием возились с малышкой, радуясь каждой минуте, читая ей, правда, вместо сказок отчеты и рапорты оперативных агентов. Мэт посмеивался и говорил, что вторую такую же как вы, пожалуй, он не переживет.
Но время шло. Радость материнства немного просела под гнетом обыденной рутины, которая отнимала много времени, и вы предпочли сбежать от нее обратно в работу. Там вы были нужны, там от вас многое зависело, а поменять подгузники можно было и без вас. Мэту пришлось уйти с работы, чтобы сидеть с Сарой, но на семейном совете вы решили, что ваша работа, разумеется, важнее. Это было эгоистично? Возможно. Но прятаться за ребенком от своего дела вы тоже не могли. Постепенно пропасть между вами и Мэтом, через которую был перекинут мост по имени «Сара» стала расширяться еще больше. Ваше назначение Часовым-1, разумеется, ничего не сделало лучше и теперь немногочисленные выходные, которые вы проводили дома, состояли из бумаг и переговоров по Экстранету.
— Спасибо, миссис Кэмпбелл. Как вы уже должны знать, в состав участников Программы включены Турианцы. Скажите, какие чувства вызывает у вас этот факт?
— Взволнованность... Любопытство… Опасение…
Ничего. Турианцы не вызывают ничего. Это не их вина.
Годы в аналитическом центре не даются даром. Ты не сразу осознаешь опасность Паутины, как она проникает в твою жизнь и душу, пронизывая своими потоками. Информация. Факты. Выводы. Решения. Все это начинает течь по венам вместо крови. Почти перестаешь мыслить категориями «хорошо», «плохо», «правильно». Есть естественные процессы, есть выгода, в любых речах, действиях нужно видеть не моральную оценку, и не присваивать ее. Во всем происходящем нужно видеть вопрос — интересы сторон, возможности для улучшения положения системы. И это обволакивает тебя словно кокон. Отгораживает от мира.
Или это просто был способ не умереть от нестерпимой боли за свой выбор тогда?
Вы выросли в удивительное время, когда космические путешествия к дальним звездам стали реальностью. Но даже в таком случае, шанс встречи с внеземной цивилизацией оценивался в 1,7%. Боевой контакт, — не более 0,9%. Колоссальная цифра.
Когда началась Война Первого Контакта, вы и ряд других выдающихся сотрудников Центра были срочно приписаны к Штабу 2-го Флота. Назначенный чин капитана ВС Альянса, черный аэрокар без номеров в 3 часа ночи, забирающий вас из дома, — все случилось в один момент. Фактически, от вас не хотели ничего нового, ничего, что бы вы не делали раньше, просто, — проанализировать гигантский массив информации о неизвестном противнике внеземного происхождения за рекордно короткие сроки.
Вы не были военным человеком, ничего не понимали в тактике и стратегии, но этого и не требовалось. Ваша задача, — собирать информацию от людей, которые обладают этими навыками. Вас просили выделить проблему и предложить решение. И ваша команда сделала это.
Вы поставили перед штабом флота и адмиралом Кастани Дрешер вопрос: что делать с понесшей потери группировкой флота капитана Дюваля, отступившей от флота пришельцев к Шаньси, — ближайшей колонии людей, куда и направлялся враг, гораздо более многочисленный и хорошо вооруженный? Вариантов было немного и все они просчитывались, легко моделировались, все тесты и прогнозы раз за разом выдавали одно: шанс того, что данная группа легких кораблей сможет остановить флот вторжения на подходах, — 0,84%. Шанс на нанесение серьезного ущерба флоту противника при встречном бое на орбите, — 4,11%. Шанс спасения флота при немедленном отступлении, — 64,27%. Шанс спасения флота при попытке эвакуировать население и войска, — 14%. Только войска, — 21%. Шанс на успешное сражение 2 Флота с флотом противника без данной группы, — 31%. С данной группой в полном составе, — 68%...
Вы не принимали никакого решения. Вы лишь выдали рекомендации и расчеты. Сухие цифры, где считаются корабли, астрономические единицы, людские судьбы, — все через запятую. Вы предложили решения и оценили их вероятности, проанализировав все имеющиеся данные. Выбор сделал адмирал.
Можно придумать себе тысячу и одно оправдание, но все, что случилось дальше и вошло в учебники истории, — последствие ваших расчетов. Группировка отошла к ретранслятору вовремя, избежав встречи с перехватчиками противника, уйдя на соединение с силами 2-го Флота. Вражеский флот вышел на дальнюю орбиту Шаньси, недосягаемую для зенитных орудий и подавил сопротивление сил Альянса. Затем был высажен десант и Шаньси была оккупирована. Через три месяца после первого столкновения прибыл 2-ой Флот и отбил Шаньси у инопланетных сил. Вскоре война прекратилась из-за вмешательства Совета Цитадели. Потери Альянса Систем в ходе этой войны по официальным данным составили 623 человека. Неофициальные, — в районе 1000-1300. В масштабах Человечества и Галактики, — ничтожные цифры.
Война, — это цифры. Ваша работа заставляет вас видеть цифры. С ними можно иметь дело. С людьми, — слишком сложно.
Тогда почему вам до сих пор хочется скрежетать зубами? Почему с тех пор вы раз за разом просматриваете фотографии и личные дела людей, которые там погибли? Солдаты выполняли свой долг, да. Но гражданские? Обычные люди, которым Альянс обещал безопасность?
Несущественный фактор в данном вопросе. Ваша собственная резолюция. «В случае невозможности уничтожить флот противника силами 2-го Флота в течении 60 стандартных суток, предполагаемые потери увеличиваются минимум в 5 раз». Это было верное решение. Все что вы не учли, — Совет Цитадели, остановивший войну по мановению волшебной палочки. Как это можно было предвидеть? Никак. Значит это не ваша вина.
Так почему же так больно?
После Шаньси все изменилось. Изменился мир, расширив горизонты человечества до невообразимых пределов. Изменился Альянс Систем, из организации, активно конкурирующей с транс-корпорациями, становясь полноправным представителем человечества в галактическом сообществе.
Изменились вы. На смену сигарете и кофе пришли пачка сигарет и виски. Работа уже не приносила того удовольствия. Вы продолжали делать правильные вещи, даже лучше, чем раньше, более зло, настойчиво, эффективно. Вас прозвали «Питбулем» за хватку и требовательность к своим Авгурам, которых вы не стеснялись увольнять и менять, как перчатки. Вам были нужны только лучшие. Работа позволяла уйти в себя с головой, запутаться в Паутине и не тащить на себе того, что вы не можете унести.
Окончание войны теперь считается праздником, и отмечается как День Перемирия, дабы смягчить ксенофобные настроения и противоречия, возникшие с Турианской Иерархией. Многие ветераны отказываются его отмечать в таком качестве, но это, — малая жертва за улучшение внешней политики, от которой зависит судьба Земли и колоний.
Мэт, как всегда, был рядом, готовый поддержать. Он тоже изменился, просто не так быстро и неожиданно. Он все еще видел, когда вам плохо и старался помочь и поддержать, но ему все тяжелее было делать это издали. На день рождения через два года после Шаньси он подарил вам щенка дога. «Может быть, еще один шанс?», — сказал он тогда. Имел он ввиду вас, или семью, вы не знали. Дога вы назвали Орео, и он, наверное, был единственным, кто встречал вас с работы, с радостью и энтузиазмом. Остальные спали в три часа ночи.
Кто изменился быстро, так это Сара. Это странное чувство, что вы видели словно только фотоснимки, — вот ей всего три, вот она учится ездить на велосипеде, вот возвращается с первого дня в школе, вот ей уже 14 и она смотрит на вас, как на чужого человека.
Десять лет прошли очень быстро в паутине.
Что я пропустила? Ради чего?
Ради работы. Ради своего дела. Ради изменения мира к лучшему.
Но, правда в том, что в какой-то момент вы попали в ловушку паутины. Перестали мыслить категориями, ради которых за нее взялись. Больше нет «хорошо» — «плохо», потому что это позволяло не судить свои решения по этой шкале. Позволяло быть в стороне.
Чем теснее было в вашей голове от мыслей, тем с большей яростью вы засовывали ее в работу, словно не видя разрушающейся семьи и здоровья. Словно там, в недрах паутины, вы смогли бы найти какой-то вопрос, который решил все проблемы.
Его там не было. И вы стали ошибаться.
«Тебе нужен отдых, Диана».
«Мне не нужен отдых, Чарльз! Мне нужно собрать данные по берлинскому инциденту. Военные просят у нас прогноза по Иден-Прайму. У нас куча дел!».
«Диана, тебе нужен отдых. Посмотри на себя. У тебя на руках пятна от никотина. Где ты вообще берешь эту запрещенную гадость?».
«Не твое дело. Черт возьми, Чарльз, если тебе так нужно, то сам и отправляйся в отпуск!».
«Я и ухожу. Только не в отпуск. Я ухожу в отставку и ты уходишь вместе со мной».
Да. За 10 лет, очень долгих лет, пролетевших как один прогноз, вы перестали быть самой лучшей и незаменимой. Да, вы были самым опытном сотрудником, единственным, кроме Барренса, кто был здесь с самого начала, со дня основания Альянса. Единственного человека, которого вы могли бы назвать другом. И теперь, когда этот мастодонт, весь покрытый сединой, как снегом, уходил на заслуженный покой, он больше не мог вас поддерживать.
Альянс разрастался. Ему были нужны новые, молодые сотрудники, свежая кровь, а не зубры вроде вас. Ваши прогнозы уже перестали быть самыми точными, а ваши помощники успели научиться у вас всему, чему могли. Методы анализа данных, технологии, всё шагнуло вперед, а вы так и остались позади, десять лет назад.
Чарльз был прав. Он всегда был прав. Спустя три дня после его отставки, которые вы успели пробыть в роли ИО Координатора, по вам поступил специальный приказ. Вас снимали с поста Часового-1 и направляли в качестве наблюдателя на «Поколение», совместного проекта Альянса Систем и Конатикс Индастриз по подготовке биотиков. Биотиков, которые очень нужны были Альянсу. И вы прекрасно понимали, почему.
Все расы пространства Цитадели имеют биотиков. В 2165 году благодаря усилиям Дипкорпуса и Паутины, конечно, Альянс получил статус кандидата в члены Совета Цитадели. За годы, прошедшие с Войны Первого Контакта, было сделано огромное количество усилий, принесено множество жертв, чтобы добиться этого статуса, семья Кэмпбелл в их числе. Но амбиции человечества простираются гораздо выше. Стать не пешкой, которой можно пожертвовать, а полноправным игроком галактической политики.
И для этого нужны были биотики-люди. Все члены Совета имеют своих биотиков. Официально никто не назовет это причиной отказа, но среди многих пришельцев популярна мысль, что дар биотики, — некая граница между цивилизацией и варварством. И если Альянс не сможет ее преодолеть…
К тому же, биотики, — страшное оружие. Даже не вспоминая Берлинский Инцидент и Войну Первого Контакта, а прибегая к сухим цифрам, — использование биотики против цели без таковой повышает шанс победы в личном поединке на 172% при прочих равных. И пусть новых войн пока не предвидится, — но в ХХ веке мир на Земле установился только когда, когда атомная бомба, оружие, от которого нельзя защититься, появилось у двух сторон сразу, обеспечив паритет.
Поэтому эта Программа так важна. Поэтому у Конатикса карт-бланш на эти исследования. Поэтому туда отправляют вас и вы терпите этот бессмысленный допрос уже больше часа. «Никто другой кроме вас не справится. Мы отправляем лучшего». Может быть, и поверили бы, если бы не знали, что приказ о вашем увольнении лежит у нового Координатора в столе.
Любой другой воспринял бы это как предательство. Но вы уже давно не мыслите категориями хорошо-плохо. Это эффективно.
И вот почему только теперь, на неудобном стуле в полутемном помещении, вы находите в себе силы задать себе вместо бессмысленных вопросов Штерн вопросы правильные.
Быть может, это шанс? Шанс закончить со всем этим и вернуться домой? Там, где меня почти не ждут? К дочери, чью жизнь я почти пропустила? Гулять с собакой? Снова взять за руку мужа и не быть одной? Просто закончить это дело, так, как требуют, и пропади оно все пропадом? Хватит ли сил признать, что я столько раз ошиблась?
Может, это шанс послужить последнюю службу тому делу, в которое я верю? Или верила? В последний раз сделать рывок, после которого я буду знать, что у человечества появился шанс? Сделать по настоящему, до конца, принеся любые жертвы, чтобы ни один щенок больше не утонул?
Или все это, — только обман и интриги? Может быть, Альянс давно перестал быть чем-то хорошим и правильным? Я умею делать свою работу, я умею менять мир. Может, мне просто нужна иная точка приложения? Может, не со мной что-то не так, а я слишком сильно связала свою работу на Альянс и то обещание, которое дала? Неужели нельзя надеть, например бордовую форму вместо синей и продолжить свое дело, за которое и так заплачено слишком много?
Смогу ли я сделать то, что хочу? Впервые за годы меня посылают «в поле». Там будут не безликие Авгуры и не колонки цифр. Там будут живые люди, которых я буду видеть. Дети, одного возраста с моей дочерью. Смогу ли я остаться беспристрастной? Должна ли?
Нет ничего хуже и больнее правильного вопроса.
Нет ничего страшнее ответа на него: я не знаю.
Код шифрования 534#5-20541
Диане Кембелл
Уровень доступа: Часовой -1.
Крипт-фраза: «Знание, как величайшая сила во вселенной, должно быть сокрыто от непосвященных»
Настоящим сообщаю, что данный документ описывает список исследовательских проектов, проходивших на территории станции «Нулевой Скачок» до момента передачи части ее секторов в прошлом году под исследовательские нужды «Конатикс Индастриз».
На текущий момент все нижеуказанные проекты закрыты, законсервированы или заморожены. Большая часть оборудования и разработок демонтировано или вывезено на Землю. Тем не менее, существует некоторая вероятность обнаружения остатков исследовательских ресурсов при обследовании станции. Помимо задач, с которыми вы были ознакомлены ранее, в ходе инструктажа, в ваши обязанности входит наблюдение за возможными проявлениями данных проектов и их влияния на проект «Поколение». Руководство считает допустимым, — в случае обнаружения, — использование остатков данных проектов как ресурсной или тренировочной базы для подготовки и тренировки объектов. Недопустимым вариантом развития событий является угроза проекту или жизням кадетов со стороны старых проектов или попадания классифицированной информации в любые руки за исключением сотрудников Альянса с надлежащим уровнем доступа.
Напоминаю, что полученные ранее инструкции запрещают вам прямое вмешательство в деятельность проекта, за исключением оговоренных вашими должностными инструкциями случаев. Таким образом, вопросы со старыми проектами должны решаться руками объектов. Привлечение к данной работе сотрудников «Конатикс» допустимо только в самом крайнем случае при полном отсутствии иных вариантов и 100% убежденности что это повлияет на проект целиком, а не на жизнь одного или нескольких объектов.
Согласно прогнозу нового Координатора, вероятность подобных событий минимальна. Тем не менее, в честь ваших предыдущих заслуг, удовлетворяю ваш запрос в установленном порядке. Это уже вторая фаза проекта, и если она, как и первая, не принесет результатов, мы будем вынуждены признать его провалившимся. Не допустите этого.
Заместитель главы аналитической и разведывательной службы Альянса Систем
Генерал Соломон Фелвинтер.
Проект «Хронос»
Краткое изложение: Известно только из сопроводительных документов. Ранний исследовательский проект, осуществляемый в 2147 году корпорацией «Бисселис» (на текущий момент ликвидирована в связи с разорением, большая часть активов поглощена «ЭкзоГени»), до открытия протеанских руин на Марсе и Ретрансляторов. Проект был сосредоточен вокруг исследований «Глубокого сна», возможности сохранения жизни в глубоком анабиозе, воздействия низких температур и иных условий не человеческий организм.
Текущий статус: Проект закрыт в 2150 в связи с потерей актуальности. Текущий способ межзвездных путешествий исключает необходимость в анабиозе.
Возможное присутствие: Остатки криогенного оборудования. Часть исследовательских лабораторий и тестовых площадок, не все из которых были ликвидированы.
Проект «Переход»
Краткое изложение: Известно только из сопроводительных документов. Частный исследовательский проект доктора Ксавьера Де Гра. С 2152-2154 он занимался исследованием воздействия неэкранируемого космического излучения на функции головного мозга. В 2155 году для проекта была заказана партия дроидов слежения полицейского образца. Предназначение неизвестно.
Текущий статус: Проект закрыт в 2155 году в связи с окончанием финансирования. Спустя полгода после возвращения на Землю доктор Де Гра покончил с собой.
Возможное присутствие: Перестроенные части станции без защитных экранов. Остатки дроидов. Набор астрономического оборудования.
Проект «Прометей» (Изначальное название проект «31/17»)
Краткое изложение: Проект частной исследовательской компании «Шоссуро», в 2159 переданный Альянсу вместе со станцией. Включал в себя попытки исследования полученных нелегальным способом предметов архитектуры Протеан с целью расшифровки языка, культурных особенностей. Ученые «Шоссуро» не добились значимых результатов.
Текущий статус: В 2161 Проект сменил название и был передан вместе с 3,5 тоннами архитектурных памятников на Марс. В этом качестве исследуется до сих пор.
Возможное присутствие: Герметичные и стерильные отсеки, оборудование для резки и обработки камня, вычислительное оборудование.
Проект «Тифон»
Краткое изложение: Первый проект после покупки Альянсом Систем станции «Нулевой Скачок». Под руководством доктора Браннинга с 2159 проект сосредоточен вокруг разработки новой термостойкой брони для космических судов. Уязвимость перед таким видом воздействия могла стать критической в условиях современной войны.
Текущий статус: Проект закрыт в 2164. Комиссией внутренних расследований был выявлен факт растраты значительной части средств, выделенной на разработку. Помимо прочего, следствием было установлено, что значительная часть прототипов новой брони «Гефест», установленная на боевых дроидов и тяжелые костюмы личной защиты, была передана в частные руки ряда корпораций. Доктор Бранниг отбывает срок в тюрьме общего режима в Нью-Мехико.
Возможное присутствие: тестовые зоны испытаний высоких температур, редкоземельные и внеземные материалы, остатки промышленного оборудования.
Проект «Персефона»
Краткое изложение: Совместный проект корпорации «Ариакэ Технолоджис» и Исследовательского Корпуса Альянса. Попытка разработки системы управления дроидами, основанной на управлении каждым из них одним общим суперкомпьютером.
Текущий статус: Проект закрыт в 2164. Предложенная система управления дроидами показала себя неэффективной, из-за слишком плотного потока данных, препятствующего быстрой передачи команд при росте расстояния. Тем не менее, проект можно считать удачным, побочные исследования в разработке синтеплоти на текущий момент тестируются в медклиниках, результаты разработки ПО «Персефоны» будут использованы для Виртуального Интеллекта базы на Луне.
Возможное присутствие: Зоны испытаний навигационных элементов дроидов, остатки запчастей для сборки, остатки дроидов.
Проект «Медея»
Краткое изложение: Проект, начатый в 2161 доктором Зеньяти, в задачи которого входила попытка разработки стимуляторов для нужд Военного Флота Альянса, способных увеличить переносимость организма условий декомпрессии и увеличивающий шансы на выживание. Предполагалось интегрировать вещество в автоматическую аптечку, встроенную в аварийные скафандры экипажа военных судов.
Текущий статус: Проект закрыт в 2163, в связи с прекращением финансирования. Проект считается неудачным, в течение прошлого года на улицах крупных городов стал распространяться наркотический продукт «Вздох», чей химический состав является модифицированным составом «Медеи». По данному факту проводится проверка.
Возможное присутствие: остатки химических лабораторий, тестовые отсеки для эффекта декомпрессии, остатки медицинских дроидов.
Проект «Гелиос»
Краткое изложение: Проект доктора Марковой, начатый в 2159 году, сконцентрированный на изучении Гамма-всплесков — масштабных космических выбросов энергии взрывного характера. В задачи проекта входило установление природы всплесков и определение возможной угрозы от них для заселенной части галактики.
Текущий статус: Проект перенесен на станцию «Полночь» в Эта Хокинга в 2163, в связи с невозможностью энергетической мощности станции обеспечивать эксперименты по моделированию Гаммы-Всплесков. В ходе подобного эксперимента был выведен из строя 2 и 3 отсек Синей Палубы.
Возможное присутствие: Экранированные зоны, остатки астрономического оборудования, зоны с нестабильной энергопроводимостью, вычислительные блоки повышенной мощности.
Проект «Химера»
Краткое изложение: Закрытый исследовательский проект Альнса Систем, изучающий ксенобиологию и ксенопсхиологию ксено-формы жизни «Каппа» с планеты Каппа Пси 12 в Скаллианском пределе. Имеют внешнее сходство с муравьями, но в несколько раз крупнее. Обладают слабыми зачатками организованности, прорывая на Каппе Пси 12 «города» из множества туннелей в горных породах.
Текущий статус: Проект закрыт в 2165 в связи с непредвиденными осложнениями. Ксеноформ показал огромную скорость репродукции, на 944% более быструю, чем в естественных условиях. После прорыва отсека «Загон» № 11, было принято решение о ликвидации лабаротории, путем термической обработки и продувки шлюзов. Инцидент не повлек человеческих жертв, пострадавшим сотрудникам была оказана своевременная медицинская помощь. Термосканирование не выявило присутствия живых организмов на станции после выполнения протоколов. Последний проект после передачи станции под нужды «Поколения».
Возможное присутствие: медицинское оборудование и вещества, разгерметизированные отсеки, системы наблюдения и слежения.
Авиций Гордас
«The Purifier» by Two Steps From Hell
В этом помещении не горит свет. В темноте лишь два больших голографических экрана бросают синеватые отсветы на двух людей, сидящих друг напротив друга. Их разделяет высокий черный стол с тонкими ножками, а их взгляды устремлены в быстрый поток сменяющихся изображений и символов. В темноте бордовая униформа кажется почти черной.
— Дальше? — звучит немного усталый голос справа. Его обладательница, женщина с миловидным лицом и прямыми волосами, чей цвет нельзя различить в предательском синем освещении, на секунду отрывается от экрана и откидывается назад в высоком кресле.
— Посмотрим, что мы имеем — голос ее собеседника такой же сухой и сосредоточенный, как и его лицо. Тонкие черты этого мужчины выглядят почти острыми, когда он, подпирая рукой подбородок, вглядывается в экран проектора. — 72 потенциальных кадета, ожидание с поправкой на обстоятельства и вмешательство родителей — 55-60 объектов. Семь инструкторов. Полная выборка по основным актуальным направлениям деятельности Альянса. Запрошенное разделение по регионам Земли не было удовлетворено, этим фактором пришлось пренебречь. Спектр мировоззренческих установок по предварительной оценке покрывает 76% ожидания кадетов.
— Иными словами, 46 кадетов найдут на Гагарине пример для подражания, сочувствующую руку и образец своего будущего пути. Что с оставшейся четвертью?
На несколько секунд в помещении повисает тишина, нарушаемая лишь гулом системы вентиляции.
— Мы поместили в колбу полный набор катализаторов, пришло время для реагентов, — прерывает тишину мужчина.
— Твои медицинские аналогии здесь неуместны, Сэнд, — сухо перебивает его женщина, сосредоточенно изучая открытое досье. — Давай начнем с начала.
Мужчина, которого назвали Сэндом, встает из кресла и пересекает комнату по направлению к кофемашине. Вернувшись к столу с двумя дымящимися кружками, он широким жестом смахивает с экрана стопку открытых досье и разворачивает вместо них одно новое.
— Турианцы. Стил, что мы вообще о них знаем?
— Ты запрашиваешь личную оценку или данные из отчета? Во втором случае разверни и прочитай.
Несколько следующих минут тишину прерывает только редкий стук пальцев по экрану.
— Хорошо, давай начнем с начала, — наконец, произносит Сэнд. — Двуполые гуманоидные существа с планеты Палавен. Обладают самым большим и мощным флотом в пространстве Цитадели. Широкой человеческой общественности известны в основном из-за событий Войны Первого Контакта. В галактике ценятся за свой «кодекс чести» и прямоту, вся их культура построена на базе военной иерархии. Многие люди по-прежнему относятся к турианцам как к «врагам на той войне».
— С кем мы имеем дело сейчас? — Стил делает большой глоток из почти остывшей кружки и ставит ее на стол.
— Отряд наемников под предводительством Вирнуса Аверитаса, в прошлом командора Турианской Иерархии. Название отряда переводится как… омнитул предлагает варианты «проклятые» или «сломленные». Костяк отряда — бывшие подчиненные Вирнуса из второй роты хастатим при тридцать четвертом флоте. Хастатим?
— Палачи. — Женщина, прищурившись, всматривается в фотографию на экране. — Зачистка захваченных территорий и подавление гражданского сопротивления. Основная цель — сопровождение населения во временные жилые центры. Членов хастатим обучают языку противника до разговорного уровня, и натаскивают в понимании ключевых культурных вех.
— Принято. Для участия в Программе приглашены трое из отряда Вирнуса — Сэнд сосредоточенно разбирает досье, расставляя на экране отдельные страницы. — Вирнус Аверитас и Эпирия Фидем были в «проклятых» с самого начала. Авиций Гордас присоединился полгода назад.
Несколько минут агенты сосредоточенно изучают досье, обмениваясь мнениями и перебрасывая друг другу фотографии с разных концов экрана. Затем, после продолжительной паузы, диалог возобновляется вновь.
— Итак, мы разобрались в позиции Вирнуса, построили правдоподобный прогноз по поводу Эпирии. Осталось последнее неизвестное в этом уравнении. Авиций. Что у нас есть?
— Досье… если это можно так назвать. Пытался когда-нибудь сфотографировать хамелеона?
— Ни разу не видел ни одного вживую. Совсем ничего нет?
— Несколько общеизвестных фактов, несколько строчек официального досье. Нетипично мало открытой информации для турианской иерархии, которой нечего скрывать. 39 лет. Родился в 2127 на Палавене. В 2142 поступил в тренировочный лагерь. Затем — «Кабал» и тишина.
— Тоже биотик?
— Да, только в отличие от Вирнуса и Эпирии, — без фокусов с распределением в регулярные части. «Кабал» для турианцев, — особая форма войск, при их-то отношении к биотикам. Кстати, это особое отношение возникло именно благодаря отрядам «Кабал».
— Как это?
— Вот, взгляни на выдержку из известного тебе документа.
— Хм… «Во время войны за объединение, Иерархия использовала биотиков в качестве разведчиков, тайно внедряя их в ряды солдат как «наблюдателей», либо отдавая им роль убийц. В итоге, среди рядовых бойцов к биотикам и сейчас сохраняется осторожное отношение. Иерархия использует отряды «Кабал» отдельно от других родов войск «из соображений безопасности и максимальной эффективности». Их девиз, — «неосязаемый — значит непобедимый».
— И ниже.
— «...Тем не менее, солдаты отрядов «Кабала» остаются профессионалами, — те, кто не может приспособиться к новым условиям, быстро покидают их ряды. Получившаяся сплочённая группа состоит из опытных биотиков, которые рассматривают свою изоляцию, как необходимую жертву ради безопасности Иерархии». Просто отлично. Я начинаю радоваться, что Вирнус и Эпирия не служили в отрядах «Кабал».
— Да, ты все понял правильно. Нас ожидает профессиональный диверсант, привыкший работать под прикрытием, в одиночестве, без связи и поддержки, в тылу врага. Который еще полгода назад вполне мог выполнять специальные поручения Иерархии где-нибудь на другом конце Галактики.
— У нас есть факты?
— Ничего. Нужно искать иным образом или строить предположения.
— Надо искать. А пока — подумаем логически. Я не верю в чудесные превращения из героя в плаще в наемника из отряда парий за полгода — не вижу ни одной предпосылки для этого. В таком случае, его присутствие в отряде Вирнуса, а, возможно, и на Станции, — задание Иерархии. Зачем им это?
— Если судить по динамике дипотношений между Альянсом и Иерархией — вряд ли он здесь, чтобы устроить диверсию против людей.
— Шпионаж?
— И что именно турианцы узнают здесь о людях из того, чего не могут запросить официально по горячей линии с офисом в Ванкувере?
— Согласен. Тогда, выходит, Авиций здесь не из-за Программы. И, что-то мне подсказывает, не из-за Эпирии.
— Да, ее прошлое и мотивы слишком прозрачны и очевидны, чтобы Иерархия нуждалась в сторожевом псе за ее плечом. Я уверена, он здесь из-за Вирнуса.
— Давай, все же, вернемся из области предположений в область достоверного. Авиций присоединился к отряду Вирнуса примерно полгода назад. Слишком давно, чтобы можно было напрямую связать это с «Поколением», в тот момент Вирнус еще ничего не знал о нашем предложении. А вот Иерархия, сдается мне, уже знала.
— Думаешь, имели место какие-либо переговоры Альянса и Иерархии?
— Думаю, шпионы есть везде. Вспомни хотя бы инцидент с агентом так и неустановленной организации на этапе подготовки «Поколения». Иерархия могла предполагать, кто станет объектом нашего щедрого предложения, и заблаговременно подослать к Вирнусу своего агента.
— А тот, в свою очередь, конечно же, потащил его за собой сюда. Слишком гладко выходит, не находишь?
— Лучше гипотезы у меня нет.
— До чего же тяжело без фактов.
— Просто продолжай искать...
Настоящий турианец всегда знает свое место. Милитаризированная иерархия турианского общества не подразумевает двояких толкований, неопределенных позиций и разделенной ответственности. Каждый гражданин свободных городов Палавена является чьим-то подчиненным и чьим-то начальником одновременно. Каждый новорожденный турианец вписывается в Иерархию в чине рядового, и так начинает свой путь служения общему благу. Настоящий турианец всегда знает, что он должен делать прямо сейчас.
Существующий уклад вещей в турианском обществе сложился далеко не сразу, и каждый камень в основании этой стены был щедро полит синей турианской кровью. Двадцать восемь столетий назад турианская цивилизация состояла из разрозненных колоний, оформившихся во время первой волны колонизации. И пока асари с саларианцами создавали Галактический Совет под уютными сводами Цитадели, турианцы делили в междуусобных войнах каждый клочок свободного пространства вокруг Палавена. Потребовалось несколько столетий, чтобы в разрозненном противостоянии множества колоний наметился подъем идеи о Всеобщем Единении. Последовавшая Война Единения навсегда закрепила за Иерархией статус единственной парадигмы турианского общества.
В едином порыве переустройства старого мира быстро сгинули различия и барьеры, отделявшие одну колонию от другой. Принимая под свое начало новых подданных, Иерархия перекраивала уклад их жизни и систему их ценностей, приводя всех к единому знаменателю. Имперским девизом турианского общества навсегда стали слова: «Умри ради Дела».
Ещё на заре своего существования турианцы жили большими группами, сообща охотились, сообща защищались от хищников и претендентов на территорию. Во главе группы стоял вождь, а внутри маленького сообщества были строго распределены роли, права и обязанности. В первую очередь это имело большое значение для совместной охоты, когда от чёткости, cлаженности и согласованности действий, от чёткого понимания своих обязанностей, их беспрекословного выполнения, зависел успех при поимке добычи, а, значит, жизнь всей группы. Именно поэтому дисциплинированность, чувство личной и коллективной ответственности, честь, исполнительность, возвышение потребностей общества выше собственных у турианцев, в буквальном смысле, в крови.
Каждый гражданин старше пятнадцати лет служит государству в группе. От солдата до администратора, от строительного инженера до санитарного работника, но обязательно в группе, так как всем турианцам необходимо уметь работать сообща. Турианское общество высокоорганизовано, оно славится строгой дисциплиной и великолепной исполнительностью. Что бы ни было необходимо выполнить, турианцы сделают это.
Общество турианцев делится на 27 уровней граждан, первым из которых являются дети и подростки. Дальше следует второй уровень, обучение в учебном лагере. Формальное гражданство присуждается с третьего уровня, после учебного лагеря. Гражданство предоставляют при переходе с третьего на четвертый уровень, после индивидуальных осмотров каждого турианца. Как ожидается, граждане, которых оценили выше, будут вести за собой и защищать подчиненных. Младшие по званию будут повиноваться, и поддерживать старших. Поощрение каждому уровню граждан основано на личной оценке старших.
Индивидуальность, присущая разным колониям древних линий крови, сгинула вместе с последними зародышами сопротивления в них, но природа турианской морали работает сложнее бессмысленного геноцида. Вместо уничтожения мы вплели истории наших миров в историю Иерархии, стали единым целым. Сегодня отличить турианца с Магны от турианца с Квадима можно только по татуировкам. Цвет и форма характерного рисунка определяют не просто личные предпочтения конкретной особи, за ними стоят история и подвиг многих поколений. Нанося татуировку в момент совершеннолетия, ты заявляешь всей Иерархии: «Я помню».
Тех, кто избегает татуировок, называют «пустолицыми». Такое может понадобиться тем, кто по каким-то своим причинам не хочет выделяться из общей массы турианцев, либо имеет причины скрывать свое происхождение. Обычно на подобное идут политики и дипломаты.
Иерархия получила долгий срок на развитие — почти десять веков процветания, прежде чем пришло время настоящей проверки на прочность. В то время активация спящих ретрансляторов была нормальным делом. Саларианский исследовательский конвой воспользовался одним из таких ретрансляторов и сгинул в пустоте. Как потом выяснилось, они попали в лапы Рахни, которые использовали их корабли и двигатели для создания собственных. В ответ все цивилизованное население Цитадели получило полномасштабное вторжение агрессивных, безмозглых, но крайне изобретательных тварей. Попытки коммуникации с ними были обречены на провал, они не отвечали ни какие попытки переговоров. Единственным спасением был беспощадный военный ответ, на который у нас не хватило сил.
Почти столетие асари держали оборону, пока саларианцы придумывали ответ. Им стала раса Кроганов, которых искусственным образом удалось дотянуть до относительно вменяемого уровня прочих рас Цитадели. Их собственная планета была истощена гражданской войной, им дали технологии для путешествия между звездами и ведения эффективной современной войны. Их собственные репродуктивные способности сделали оставшееся — Цитадель получила практически неистощимый источник подготовленных, вооруженных и готовых воевать солдат.
Вскоре последний оплот Рахни был уничтожен, стерт с лица галактики, Кроганы устроили серию подземных детонаций и довершили начатое, разбомбив планету с орбиты. После столетий войны на истощение никто не сказал ни слова при виде подобного геноцида. Тогда никто еще не понимал, как ошибается Галактический Совет.
Кроганам потребовалось целых три столетия, чтобы дойти до мысли о собственном превосходстве над асари и саларианцами. Цитадель получила врага даже более опасного, чем Рахни, потому что враг этот не просто имел доступ к большинству ресурсов Цитадели, но и превосходил ее в скорости воспроизведения популяции и не считал потерь.
В этот момент настало наше время. Иерархия впервые вышла на контакт с Цитаделью, предоставив всю свою военную мощь для остановки угрозы Кроганов. Мы справились. Ныне Кроганы служат памятником нашему военному величию.
Как могли служить и люди. Но Совет Цитадели вовремя остановил начало войны на истребление, увидев в людях перспективу и потенциал. Иерархия приняла это решение Совета, как подобает турианцам, с честью. Ныне дипломаты Альянса обсуждают с высшими чинами Иерархии внешнюю политику за столом переговоров, а ученые с обеих сторон обмениваются технологиями. Пройдет еще десяток лет, и люди, возможно, получат собственное посольство в стенах Цитадели. Но тень урагана прошедшей по краю войны все еще висит над галактикой, и не нужно прилагать больших усилий, чтобы спровоцировать новый конфликт.
Меня не было на Шаньси. Но я знаю, чего стоила бы Иерархии эта война, стань она войной. Турианцы не верят в силу локальных перестрелок или небольших сражений; они используют огромные флоты, убийственную стратегию и численное превосходство, чтобы полностью победить противника и больше не сражаться с ним, поэтому каждая война турианцев должна идти до победного конца. Схожими словами нередко описывают боевую тактику Альянса, и на Цитадели не зря опасаются, что еще одна война между Иерархией и человечеством затронет всю Галактику.
Часы на площади Всеобщего Единения отбивают перерыв рабочего дня, и следом сотни, если не тысячи, турианцев наводняют дорожки в скверах и аллеях паркового комплекса. С высоты моей площадки открывается отличный вид на огромный турианский муравейник внизу: каждый панцирь, каждая пара мандибул ярко блестят в полуденном свете звезды. Если остановиться и начать наблюдать за происходящим внизу, возникает ощущение огромного живого организма, биологической машины, отрабатывающей такт биения своего сердца, сокрытого под плотью улиц. Но останавливаться нельзя: снизу эта площадка видна не хуже, чем окрестности видны с нее.
В полуденном свете отчетливо просматривается всё содержимое прозрачной капсулы, висящей над площадью. Здесь нет ничего лишнего, стол, пара стульев и тонкая консоль медицинской платформы, спрятанной в полу капсулы. Время рабочего перерыва насыщено посетителями, каждую минуту двери капсулы раскрываются, чтобы впустить очередного турианца, желающего пройти экспресс-осмотр состояния лицевой чешуи. На мне сегодня белый комбинезон работника медицинской службы. Тонкая мембрана перчаток обновляется после каждого посетителя. К каждому я прикасаюсь два раза: у основания скул и во впадине за гребнем. В моих движениях, одеянии, рабочем месте нет ничего лишнего, всё подчинено только тому делу, которое я сейчас исполняю.
Таким был мой путь столько, сколько я себя помню. Дар биотики, которым наградили меня скопления элемента Ноль в моих нервных узлах, предопределил мою судьбу наперед. Для таких, как я, есть только два пути. Стать идеальным орудием Иерархии под началом кабалим, или остаться в простой, но функциональной роли, — медика, штабного связиста, инженера или механика.
Моего потенциала хватило, чтобы стать достойным отряда «Кабал». В потоке лиц, заданий, ситуаций, целей, я хорошо помню одно, самое первое, то, которое подтвердило мой статус. Сепаратисты на Палавене продолжают существовать, как явление, и время от времени дают о себе знать бессмысленными актами разрушения. Видиниус Оливий был из таких, — ярких, харизматичных, способных сплотить вокруг себя бойцов и поднять их на любое дело, оживший анахронизм из времен до войны единения. Я гнал его по джунглям двое суток. У меня были десятки возможностей пристрелить его на бегу, но моим заданием было — добить его биотикой.
Чтобы убить живое существо биотикой, недостаточно простого желания. Ты должен не просто сформировать в себе потенциал достаточной силы, чтобы разорвать сердца или пробить панцирь на голове. Чтобы твоя рука не дрогнула в последний момент, ты должен в своих глазах низвести свою цель до уровня вещи, бессмысленной настолько, что само ее существование является недоразумением.
Это была безумная погоня, в процессе которой мы оба не раз теряли свой облик разумных существ и становились похожи на диких животных, ведущих игру охотника и жертвы. Через двое суток я загнал его в ущелье в горах. Я сломал каждую кость в его теле, название которой помнил, и еще несколько, которых не было в моем курсе анатомии. Он в тот момент еще дышал. Тогда я собрал остаток своих сил и стер это пятно с лица Иерархии. Так биотика стала моим инструментом.
После этого у меня было множество целей, и в потоке лиц я не вспомню каждое. Среди обычных служащих Иерархии есть мода романтизировать специальных агентов, представлять себе их жизнь окутанной ореолом таинственности и приключений. Им неведомо, что агенты «Кабал», — это инструмент Иерархии, решающий проблемы. Кабалим анализирует предпосылки, находит цель, собирает факты, сопоставляет информацию, встречается с целью лицом к лицу и принимает решение. В случае правильного выбора проблема решается.
Я двигаюсь в такт ходу маятника, который приводит в движение стрелки огромных прозрачных часов над площадью. Посетитель подходит к консоли, я касаюсь сенсорами чувствительных зон на его шее и затылке, отправляю данные в медицинскую платформу для анализа и следующим движением передаю результат на коммуникатор пациента. Вся процедура осмотра занимает несколько десятков секунд. Мои движения подобны медленному танцу, в котором каждое па выучено мной с безупречной точностью.
Время короткого перерыва подходит к концу, и поток посетителей иссякает. Последний из тех, кто ждал своей очереди, пересекает двери капсулы, и та реагирует на его появление приветственным сообщением.
— Адриен Виктус. Добрый день, Адриен, добро пожаловать на пост индивидуального осмотра 315-А.
В мгновении последовавшей тишины маятник пропускает удар. Я физически чувствую, как мои зрачки сужаются и гормоны стресса устремляются по венам. Имя Примарха системы Мактарэ знакомо мне давно, и это имя не входит в список тех, от кого я обычно получаю задания. Если мое прикрытие сегодня и эта встреча устроены в таком месте и в такой форме самим Примархом, значит следующий разговор находится не просто в тени Иерархии, он должен быть сокрыт на узкой грани между правдой и тем, что, как знает вся Галактика, не существует на Палавене.
— Выполняйте осмотр и слушайте меня внимательно. Через семь месяцев в домашней системе людей начнется исследование наконец-то открывшейся людям биотики. Иерархия заинтересована в сильном союзнике, способном внести в военный потенциал Цитадели свой равноценный вклад. Не имея собственной теоретической базы, люди решили прибегнуть к помощи, однако, на официальный запрос к Цитадели они не готовы из-за боязни показать свою слабость. Обучением в программе будет заниматься Вирнус Аверитас, бывший командор Иерархии.
Я сбрасываю мембраны перчаток и приступаю к осмотру.
— За свои действия во время инцидента у ретранслятора 314 Вирнус Аверитас был с позором выгнан из Иерархии, знамя его роты было сломано, его самого от каменного рудника спасло только единогласное слово бойцов его отряда. Люди самонадеянно ждут, что этот «турианский наемник» станет за деньги учить их детей биотике. Иерархия не исключает, что в итоге будет убит либо кто-нибудь из людей, либо, скорее, сам Вирнус. Популярность этого изгоя по-прежнему высока не только среди таких же, как он, инвалидов войны, но и среди действующих чинов Иерархии, его смерть может послужить поводом для ухудшения отношений Палавена с Землей и, скорее всего, станет причиной нового конфликта.
Платформа отзывается на передачу данных с сенсоров чередой щелчков и сигналов.
— Твоя задача — внедриться в отряд Вирнуса. Используй любые подходящие для этого средства, он ценит бойцов с потенциалом, который не был оценен их родиной. Затем, когда Вирнусу поступит предложение с Земли, попади в финальную группу для участия в программе людей. Оказавшись на месте, сделай все возможное для того, чтобы предотвратить дипломатический скандал и конфликт с людьми. Если Вирнус Аверитас при этом умрет, он должен умереть, как предатель Иерархии и действующий по собственной прихоти безумец. Если умрет кто-то из людей — его смерть должна быть следствием случайности, либо результатом действия рук выжившего из ума инвалида войны. Общайся с людьми, создавай у них правильное мнение об Иерархии, действуй по обстоятельствам. Не допусти повторения инцидента у ретранслятора 314. Иерархия смотрит на тебя.
Коммуникатор примарха отзывается сигналом об успешной передаче данных.
— Спасибо за обращение на пост индивидуального осмотра 315-А. Доброго вам дня!
В повисшей за спиной Примарха тишине только звук захлопнувшихся дверей заставляет меня начать дышать.
Наконец, вздох одного из агентов прервал затянувшуюся тишину.
— Что-то нашла.
— Что там? Когда?
— Три месяца после возвращения с Шаньси. Публичное заявление Вирнуса. «Вы хотели, чтобы я победил. Я побеждал. Любой ценой. Как турианец. Но это была не турианская война. Неправильная война».
— Откуда это? Друзья в Альянсе?
— Нерелевантно к делу. Весь костяк будущего отряда наемников — из второй роты хастатим. Видишь, что это на фото позади Вирнуса, на корпусе штурмового дрона?
— Хмм… обломок древка?
— Да, это половина древка турианского знамени. Совпадает со знаменем роты Вирнуса. Его выгнали, с позором, сломав знамя, лишив всех воинских регалий. Удивительно, что он до сих пор жив, видимо, запас уважения старших и подчиненных к нему перевесил все, что бы ни произошло на Шаньси.
— Что было дальше? Вижу, сначала в отряде были только бывшие бойцы Вирнуса.
— Да, сначала только турианцы, жесткий отбор, только «чистые» контракты. Сопровождение, охрана, решение частных проблем с криминальными группировками. Со временем правила стали упрощаться, в отряде появились саларианские «эксперты»…
— Профиль экспертов?
— Вот, к примеру, бывший боец группы особого реагирования, в отставке.
— Учитывая продолжительность жизни саларианцев, бывших бойцов спецназа у них не бывает.
— Да, судя по всему, Вирнус собирал вокруг себя таких же, как он сам, изгнанных, сломленных, отвергнутых своим обществом. Посмотри на это.
— Это кроган?
— Не просто кроган, бывший боец «кровавой стаи», вдобавок ко всему еще и биотик. Два центнера мяса, подкрепленные биотическими способностями, существующие только для того, чтобы убивать.
— Что-то мне подсказывает, что со временем Вирнус менялся, как и принципы ведения дел в его отряде. Хотя, надо признать, что за последние десять лет они почти нигде не засветились.
— Твое почти — это пожар на фабрике по переработке элемента ноль в Колыбели Сигурда в Системах Терминус. Три сотни гражданских, преимущественно батарианцы и люди.
— Доказательства есть?
— Только косвенные. Такое поведение на поле боя никак не назовешь турианским. Удивительно, что ему удавалось удерживать рядом тех, кто шел с ним с самого начала.
— Все это — наши догадки. Вирнус успешно прошел все психологические тесты, он не станет убивать людей с вероятностью 93%.
— Вероятность причинения нефатального физического вреда?
— 38%. Но это укладывается в рамки требований Программы.
— В таком случае, я не вижу проблемы. Он — достаточное и необходимое условие для того, чтобы объекты активизировали свои способности. Дальнейшее — забота группы исследования.
— Не забывай про четверть кадетов, которые не пойдут за идеалами Альянса.
— Ты лучше меня знаешь, что идеалы подходят только для рекламных постеров в рекрутинговых центрах. Когда дело касается работы на «земле», нужны те, кто не боится замарать руки. Вирнус научит их убивать биотикой. А последствия — забота корректирующих психологов, не наша.
— И что ему помешает пойти в разнос с самого начала?
— Не что, а кто. Эпирия. Точка опоры, оплот стабильности, помнишь? Пока их не разлучили перед Шаньси, Вирнус был образцом, идеалом, воплощенной надеждой. А величие командира всегда — в его подчиненных. Рядом с ней он совершил все свои, без преуменьшения, подвиги.
— Мы исходим из предположения, что она бесконечно верна ему как своему командиру.
— И столь же верна идеалам Иерархии. Для нее это — одно и то же. Она первой заметит разницу и сама постарается ее сгладить — если наши предположения верны. Она сама остановит его руку.
— Зависит от того, насколько она действительно — настоящий турианец.
— Хорошо. Чего нам ждать от Авиция?
— Я вижу два варианта. Либо он сильно упростит нам работу с Вирнусом, либо, наоборот, сделает обстоятельства сильно сложнее.
— Танцы на льду?
— В худшей форме. В любом случае, нужно смотреть в оба.
Зои Фармига
Place a kiss on my cheekbone,
When you vanish me, I'm buried in the snow,
But something tells me I'm not alone,
But lovers hold on to everything,
And lovers hold on to anything
Два голографических экрана дают немного света. В комнате едва выделяются очертания стола и двух кресел. В креслах сидят мужчина и женщина в одинаковой темной униформе.
— Второй психолог, — задумчиво сказала женщина, — решение нужно принять сегодня. Доктор Фармига продемонстрировала лучшие показатели по всем тестам, у неё впечатляющее для ее возраста резюме.
— Я не до конца уверен, мы мы можем на нее рассчитывать. Я имею в виду, — после случившегося.
Зои Дженер всегда отлично ладила с людьми. Плюс к этому, она была неглупа и хороша собой. Все прочили ей блестящее будущее, — несомненно, — где-то в социальной сфере. Редактор школьной газеты и капитан команды чирлидеров, она была любимицей учителей и одноклассников. Нет, безусловно, у нее были завистницы, но легкость в общении и жизнерадостность делали свое дело, — о ней, разве что, судачили по углам, но никогда не вредили ей всерьез. Исключением был один случай, — когда Зои начала встречаться с капитаном футбольной команды, Кеннетом Фармига. Тогда сестра Кеннета, и ее лучшая подруга, которая была влюблена в капитана, подговорили нескольких девчонок организовать ей бойкот, — тот продержался пару дней, а потом все плюнули и продолжили общаться по-прежнему.
Так что жизнь Зои была действительно хороша, — взаимопонимание с родителями, успехи в школе, парень, с которым ей было по-настоящему хорошо. Впереди был колледж, Зои планировала выучиться на психотерапевта.
Но тут случилось то, что никто не планировал в прямом смысле слова, — Зои забеременела. Нет, они с Кеннетом не были идиотами, просто... в одном случае из десяти тысяч препараты не срабатывают. Бесстрастная статистика решила, что это будет Зои. Вся школа захлебывалась ядом, — золотая девочка залетела! На обследовании сказали, — аборт невозможен, иначе у нее никогда не будет детей, а, кроме того, риск осложнений во время аборта превышает допустимые нормы. Потом ей что-то рассказывали про центры усыновления, но Зои уже не слушала. Она задумалась, — что это, — стечение обстоятельств или судьба? Ребенка не должно было появиться, — они предохранялись. Но он появился, более того, — судьба защитила его от медицинского вмешательства. Интересно, подумала Зои, — сделала бы она это, если бы врач дал добро? Ее размышления прервала еще более ошеломляющая новость, — детей было двое, идентичные близнецы, девочки.
Зои экстерном закончила школу. Кеннета под каким-то предлогом выставили из футбольной команды и университетская стипендия, которая ему светила за спорт, отменилась. Но, к его чести, он не говорил об этом в принципе, — понимал, что для Зои Университет вообще откладывается на пару лет минимум. Да, он не ушел, они по-прежнему были вместе. И вместе решили, что ни в какой центр усыновления они не пойдут, — девочки останутся с ними. Родители поначалу злились, но потом приняли решение детей, и в дальнейшем только помогали им.
Малышки родились весной, — накануне выпускного, которого у Зои не было. Кеннет тоже не пошел, — был рядом с ней в роддоме. Он притащил ей цветов и корону из детского магазина, заявил, что она — королева выпускного бала. В общем, нельзя сказать, чтобы все было ужасно.
Девочек назвали Барбара и Хлои, они родились крепкими и здоровыми. Первое время они жили в доме у родителей. Потом Кеннет уехал учиться. Университет ему не светил, но он должен был получить профессию. Он выбрал военную академию, — с его оценками и физическими данными его легко взяли. Зои не ожидала, что он вернется, но он звонил каждый день. А на семнадцатилетие родители подарили Зои подарок, — оплатили ее обучение в медицинском Университете. Она могла выбирать, — пойти учиться сейчас или через два года, когда девочкам исполнится 3 года и они смогут пойти в сад. Зои выбрала первое, — лучше она не увидит, как девочки пойдут и заговорят, чем они не будут видеть ее, когда сами пойдут в школу.
Она выбрала детскую психиатрию, — раньше она собиралась стать просто психиатром, но появление в ее жизни дочерей резко поменяло вектор интересов. В 17 она пошла в Университет, — не пропустив ни года. Студенческая жизнь в ее случае оказалась не такой, как она представляла себе. Каким-то образом между ней и однокурсниками сразу выстроилась стена. У нее сразу появились поклонники, но она всех игнорировала. Приятельницы тоже были. Но все они быстро исчезли, — ведь Зои уходила со всех посиделок и вечеринок (ее ждали видеозвонки домой и Кеннету), почти ничего про себя не рассказывала и изо всех сил налегала на учебу (хотела, чтобы деньги родителей не пропали зря), на все выходные и каникулы улетала домой.
После первого курса приехал Кеннет и сразу устроился в местную автомастерскую на подработку. А еще через месяц подарил Зои кольцо и сделал предложение. Они поженились через полгода, — в кругу семьи. На Зои было платье из комиссионного магазина (ее учеба в Университете далась родителям нелегко), зато, она светилась от счастья. Потом все принимали их фото со свадьбы, стоявшее в гостиной, за фото с выпускного.
Тем временем, они закончили учебу. Кенет — первым на курсе и в звании офицера, Зои — с направлением в магистратуру. Дети быстро прививают ответственность. Малышкам пора было идти в школу. Кеннет смог выбрать место будущей службы и они направились во Флориду, где находилась магистратура Зои. Во Флориде их никто не знал, там их принимали за образцовую семью (и очень удивлялись, когда узнавали, сколько им лет). Зои параллельно с написанием диссертации работала в детском центре, Кеннет получил первое повышение через год, малышкам нравилась школа. Зои даже начала откладывать деньги, чтобы отдать родителям хотя бы часть того, что они заплатили за Университет. В общем, по всему следовало, что жизнь налаживалась. Следующие 2 года были очень мирными и счастливыми.
В 2157 году Кенету пришло новое назначение, — Шаньси. Сейчас это название известно всем, а тогда это было не самое удобное, но интересное назначение. Они договорились, что он улетит первым, а она оформит все документы, закончит магистратуру и прилетит с девочками. Зои даже успела найти себе работу на Шаньси и пройти удаленно все собеседования, когда произошел Первый Контакт. Месяц она сидела перед телевизором не отрываясь, а потом получила короткое известие, — Кеннет погиб, в первые же дни.
Зои вновь почувствовала себя, как тогда, когда получала результаты тестов на беременность. Почему она? Это что-то, на что нет готового ответа, — как с этим справиться? Тогда рядом с ней был Кеннет, а как справиться сейчас? К ней прилетела мама, девочки требовали внимания, нужно было разобраться с документами. Первые пару месяцев Зои крутилась, как заведенная, — было много, слишком много дел. А по ночам засыпала, как убитая. Слезы пришли потом. И долго, еще очень долго она по ночам плакала, — строго в установленное время, когда девочки ее не видели.
А жизнь продолжалась. Закончив магистратуру, Зи стала отличным специалистом. Первая ее масштабная работа была посвящена именно адаптации пострадавших с Шаньси. Обычно психиатры не работают с травмами, аналогичными своим собственным, но Зои не боялась работы и прошла все тесты. И по итогам работы написала несколько статей по посттравматическому синдрому у детей, выходу из шока и особенностям травмы при столкновении с агрессивными негуманоидами. Так ей казалось, что она отдает какой-то последний долг Кеннету, все еще каким-то образом соприкасается с ним. Первая ее книга была посвящена его памяти. Ей исполнилось 28, когда ее пригласили читать лекции по посттравматическому синдрому у детей в Университет Флориды. В 31 она получила приглашение читать лекции в Гарварде. В общем-то, жизнь снова налаживалась. Работа и дети стали смыслом ее жизни.
Девочки, между тем, переходили в последний класс. Они дружили, были в меру задиристыми и доставляли ровно необходимое (в пределах нормы) количество хлопот. Хлои занималась спортом, планировала профессионально заняться гимнастикой. Барбара играла в любительском театре и занимала призовые места на литературных конкурсах. Вскоре они должны были уехать в разные Университеты.
И, видимо, мироздание решило, что жизнь ее снова стала слишком скучной. На этот раз, под неумолимую статистику попали дети Зои. За пару недель до пятнадцатилетия Хлои упала в обморок на тренировке. После этого стала жаловаться на ежедневные головные боли. Сначала Зои думала, что дочка слишком много тренируется перед экзаменами, но боли не проходили, и она решила отвезти ее на обследование. Но за день до назначенной даты Барбара, что-то почувствовавшая в последние дни, или просто находившаяся в дурном настроении, поссорилась с сестрой. Неизвестно, с чего все началось, но они с Хлои едва ли не подрались. А потом, — Зои видела все из окна, — Барбара не притрагивалась к Хлои, она стояла в нескольких метрах от нее, но Хлои вдруг резко откинулась назад и упала. Сама Барбара тоже осела на землю и ошеломленно оглядывалась по сторонам.
Приехала скорая, девочек увезли в больницу. Барбара быстро оправилась, а Хлои... Сначала впала в кому. Спешное сканирование выявило рак мозга в последней стадии. Метастазы по всему телу. Ей оставалось несколько недель, может быть, — месяцев. Но после падения что-то пошло не так, и врачи сказали, что это вопрос нескольких часов. Они могут вывести ее из комы, могут оставить без сознания, но Хлои умрет сегодня. Зои опешила, а потом попросила, — разбудите ее. Оставшиеся часы она держала дочку за руку. Они не ругались, не плакали, просто говорили, — обо всем. Барбара тоже была рядом, но молчала. А потом... Зои не заметила, как Барбара встала и вышла, — мало ли зачем. Она была с Хлои до последнего, а потом дала волю слезам.
— Доктор Фармига, - Зои подняла глаза и увидела мужчину в бордовой униформе. — Примите мои соболезнования. Я понимаю, сейчас тяжелое для вас время, но я должен поговорить с вами о Барбаре.
Только тут Зои хватилась дочери.
Барбару нашли в туалете. Непонятно, как она прошла мимо всех кордонов, но она нашла таблетки и приняла гигантскую дозу. Зои была в ужасе. Если бы она только обратила на нее внимание, если бы поговорила с ней, — ничего бы не произошло. А так, — девочка осталась в 15 один на один с огромным чувством вины, — и вот. Тем временам, врачи запустили очистку организма. Но было уже поздно, — как и несколько часов назад Хлои, Барбара уже вошла в медикаментозную кому.
Люди в бордовой униформе пришли снова, через 3 дня после похорон Хлои. Они рассказали Зои о биотике, о том, что именно случилось с Барбарой, и о том, что они представляют корпорацию «Конатикс Индастрис», которая сейчас, по протекции Альянса, занимается исследованием биотики у людей. Они предложили перевести Барбару в медицинские отсеки корпорации. Ее способности только открылись, поэтому неизвестно, что будет, когда она проснется, — как она отреагирует, не повредит ли ей ее дар. Сейчас в корпорации ведутся исследования, накопленная база данных уже достаточна, чтобы ей помочь. Кроме того, развернувшаяся в медиа «охота на ведьм», точнее, биотиков, уже набрала обороты и девочке будет просто безопаснее под присмотром. Зои согласилась, — попросила лишь иметь возможность навещать дочь.
Еще через 2 года она узнала, что в Конатикс идет конкурс на замещение вакантного места детского психиатра. Она не должна была этого знать, но услышала обрывок разговора, нашла в сети подходящую вакансию, сопоставила факты и подала заявку на конкурс под девичей фамилией.
Ее опыт был полностью релевантным тому, что требовалось, — детский психиатр, работа с травмой, работа с пострадавшими с Шаньси. Вот только ее анамнез мог ей навредить, — слишком много травмирующих факторов.
Разумеется, она прошла все тесты и собеседования. И, разумеется, ее вычислили, — служба безопасности в таких корпорациях давно могла дать прикурить полиции. С ней снова вышли на связь агенты, — и сказали ждать.
— Она прошла все тесты на психическое здоровье и уравновешенность, — задумчиво сказала женщина в униформе, просматривая личное дело.
— Она же психиатр, — возразил мужчина в униформе, — она знает, как отвечать.
— Вряд ли, — машины считывают не только ответы, но и физиологические реакции. Такое не подделаешь.
— Но как возможно, чтобы с ее историей она могла оставаться адекватной в работе?
— Она боец. Привыкла работать, это спасает ее от горя, — и потом, у нас ее дочь. Как только имплант будет настроен, мы сможем вывести ее из комы без ущерба для нее. От успеха программы зависит жизнь и благополучие Барбары Фармига. Так что, думаю, у нас будет хороший союзник. И умный, — ты же читал ее статьи.
Альберто Марселло
What do you live for?
What did you expect to find?
So boundless I feel
And boundless all my fears
Stop running back to old times
Stop running back to old times
You lose your routine...
'Cause I found my path
Альберто Марселло стоял перед зеркалом и, скрестив на груди руки, критически изучал свое отражение в нем. Порой он ненавидел его настолько, что ему хотелось искусать это проклятое стекло. Как же не совпадали его внутреннее самоощущение с тем, чем он являлся на самом деле — это же была просто вселенская, нет! — межгалактическая несправедливость!
Он был одним из лучших на курсе, потом на практике. Про себя он по полному праву мог сказать, что сотворил себя сам с нуля. Кем бы он был, если бы в один момент его амбиции и цели не взыграли бы в нем? Одним из ничем не выделяющихся жителей промышленного района на окраине Барселоны. Ему повезло. Но повезло не так, как он бы сам того желал. Ему повезло родиться лишь умным, а не богатым и влиятельным. А он бы предпочел, чтобы все было наоборот, — за всю его жизнь перед его глазами была куча примеров, как ничем не примечательные люди, необразованные, дремучие, но дико богатые, достигали вершин всего в этом мире. И подчас даже не с помощью денег, а обладая нужными связями, — мозгов это им не прибавляло, но зато их телефонная книжка могла сравниться с приличным по толщине словарем.
В университете он был лучшим. Хотя нет. В университете не было никого лучше него. Порой ему удавалось сажать прилюдно в лужу даже старейших преподавателей медицинских дисциплин. Они скрипели зубами — ведь их перед всей аудиторией унижал какой-то неопытный юнец, но ничего поделать с ним не могли — он был абсолютно прав. И пользовался этим.
Сколько раз накануне экзамена, зачета или коллоквиума он с удовольствием садиста наблюдал, как лица самоуверенных нагловатых богатых папенькиных и маменькиных сынков и дочек скукоживаются и приобретают клянчащее выражение профессиональных нищих, прося его одолжить конспект или помочь со сдачей. Альберто льстило, что он имел над ними власть, ведь порой ради успешной сдачи того или иного предмета, они, те, кто по праву своего удачного рождения, а не обладания способностями и умом, как он, готовы были умолять его о помощи и даже падать на колени с такой скоростью, как будто им их подпилили бензопилой. После того, как они получали то, чего хотели, они ненавидели себя, ведь они оставались что-то ему должны. Но ничего не могли с этим поделать, — он был лучшим. И пользовался этим.
Его целью было, благодаря тому, чем наградила его природа, забыв дать в комплекте все остальное, получить то, что было его по праву, — богатство, влияние, и даже славу, забраться как можно выше, туда, где его прошлое его не догонит. Где нищета и безнадежность больше не будут тянуть к нему свои тонкие грязные лапы. Он один раз с большим трудом буквально оставив там половину себя, вырвался, спасая самое ценное, — свой ум, свое стремление, и не хотел бы, чтобы так тщательно выстроенная и выстраданная жизнь отвесила ему пинок, забросив его обратно в пучину лишений, где он дни напролет изводил себя мыслями о вселенской несправедливости, о том, что несправедлив этот мир именно к лучшим. И усугубляет это как только возможно. Его матушка, будучи весьма религиозной, пыталась воззвать его к здравому смыслу, говоря, что Господь посылает испытания на жизненном пути только тем, кого любит, и тем, кого считает сильными. А тем, кто по его мнению слабы и пропадут, если у них ничего не будет, он наоборот помогает, избавляя их от страданий в будущем, давая им все уже на начальной стадии.
Видимо, думал Альберто, он в каком-то особенном списке любимчиков, когда он, глотая злые слезы, вынужден был просиживать дни и ночи в библиотеке, то и дело отвлекаясь на шум, мешавший заниматься, ведь у его семьи не было лишних денег на то, чтобы купить ему новые современные учебники. В те моменты отчаяния он был готов заложить дьяволу или кому другому все, что тот от него потребует, в обмен на возможность идти по жизни, ни перед кем не прогибаясь. Ведь пока он голодал и страдал, кто-то менее достойный имел доступ ко всем благам цивилизации, не предпринимая для этого никаких усилий. А он учился и работал над собой наизнос, даже понимая, что эта игра в жизнь изначально бесчестна и лишена всяких правил.
Именно поэтому он и выбрал своей специальностью именно психиатрию, так как понял, что достичь власти можно не только силой, но и через понимание, подобрав к человеку ключ и открыв этим ключом мир его страхов и сомнений, которые впоследствии могут быть ему полезны. Да, возможно, это было нечестно по отношению к остальным, но раз игра велась нечестно с самого начала, создавая правила для себя же на ровном месте, то и этот метод можно было бы вполне в них вписать.
Еще одной причиной было то, что, особенно после заключения перемирия в Войне Первого Контакта, доступный человечеству мир расширился настолько, что совсем близко оказались разумные внеземные цивилизации, готовые к сотрудничеству. Да и наука не стояла на месте, становясь все более и более перспективной. А возможность стать ее частью полностью отражала его представления о методах достижения вершин. Точнее, она становилась лишь ступенью, лишь ступенькой в огромном эскалаторе его жизненных планов, где малейшее отступление или шероховатость могла остановить его или пустить вспять, что по своему являлось бы для него маленькой смертью.
Соглашаясь на предложение работать в «Конатикс Индастриз», Альберто Марселло, приобретя к тому времени определенную известность, расценивал его, как очередную веху в его личной истории. Компания была молодая, быстро развивающаяся. Что могли дать ему университеты, просившие занять место у них на кафедре? Бесконечные квадратные метры замшелых стен и затхлый воздух аудиторий, полных людьми, у большинства которых в этой жизни уже было и будет все хорошо? Уж точно не то, о чем он мечтал. Ведь его способности были уникальны в своем роде, и надо было найти того, кто смог бы за них хорошо заплатить. «Конатикс Индастриз» изначально купила его именно зарплатой, а уж потом посулами новых интересных и перспективных возможностей и отсутствием ограничений и авторитетов, которые в угоду себе и из зависти сводили бы к нулю все его усилия. И хотя бы с этим ему не надо будет бороться самому. Он все более уверялся, что рано или поздно, лучше, конечно, рано, он заберется к «престолу сил, в предзвездные пределы». Он достоин лучшего и на меньшее не согласится, даже если оно будет ему нравиться больше, чем то, к чему душа не лежит, но оно, тем не менее, самое лучшее. Он будет пробиваться наверх с рвением и яростью, и одновременно взвешенно и осторожно. Для него это не эгоизм, а восстановление справедливости, — каждого человека нужно судить по его способностям, а не по социальному месту, которое он занимает, как это происходило раньше и происходит по сей день. И его способности, — самые лучшие.
Его ум был его главной движущей силой, но и одновременно главной слабостью, на которой вовсю разрасталась злокачественная опухоль страха. Это был почти безпричинный страх, страх от ума, страх потерять то единственное, что он имеет и что готово ему служить, ничего не требуя взамен. На смену ему в этой душедробилке, куда Альберто иногда попадал, приходил страх потери, страх смерти. И он тоже шел ни от чего иного, как от его ума. Ведь тот, кому нечего терять и кто не обладает тем, что есть у него, смерти не страшится, — он наоборот порой бежит навстречу ей, чтобы подарить своему существованию хоть какой-то смысл. Ему кажется, что став героем и пожертвовав собой во имя других, не даст им рано или поздно забыть о нем. Альберто всегда считал, что одаренные, умные люди, как он, всегда осознают собственную ценность для самих себя и для общества. Истинный гений должен жить и именно в его жизни, а также в том, что он может сделать, о тех пользах и благах, что он может обеспечить, общество должно видеть его ценность и всячески охранять его от смерти, — ведь нельзя так расточительно разбрасываться самым ценным в этой вселенной возобновляемым ресурсом — человеком. А мертвые герои никому не нужны.
Порой он при всем своем неповторимом складе ума вел себя иррационально, особенно в оценке своих шансов на успех. Ведь там любая опасность, которую он не смог предусмотреть, была для него катастрофой с летальным исходом. Особенно, если она была настолько жестокая, что ей было нечего противопоставить. Он был ученым, а не силовиком. Несмотря на всю свою гибкость и адаптируемость, способность строить далеко идущие планы, оказать лицом к лицу с опасностью он боялся, ибо в этой ситуации он бы однозначно потерялся и не знал бы, что предпринять. В такие моменты его страшило абсолютно все. Вплоть до лежащего на тротуаре камушка, которого можно было бы и не заметить, а можно было бы, неосмотрительно споткнувшись о него, получить случайную травму при неудачном падении, которая могла бы потом отразиться на его будущем сразу и безповоротно. Как же глупо было бы вот так бездарно поставить на своей жизни крест из-за вовремя незамеченного камня или пьяного урода, встреченного на улице и не внемлющего доводам разума!
Альберто в какой-то из моментов своей жизни оказался, сам того не желая, человеком, который заигрался в себя и даже не пытался покинуть пределы своего имаджинариума. Он был умен и мог заранее просчитать и представить себе все последствия своего поражения, если он оступится и сделает хоть раз что-то не так. И поэтому в его понимании угрозой для него становилось абсолютно все, даже ничем почти не грозящий ему, но серьезный разговор о рабочем процессе. В периоды этих закольцованных друг на друге круговоротов страха они для него сливались воедино, мало чем уже отличаясь друг от друга. И он, будучи одним из лучших, да что там, лучшим, ничего не мог с этим сделать.
Альберт был ученым академического склада ума. Он признавал строгие правила научных изысканий и исследований, наличие обычных и узконаправленных методик и инструкций, а также правила эксперимента. Классического эксперимента, где каждый последующий шаг вытекает из предыдущего. Только так, а никак иначе. Наука должна быть сама собой, а не помесью мистицизма и религии, какой ее пытаются сделать шарлатаны от нее. Сухая наука, — это живая наука, это постижение самой сути возникающих явлений и процессов. И недавно открытый феномен биотики, — тоже есть простое явление, ничего больше. Это не дар божий и не проклятье из преисподни, и уж точно не магия. Это просто явление, просто физиологические и ментальные процессы, которые должны быть изучены хладнокровно и научными методами. То есть теми средствами, в чем он хорош, что полностью ему подвластны. Но они для него даже не стремление, а именно билет в бизнес-класс жизни. Не лотерейный, а честно купленный на то, что он все эти годы складывал в свою эмоциональную копилку. Билет наверх, к своему месту.
Благо, ни одной минуты своей жизни он не был наивен и всегда осознавал, что научные и коммерческие круги распределяют и перераспределяют ресурсы исходя не из способностей того или иного индивидуума, а из результатов подковерных интриг и договоренностей. И открыть себе двери, которые он не может открыть самостоятельно или другим образом, Альберто сможет лишь найдя такого человека для себя. Сам. И он уже даже знал, кто будет этим человеком.
Работа с доктором Франческой Гамильтон, а точнее, работа на нее в смысле, завуалированном красивыми словами и обещаниями, может стать для него именно таким шансом обрести все, но постепенно. И пусть у нее не столько ума, как у него, у нее есть то, чего он лишен, — это связи и влияние. Попасть к ней в лабораторию и стать впоследствии ее протеже, это значит, — со временем войти-таки в те двери, куда его упорно не пускали все это время. Да, она будет использовать его и результаты его наработок, да, он будет зависим от нее как дикий виноград от своей подпорки, но потом все это окупится и воздастся ему сторицей. Ведь умный человек тем и отличается от дурака, что сам берется делать то, что ему не хочется. И умный человек, следуя неписанным законам жизни и власти, тем и отличается от всех остальных, что всегда найдет способ, чтобы сначала упрочнить свое положение за счет другого, а потом если повезет, то и поменяться с ним местами.
Доктора Гамильтон он считает глупее себя, конечно, субъективно. Его позиция состоит в том, что «нобелевские премии дают не самым лучшим». За спиной профессора стоят работы десятков его ассистентов, про которых никто не вспомнит. Нобелевские премии дают самым важным и влиятельным, изворотливым и хитрым людям, которые оказываются благодаря всему этому на вершине научного Олимпа. И Доктор Гамильтон как раз из таких.