Информация о кадете станет доступна позже.
Правила по технике для кадетов
Ссылка на Google Docs с правилами по технике для кадетов: читать и комментировать.
Джон Воглер
There's nothing I want but money and time
Million dollar bills and a tick tick tick tick
There's nothing more cruel
Than only nine lives
Unlimited spines
Will do the trick trick trick trick
«Million Dollar Bills» by Lorde
Если бы в те месяцы 2150 года фондовый рынок пошел бы немного вниз, мальчику по имени Джон Воглер могло и не представиться шанса появиться на свет в одной из частных клиник 2 декабря, в месяц, когда конец календарного года становится не так заметен, как конец финансового. А бизнес был для его родителей, Эрвина и Ады Воглер не вопросом жизни и смерти, а кое-чем гораздо важнее.
Эрвин и Ада познакомились на одной из тусовок, которые подпольно устраивали в Гарварде. Он учился на факультете государственного управления, а Ада готовилась получить диплом юриста, пройти частную практику, а впоследствии получить партнерство в юридической компании своего отца. Но та вечеринка, с которой они ушли, взявшись за руки, в темноту парка на громадной территории университета, перевернула всю их жизнь.
Эрвина в Гарвард пристроил дядя, который воспитывал его с младенчества, и мечтал, что хоть кто-то кроме него из их семьи продолжит сенаторскую династию, ведь у него самого росли две дочери-погодки, в чьих головах не было места ничему, кроме тряпок, побрякушек и дорогих машин. Но парень, увлекшись идеей создания собственного бизнеса, разбил вдребезги все его мечты. Не боясь остаться без ежемесячного финансирования, он скооперировался с ребятами с биохимического и технологического факультетов, и они начали разработку вживляемого чипа для контроля биохимических и возрастных процессов в центральной нервной системе. А Ада подсказала ему хитрый ход, как оформить паттент, чтобы разработка принадлежала только им, как и большая часть прибыли, что позволило практически оставить за бортом тех, кто помогал Эрвину над ней работать.
А потом дядя, к тому моменту уже сменивший гнев на милость и зауважавший племянника, который на его глазах вполне мог вырасти в главу собственной компании, помог пристроить его разработку в «Нью ЭйджБиокемикалс», одну из самых крупных компаний, производивших медицинское оборудование и комплектующие, а также искусственные суставы, органы и ткани. А Эрвин в свою очередь сделал все, чтобы его относительно крупная компания не превратилась в одно из дочерних предприятий медицинского бизнес монстра, а сохранила независимость, как владелец технологии, по которой производился чип.
Когда пошла первая волна колонизации, Ада и Эрвин, уже довольно прочно стоявшие на ногах, не раздумывая, решили инвестировать свои сбережения в зарождающуюся экономику Бекенштейна. Их знакомые крутили пальцем у виска, ведь для этого рискованного мероприятия пара изъяла из оборота астрономическую сумму, потеря которой могла подставить весьма болезненную подножку их бизнесу в случае неудачи, на которую ставили 10000 к 1. Но супруги Воглер были подобны царю Мидасу, у них обоих был нереальный нюх на прибыль. Вопреки всем прогнозам недоброжелателей их инвестиции за только первую пятилетку окупились более шести раз. Их семья просто купалась в дензнаках, не было ничего, что они не могли бы себе позволить, а они в свою очередь считали, что деньги, — это самая надежная защита от любых жизненных неурядиц. Ведь иногда они смогут даже вырвать человека из лап смерти, и на них вполне можно купить несколько лишних лет жизни, если понадобится.
К тому моменту, когда они задумались о появлении наследника, которому передали бы все, что они создавали в течение всех этих 30 лет, каждому из них было на тот момент уже более 50 лет, но так как за последний век медицина и здравоохранение шагнули вперед, для рождения ребенка возраст и здоровье перестали быть непробиваемой преградой. Всю беременность Ада провела на ногах, занимаясь делами компании. Единственное, в чем они с мужем пришли к общему решению, это то, что это должен был бы быть их ребенок, именно их, а не из пробирки. Они, устоявшие во многих финансовых штормах, отнеслись к этому, как к очередному испытанию.
Можно сказать, что мальчик по имени Джон Воглер появился на свет с золотой ложкой во рту. Он никогда не знал ни в чем отказа, но в то же время родители постоянно подавали ему пример, внушая, что деньги, конечно, во все времена и во всех ситуациях внушали почтение и уважение, а также служили рычагами воздействия, но они с матерью в этой жизни всего добились сами. И хотели бы, чтобы их сын пошел по их стопам до того, как станет наследником их компании.
Кто знает, может в будущем такая перспектива могла бы даже заинтересовать Джона — он вполне мог бы выучиться на инженера-технолога, благо, судя по еженедельным отчетам из школы, все предпосылки он для этого имел, более интересуясь точными науками, нежели гуманитарными. В отличие от его родителя, сумевшего на заре своей карьеры столкнуть две пограничные отрасли в своем производстве, направленность Джона, увы, была исключительно техническая. Но Эрвин Воглер был даже рад этому. Когда он заметил, что сына больше увлекают механизмы, чем химия, биология, генетика и иже с ними, он решил в будущем сделать все, чтобы сын поступил в Массачусетский технологический университет, ведь кроме отличного образования там можно было получить нечто большее, а именно, — нужные связи. Ведь даже сейчас в продвинутый век высоких технологий университетский галстук порой мог помочь решить некие сначала кажущиеся неразрешимыми проблемы.
Несмотря на то, что львиную долю времени оба родителя находились в разъездах по всему миру, и Джоном занимался полк наемной силы, а также он учился в одной из самых лучших и дорогих школ, его отнюдь не растили мальчиком-мажором, которого регулярно печатают в таблоидах на первой странице, когда он разбивает очередной аэрокар, купленный на папины-мамины деньги. Да, деньги почти для каждого в их семье почти всегда решали все. Но старшие Воглеры как никто другой знали им реальную цену. И прежде всего безоговорочно готовя сына себе на смену, они хотели вырастить из него достойного члена общества. Нет, не сверхчеловека, а просто нормального, среднестатистического хорошо образованного парня.
Порой сам Джон думал, что из него получился бы неплохой управленец или дипломат — он с детства легко сходился с людьми, а в школе, где в основном училась так называемая золотая молодежь, он быстро стал душой компании. По крайней мере, в своей параллели, но к тому же даже приобрел некий авторитет у старшеклассников. Но, скорее всего, его популярности способствовало и то, что он был квотербеком в школьной футбольной команде, и именно благодаря ему они держали первое место среди школ во всем штате. Родители поощряли его занятия спортом, хоть и не имели цели вырастить из него второго Джо Монтана. Они просто считали, что спорт, — это неплохое занятие и разрядка от всех тех стрессов и всего того напряжения, с которым Джон, будучи школьником, сталкивается почти ежедневно. А, став управляющим в его будущей компании, будет сталкиваться ежесекундно. Спорт должен был помочь воспитать в нем другую немаловажную сторону личности, пусть даже динамичный футбол впоследствии уступил бы место степенном гольфу.
То, что он, возможно, может быть не таким, как все, Джон начал осознавать сравнительно давно. На уроке физкультуры в школе срикошетивший от стены прямо ему в лицо баскетбольный мяч, легко отскочил от его щеки, как будто бы ударившись о барьер шлема, который парень привык носить на себе, играя в футбол. Но мяч летел с такой скоростью, что вполне был способен сломать ему нос, и даже не ободрал и дюйма кожи с лица. На этот случай, хоть он и весьма его озадачил, Джон не обратил должного внимания. Как и позже, когда тяжеленные блины, соскочившие со штанги во время тренировки, упали рядом с его ногой, а не на нее.
Да, Джон не отказался бы быть особенным, если бы это не вредило его имиджу и жизни. Но он не стал делать из этих нескольких эпизодов никаких выводов. Да, забавы ради в свое время он прочел несколько книжек с глупыми тестами и советами о том, как обнаружить или развить у себя сверхспособности, но не более того.
Насторожиться его заставил другой эпизод. Он почти всегда, за исключением нескольких случаев, ходил из школы домой пешком, главным образом потому, что просто любил прогулки в одиночестве. Это помогало ему очистить сознание и сбросить весь груз еще одного школьного дня. И тут неожиданно в небе над ним, когда он проходил под одной из бесконечно тянущихся магистралей, столкнулись два аэрокара, причем один из них, пробив ограждение, падал прямо на него, как в замедленной съемке. Джон не мог пошевелиться от ужаса, даже при том, что понимал, что через секунду он станет лишь мокрым месивом на асфальте под тяжестью многотонной металлической махины. И, кажется, на тот момент он потерял сознание.
Очнулся он от того, что кто-то бил его по щеке, пытаясь привести в чувство. Когда он смог открыть глаза, он увидел, что упавший с эстакады шаттл лежит метрах десяти от того места, где он упал. А он лежал именно там, где лишился чувств. Полицейский врач рассказал, что к счастью упавший шаттл был пуст, так что обошлось почти без жертв. А Джона нашли на том месте, где по всей видимой траектории должна была лежать эта груда искореженного металла. Сначала думали, что он тоже упал с эстакады, но потом поняли, что он случайный прохожий. Несмотря на все его заверения в том, что с ним все в порядке, его все же отвезли в одну из местных клиник, из которой его забрали родители.
Было, от чего повредиться умом. Ведь Джон видел, как машина падала прямо на него, и сознание он потерял за секунду до того, как понял, что между ним и падавшей махиной оставалось меньше двух метров. Ему хотелось бы с кем то поговорить об этом, но родители, жившие в реальном мире и крепко вросшие в него, просто бы ему не поверили и посоветовали бы меньше смотреть и читать фантастики на ночь.
А вот лучшему другу он вполне мог бы довериться. А такой был у него только один. Джейк. Они дружили лет 13 и были неразлучны. Сначала Джейк открыто завидовал Джону и по первости из кожи вон лез, чтобы у него было все такое же, как у Джона. Но вскоре он перестал это делать, так как понял, что это делает его смешным, а не крутым. Но именно Джейку Джон рассказал о своих подозрениях и о том, что творится с ним последнее время. И о том, что он когда-то читал — про дела давно минувших дней — аварию в космопорту и выброс в атмосферу нулевого элемента в Сингапуре. Первый раз за несколько последних дней Джон уснул без камня на душе.
А на следующий день, когда он пришел в школу, он почувствовал себя прокаженным, который невесть почему забыл повесить на шею колокольчик, предупреждающий о его приближении. Люди расступались и смотрели ему вслед брезгливо и жалостливо, как будто он был неизлечимо болен. Не надо было быть чертовым гением, чтобы догадаться, кто мог растрепать о его догадках о биотике, пробудившейся в нем. Вопрос был только в том, зачем ему это понадобилось.
Такого предательства Джон никак не ждал. Наверное, он недооценил, насколько Джейк завидовал ему все годы их «дружбы». А тут у него возникли перспективы занять его, Джона, место. Бывший кумир с поехавшей от собственных выдумок крышей стоял бы в стороне, также, как и он все эти годы.
Родителям сообщили о том, что, возможно, их сын может быть биотиком, из школьной администрации. Завуч по общественной работе заинтересовалась столь резкой метаморфозой в поведении одноклассников Джона Воглера, бывшей школьной звезды, относительно его. Несколько опрошенных ею в неофициальной обстановке лиц рассказали, что по его мнению он так называемый биотик. Ну или сходит по тихому с ума, они точно не знают. Эрвин и Ада заставили сына пересказать все его умозаключения, с помощью которых он решил, что может быть биотиком. А потом началось лечение…
Супругам Воглер казалось, что эта новая зараза, возникающая по всему земному шару то тут, то там, сродни эпилепсии, это болезнь, которую можно вылечить. И, возможно, после курса определенных инъекций, ее можно будет легко вытравить из организма. На «лечение» от биотики они не скупились, созывали консилиумы, помещали сына в самые дорогие клиники и исследовательские центры, но везде, сделав стандартные процедуры, лишь разводили руками.
Постепенно жалость и сочувствие у родителей сменилось на недоверие и брезгливость. Пару раз, когда в перерывах между обследованиями его забирали пожить немного дома, Джон, как ему казалось, подслушивал обрывки разговоров отца и матери о том, что может быть, им стоит попытаться еще раз. И однажды он понял, что речь шла о том, чтобы завести еще одного ребенка в надежде на то, что хотя бы этот будет нормальным.
Предательство Джейка на фоне всего остального он пережил сравнительно легко, но это было уже за гранью. В какой то момент ему даже расхотелось бороться дальше. Но через секунду он возненавидел сам себя за минутную проявленную слабость – следующим его желанием стало сбежать до того, как его упекут в еще одну очередную больницу.
Но очнулся он уже в больнице в одноместной палате. Судя по тому, что в его руке торчал свежий катетер, у него опять брали кровь на анализ, стремясь найти там загадочные антитела, вызывающие способности к биотике. Парень повернулся на бок, пытаясь уснуть, когда услышал, как дверь в палату открывается. Но вопреки ожиданием вошел не медбрат, а темноволосая миловидная женщина с располагающей улыбкой. Их разговор не был долгим. Она представилась, как специальный агент Стил корпорации «Конатикс Индастриз». В ее руках был комплект документов, подтверждающий передачу всех прав на Джона в пользование корпорации, и среди строчек мелкого текста Джон явственно видел подписи родителей. Следующий год, а может быть и дольше, Джон должен был провести на станции Гагарин, где таких же как он детей будут обучать и исследовать. Его привилегии, купленные деньгами родителей, с этого момента переставали действовать, теперь он был сам по себе.
Черный аэрокар агента увозил его из больницы на корпоративную квартиру. Впереди его ждала новая, неизвестная жизнь.