В чужой земле, в окружении степенных княжеских супруг и суровых воевод, польская королевна нашла неожиданную душевную близость — в брате своего мужа, Изяславе. Тот, как и она, читал больше, чем говорил, интересовался заморскими книгами, восточными манускриптами и тайнами мироздания. Их беседы тянулись до поздней ночи, и в этих разговорах Дубравка впервые почувствовала, что её понимают.
Но пришла пора — и Изяславу пришлось уехать княжить в Полоцк. Перед отъездом он доверил ей редкую вещь: византийский оберег, очевидно очень древний, обернутый в листы какой-то книги. «Сохрани его, но не прикасайся к нему, и — ни в коем случае не смотри на него», — сказал он с той серьёзностью, что не оставляет места для спора. Дубравка пообещала. Она не верила в «луны и проклятия» (и ей казалось, что ее друг тоже не верил!), но уважала его — и потому спрятала вещицу подальше, чтобы не искушаться.
Но всё изменилось, когда в Киев пришла весть: Изяслав погиб. Как — никто не знал. Говорили о странных обстоятельствах, о порче или о болезни. А в ту же ночь Дубравка нарушила запрет. Она достала оберег, долго смотрела на него в темноте, а после швырнула в огонь и его, и листы, в которые он был завернут...
А потом увидела сон.
Во сне горели города. Над киевскими вратами клубился чёрный дым, княжеский престол был пуст, а люди шли по земле, расколотой, как яйцо, из которой вырывались змеи. Над всем этим стояла женщина в нарядном кокошнике, с пустыми глазами, из которых текла кровь. А рядом — Изяслав, но уже не живой, а как тень, зовущий ее по имени…
Достала с утра из очага Дубравка оберег да припрятала. Но чувствует: идет за ней Изяславово проклятие! И к ворожее пойти стыдно, и молчать уже не вмоготу... Но что, если Изяслав и открыл злу путь к жизни своей, поделившись с ней тайной?..
Милада давно привыкла разбираться в людях и делах. Знала, что к чему, и в чём не стоит копаться, а что ее внимания достойно. Она была хитра и мудра, но всегда оставалась в тени, управляя своими делами и подкидывая нужные идеи тем, кто её слушал.
Возвращалась однажды Милада из-за киевской околицы, где дары богам старым оставляла — да встретила двух измученных и испуганных странников, с глазами, полными тревоги. Тотчас взмолились они: не губи! А один упал к её ногам, почти в отчаянии, и сунул ей в руку старинный оберег, не нашего русского вида, а иноземный. Бормотал что-то о страшной силе, о древних проклятиях, что скрыта в этой реликвии... Путников и след простыл, стоило лишь Миладе принять его странное подношение!
За околицей персонажи не узнаваемы. Но возможно, что тебе встретится кто-то с похожей историей...
Однако вскоре Милада начала замечать странности. Голоса в голове, пугающие сны, тяжёлое ощущение, что она больше не решает сама, а ведома чем-то или кем-то... Не нравилось это Миладе. Спрашивала она богов за околицей — но молчали тогда боги.
А тут молодой Изяслав поддался навету на любимицу Миладину, Забаву! И ясно стало, что это ж Мара сама ей знак послала, зная, что за черная судьба уготована Забаве. Подкинула она реликвию в товары заморские, что Изяслав себе просил привозить вместе с книгами заумными, да слова злые над ним шептала.
Сгинул Изяслав, сожранный... проклятьем Милады? Или Змей то из оберега вел ее руку?
Сильная ворожея Милада, да всегда знала — есть под небом силы, с которыми и ей не совладать! Уж не позволила ли она в гневе руку свою направить силе такой?..
Изяслав стал изменяться. Целыми днями он пропадал в библиотеке, потом брал Волчьего Хвоста — побратима своего, которого братом старшим величал — и за околицу с ним шел. А когда возвращался, его взгляд был пустым и холодным, как у мёртвого, и вновь садился Изяслав в библиотеку свою... Глаза его больше не светились тем огнём, что раньше выдавал в нём княжескую силу и решимость. Он словно уходил в себя, забывая обо всём, что было рядом, не замечая тех, кто его окружал. Богдане стало страшно. Она чувствовала, что что-то не так, но не могла понять, что именно.
И тогда она решила обратиться за помощью. Попросила племянницу супруга своего Олисаву Ярославну проследить за дядей, чтобы понять, что с ним происходит. Олисаву не смутили такие просьбы, она была готова помочь Богдане!
А вернувшись рассказала, что в таинственный туман, полный загадок, шагнули мужчины, а что дальше там было — неведомо.
А вскоре и Полоцк княжичу Изяславу его отец в княжение дал, уехали супруги. Но после этого Богдана не могла избавиться от тревоги. Страх поселился в её сердце. Ведь если проклятие коснулось его, то неужели оно не затронет и её и детей их? С каждым днём её сомнения становились всё сильнее.
Асвейг, ведунья с севера, давно уже обжила окрестности Киева, хоть и не слишком-то стремилась сближаться с местными. У неё свои тропы — тайные, покрытые мхом, про которые даже охотники не знают. Шла она, как обычно, по своим делам: травы собирать да богам малую жертву оставить у древнего капища в зарослях у болота.
Там, в вечернем тумане, и увидела она двух людей, забравшихся туда, куда не ведающим ходить не стоит. Асвейг давно отметила, что повадился кто-то посещать эту часть леса — будто заговоренный! Давно хотелось охальников выследить да проучить. Но то, кажется, были не они: эти глядели куда-то в пустоту, будто зов их манил, нездешний и злой. Не хотелось Асвейг в чужое дело лезть, но уж больно жалко стало несмышленышей — видно было, что не ведают, куда ступают. А ведь болото это не терпит слабых и глупых — схватит, потянет, и не услышит их никто.
Вот и пугнула она их голосом резким, чтоб очнулись. Путники всполошились, побежали прочь, и только потом Асвейг поняла: не просто они там были. Что-то невидимое вело их, и, может, не отпустило до конца.
С тех пор и самой неспокойно — будто взгляд чей-то чувствует в спину, будто сама ступила на ту тропу, откуда легко свернуть, да трудно вернуться. Раскинула Асвейг у своего алтаря руны и знаки ей были: сведет гордыня князя в могилу, а кто рядом будет стоять — того и с собой утащит.
Но как такое князьям поведаешь?
А тут увидела она на киевских улицах двух девиц с Княжеского подворья — молодую княжну Олисаву да юную супругу князя Вышеслава, Заряну. И хоть их предупредить решила, что знаки поведали, так и сказала, как ей в ветре послышалось: «Верните змею змеево, а то удушат тебя кольца змеевы и не видать тебе света белого...»
Ходили за ней девушки еще не раз, да не пояснила она ничего. Знаки такие были!
Есть в Княжеской дружине веселый парень - Ивашка Белая Рубашка. Большой любитель кладов да сокровищ. Постоянно за околицей бродит, а потом драгоценностями торгует. И как-то раз принес в Болгарский терем на продажу кольцо со змеиной головой, клялся, что из клада. Очень оно царевне глянулось, она и купила.
А потом засомневалась, нет ли на кольце дурной удачи, как часто с кладами бывает. Надо бы выяснить, что не так с кольцом этим, да все руки не доходили раньше.
Ивашки нет в числе дружинников, которые в начале игры в Киеве. Надеемся, что ежели приедет из похода дальнего — узнает его Аделья!
Изяслав — княжич, воспитанный на мудростях древних учений, глубоко увлечённый арабскими и византийскими трактатами. Его дни проходили среди книг, а не среди войн и битв, как у большинства молодых людей его возраста. Он был искусен в обращении с пером и свитками, но не знал вкуса к мечу и не горел жаждой славы на поле сражений. Всё его внимание было поглощено изучением философии, астрономии и геометрии, он не упускал возможности заглянуть в труды учёных Востока, размышляя над их тайнами и открытиями.
На старые капища, где проводились обряды старых богов, Изяслав никогда не ходил. Для него такие места были далеки и чужды, как и вера предков. Вместо этого он проводил время в церквах, где молился, читая молитвы и погружаясь в священные писания, о которых был наслышан с детства. Его мир был миром знаний, книг и размышлений, а не мирами духов и древних сил.
Его братья и сестры часто смеялись с его увлечений, находя их слишком далекими от реальности, и называли его слишком заумным, далеким от жизни и от той силы, которая требовалась для правителя. Однако Изяслав, несмотря на свою кажущуюся отстранённость, был уверен, что именно знание и мудрость приведут его к настоящей силе, а не громкие подвиги или оружие.
Возможно, и сгубило это его, что на византийскую премудрость он положился заместо ворожейского мастерства?..
Рассказывала Богдана Ждановна, что в последние дни всё больше проводил он в библиотеке, трактаты со страшными картинками читая. В тех трактатах было про зло и древний град Константинополь, а что конкретно — не упомнит уже Богдана. А те книги, что Изяслав перед смертью читал, повелела она сжечь, надеясь, что не перейдет с него порча на детей, как нередко бывает!
Старинная реликвия
Ивашки нет в числе дружинников, которые в начале игры в Киеве. Надеемся, что ежели приедет из похода дальнего — узнает его Марфа!
Было дело, ходил Ивашка Белая Рубашка с караванами купца Воробья Стояновича. Сначала просто охранял товар, а потом и вовсе к самому хозяину в услужение нанялся. Странное дело - платили ему гроши, а он все как тень за караванами ходил, будто не за деньгами, а за чем-то иным.
А иным-то была Марфа Воробеевна, купеческая дочка. Приглянулась она Ивашке с первого взгляда, да и он ей, видать, по сердцу пришелся. Только мать Марфина, баба строгая, этого союза не одобряла.
Ивашка сам не свой всегда был до кладов да редкостей. Он много Марфе рассказывал, как находил в лесах разное, а еще больше - умалчивал да отшучивался. Может, и не праведным путем сокровища те добывались!
Вот однажды была такая история: Ивашка Белая Рубашка принёс Марфе в подарок диковенную жемчужину однажды, да в свертке из замши, ещё пахнущем дымом и дальними дорогами.
«Не продал, не выменял – нашёл», — только и сказал он, положив жемчужину ей в ладонь.
«Где ж такое отыщешь?» — засмеялась Марфа, но жемчужину взяла
«Там, где кони дикие воду пьют, а земля помнит топот копыт», — ответил он, и в глазах его мелькнуло то, что он никогда не говорил вслух.
И тогда Марфа испугалась, что украл он жемчужину, и одарили ее ворованным. Потребовала она у Ивашки правду сказать: рассказал он, что помог одной молодой вдове клад найти, от мужа покойного оставшийся, и взял от него долю оговоренную. А вдова та - ворожея Маринка, и если Марфа ему не верит, то прям сейчас сходить да спросить может. Но не пошла Марфа спрашивать, застеснялась.
Однажды, когда шли они караваном, встретилась им в потемках девица по дороге грустная. Вы говорит, купцы, всюду бываете, не встречали ли где сестру мою пропавшую, колечко она носит в точности как мое, со змеей. Марфа только руками развела. Где же ей все колечки упомнить, может было, может, нет.
Пошли они дальше, только оглянулась, а девица на ровной дороге пропала из виду как будто и не было. А в как остановились на ночлег, услышала Марфа от местных историю, что появляется здесь призрак девушки, что сестру свою потерянную ищет. Ну ищет и ищет, Марфе тогда Ивашка интереснее был.
А Ивашка через день подарил Марфе кольцо, один в один как у той девы. А на вопрос «где взял» ответил, что в кладе раскопал, да засмеялся весело. Взяла Марфа себе кольцо, думала девушке потом отдать, да больше не встречались они.
Но кольцо Марфа с собой возит, мало ли... И забыла бы она про ту историю, да вот как Милослава из дома сбежала - припомнила. Может, знак это был?
Кончилось все тем, что за какую-то пустяковую провинность выгнали Ивашку. «Чтоб духу твоего здесь больше не было!» - кричала купчиха, матушка Марфина. А Марфа, хоть и с матерью спорила, даже жалование ему тайком переслала, что маменька удержать хотела.
Расстались они по-доброму, без слез и упреков. Да только сердце - не камень. До сих пор, бывало, выйдет Марфа на крыльцо в Новгороде, прикроет глаза от солнца и смотрит вдаль - не поднимается ли где пыль от конских копыт. Но не приезжал больше Ивашка в Новгород, в Киеве князю служить взялся, в дружине его.
А Марфа стала в Киев караваны водить, да на Новгородском подворье останавливаться часто.
Кольцо со змеем
Алексей Леонтьевич — сын славной Лаврентии Дукини, происходящей из древнего византийского рода Дука, и отца Леонтия, греческого священника. Сам Алеша родился и вырос на Руси, ни разу не ступал на землю предков, на попечении отца, но сызмальства впитывал рассказы о былом величии своего рода. Говорили, будто в старину Дука вели борьбу с нечистью, охраняя людей от проклятий и бед, пока мало людей еще приняли веру христианскую.
Византийские дети, что воспитывались при тереме, часто насмехались над этими рассказами, считая их простецкими сказками. Но на Руси верят в силу сглаза и в зловещие чары — и сам витязь Вольга, муж ученый и сведущий, не раз говорил о колдовстве и тёмных знамениях.
С малых лет дружен Алексей с Ивашкой, сыном купца. Паренёк тот не раз водил его за околицу, где знал тайные тропки, и не уставал хвалиться найденными там древними вещами — то ключ какой старинный, то перстень, будто зачарованный. И тянет Алексея туда, в чащобу да в овраги, где будто бы и ныне можно прикоснуться к древним тайнам, быть может — и к наследию своего рода.
В княжеской дружине Алексей служил не один — вместе с ним стояла ратной силой и его тётушка по материнской линии, Каллиста. Возраст у них был близкий, и была она ему скорее как старшая сестра, нежели строгая родительница.
Однажды поведала она, что видела у Ивашки — того самого, купеческого сына — золотого змея, точь-в-точь как фамильная реликвия семейства Дука, про которую только рассказы да остались. Алексей тогда не придал её словам особого значения: тётушка всегда была чересчур увлечена преданиями о древнем роде и их предназначении, а сам он ко всему тому относился сдержанно, без благоговения.
Но вскоре Ивашка признался, что тот самый амулет он отдал лесному чудищу, которого, мол, повстречал в глуши, за киевской околице. А потом поведал Добрыня Любечанин, что отправился Ивашка с Каллистой в дозор дальний да не вернулись, сгинули... Может, реликвию они искали да тварь лесную? Но кто ж ходит на чудище лесное, если ты еще неопытный дружинник!..
Алексей поспешил известить матушку. Узнав о беде, Лаврентия не медлила — прибыла в Киев сама: то ли сестру спасать, то ли реликвию рода вернуть — а, быть может, и то и другое.
Ивашки и Каллисты нет в числе дружинников, которые в начале игры в Киеве. Надеемся, что ежели найдутся — узнает их Алеша!
В эпоху расцвета Византийской империи, когда христианство уже укрепило свои позиции, но древние суеверия и страхи перед нечистой силой всё ещё жили в сердцах людей, существовали особые семьи, посвятившие себя борьбе с тёмными силами. Одним из таких родов были Дука – потомственные охотники на нечисть, чьи обряды и амулеты столетиями охраняли Константинополь от невидимой угрозы.
Некоторые византийцы верили, что демоны искушают людей, насылают болезни, безумие и смерть. Для защиты использовались апотропеи – магические обереги, способные отвращать зло. Амулеты изготавливались из золота, яшмы, серебра, часто в форме змей (особенно уробороса – символа вечного цикла).
Род Дука владел особыми знаниями о создании таких оберегов. Их змеиный амулет считался одним из сильных – не просто охранял от силы нечистой, но и запечатывал ее в себе, не давая творить бесчинства дальше.
Во времена, как у диких руссов воцарился некий Рюрик и их набеги стали всё более дерзки, в один из них была разграблена и семейная вилла Дука. Варвары украли множество сокровищ (и долги немало вложили в будущее падение рода), но главная потеря — змеиный оберег!
И после этого род стал клониться к упадку: начали умирать наследники, знания о древних обрядах забывались, род начал терять свои позиции и в сложной константинопольской политике.
Долгие года семья верила, что змеиный оберег сгинул в разбойничьем кладе или даже потонул на дно Днепра, когда лихие люди напали на возвращавшихся с добычей руссов... Но рассказы, дошедшие недавно, всё меняют. Бают, что переходил из рук в руки змеиный оберег, от одного несчастного к другому, пока не оказался где-то в Киеве. Возможно, его продали как диковинку, или он попал к тем, кто даже не подозревает о его истинном назначении.
Если апотропей Дука попадет не в те руки — то и человека погубит, и дай то Бог, чтобы жертва была безвинной: ведь попав в руки злые, стократ зла он притянет...
Сестра Лаврентии Каллиста и сын Алексей уже некоторое время состояли в дружине великого князя Владимира в Киеве, служа с честью и усердием. Сын воспитывался отцом, скромным греческим священнослужителем Леонтием, Каллиста же демонстративно всякие связи с семье прервала — кажется, дикость руссов пришлась ей по вкусу больше изысканной политики Византии
Но не так давно Лаврентия получила от Каллисты письмо — короткое, но тревожное. Сестра писала, что вышла на след утраченного апотропея рода Дука — священного оберега, что из поколения в поколение защищал род от нечистой силы и сглаза. Каллиста верила, что уже близка к возвращению святыни.
Но вскоре пришло другое письмо — от Алексея. В нём сын сообщал, что Каллиста пропала без вести, и он сам в смятении, не ведает, что предпринять.
Не медля ни дня, Лаврентия снарядила путь и выехала в Киев — сердце Руси, где, быть может, придётся ей вновь вспомнить тайные знания рода, чтобы найти сестру и вернуть древний оберег, пока не поздно.
Судьба Маринка с юности была предначертана не ею: отец, в долгах по уши, отдал её замуж за богатого, пригожего, но с умом ненадёжного человека. Жил тот мужик уединённо, за смоленской околицей на берегу Днепра, в доме, к которому вела лишь топкая тропа через заросли и болото. Во дворе его кишмя кишели змеи. Муж звал их братьями и сёстрами, целовал в морды и жил с ними, словно в одной крови был.
Никто из девушек по доброй воле за такого не шёл, а Маринку никто и не спрашивал. Надел он на неё кольцо золотое, а себе — медное, и сказал тогда: «Не принимает моё тело золото, а вот медь — родная мне.» И поверила ему Маринка, как верит жена мужу.
Жили они не худо: муж ворожейству её обучал, да только из дома по вечерам не пускал, на замок запирал. Маринка и не рвалась — за окнами ночами шипело, шуршало, будто сама топь дышала. А ну как наступит она ночью на змею любимую — не простит муж, с живого света сживет.
Да недолгой была та их жизнь. В одну ночь поднялся за окном крик, завывания, всполохи, мечей звон. Утром вышла она — и видит: на дороге лежит огромный полоз, разрубленный в клочья, кровь по всему двору, а мужа и след простыл. С ним исчезло и кольцо его медное — парное к её золотому, с обручем в виде змеи, что сама себя за хвост держит.
Несколько дней ждала она в страхе, не зная, что делать, пока не постучался в её избу незнакомец. «Я, — говорит, — Ивашка Белая Рубашка. Клад пришёл искать, проклятый.» Возмутилась она: «Какой такой клад? Всё тут — моё и мужнино!» А он в ответ предложил: «Коль найду — делим пополам.» Подумала Маринка, да согласилась.
Следами змеиными повёл он её за околицу и выкопал там сундук, полный серебра и злата. Поделили они клад по правде, и уехала Маринка из тех мест — прочь от змей да болот проклятых.
Но не хранила она добытое долго: знала — муж её всё имущество оберегал порчей злой грабителям. А чтоб защиту снять, нужно кольцо второе — то самое, мужнино. Без него и богатство не впрок. С тех пор Маринка тайно расспрашивает людей, не видел ли кто кольца с медным змеем, что сам себя за хвост держит. Пока ж — всё впустую. Но ворожея не забывает!
Ивашки нет в числе дружинников, которые в начале игры в Киеве. Надеемся, что ежели приедет из похода дальнего — узнает его Маринка!
Прибыла Сигрид во Смоленск по своим делам, да только вскоре постучался в её избу мужичонка худощавый, да с дочерью — заплаканной, бледной. Упал он в ноги, стал слёзно молить: «Спаси, матушка, от супостата, от Змея поганого! Старшую дочь мою унёс в своё логово и до смерти довёл, теперь и младшую к себе требует. Видно, сгубить хочет!» Обещал и плату добрую, и благодарность вечную.
А девица его молча стояла, потом вдруг молвила: «Я путь к логову покажу. И расскажу, как убить его верно». Решила Сигрид — дело это не только за плату, но и по совести: спасти девицу, зло покарать.
Взяла она отцу плату, как положено, и тронулись они с девицей в путь. Шли долго — до самого Днепра, далеко за Околицу, и ночь уже опустилась над землёй, когда добрались.
Только подошли — послышалось шипение, будто сама земля под ногами зашевелилась. Девица шепнула: «Спрячься вот тут, за корягой, жди». Сигрид затаилась — и увидела, как выполз из мрака полоз огромный, чешуёй сверкает, будто кованый. Вскинула она меч и с боевым кличем кинулась на супостата.
Нахлынуло на неё безумие битвы, красное, хмельное — и больше помнит она лишь брызги крови, звон клинка и дымную пелену в глазах. Когда всё стихло — увидела на земле кольцо медное, словно сам лунный свет вывел его из мрака. Потянулась рука — подняла. Зачем? И сама не знала. Не золотое ведь, не сокровище. Но не могла не взять.
Хотела было пойти сокровища Змея посмотреть, да окликнула её девица: «Не губи себя, не ходи туда. Золото у супостата проклятое. Мы тебе и так денег дадим — бери и уходи.» Так Сигрид и поступила — повернулась и пошла прочь, с кольцом в ладони и памятью о битве.
Про тот дом и логово змея она не раз в дружине рассказывала, как было дело. И тут Ивашка Белая Рубашка, до кладов жадный, воскликнул, что проклятий не боится и сам за кладом пойдёт — хоть в пасть змеиную.
Ивашки нет в числе дружинников, которые в начале игры в Киеве. Надеемся, что ежели приедет из похода дальнего — узнает его Сигрид!
Поделилась с Заряной ее подруга Олисава, племянница ее супруга-князя, своей заботой: переживает она за дядю своего, проследить за его делами заоколичными хочет!
Сказано — сделано. И вместе они отправились по следам Изяслава и Волчьего Хвоста, таясь от них под сенью леса... И потеряли из виду тотчас, ведь за околицей не людские тропы, пойди пойми — зверь перед тобой или человек, а если человек — то куда пошел он!
Долго ли шли, коротко — сгустился лес, туман густой с земли поднялся. В таинственные символы складывался туман, да дух поднимался с болота смрадный. Кажется, даже ветви деревьев над этой тропой в символы переплетались загадочные! Будто бы манило девиц неведомой силой дальше, а они и не в силах ей противостоять...
Готовы были и Заряна с Олисавой за зовом последовать — как зашевелился лес, ожил, да чудище страшное к ним из болота шагнуло! Развернулись тут девицы и ну бежать, пока не поймало оно их да не схоронило девичьи косточки в глуши лесной.
Думали и забыть уже об этом девушки, да на киевских улицах бросила на них взгляд Асвейг, ведьма северная с Норвежского подворья, да как речет: «А верни змею змеево, а то удушат тебя кольца змеевы и не видать тебе света белого...»
Ходили за ней девушки еще не раз, да не пояснила она ничего. Знаки такие были! А потом и князь Изяслав умер...
Юный Изяслав называл Волчьего Хвоста своим старшим братом. Хоть княжич был тише и мудрёней, а Волчий Хвост — прост, прям и крепок, побратимство их держалось прочно, как закалённое железо.
Однажды Изяслав стал звать побратима с собой за киевскую околицу — мол, хочет показать нечто важное, а кому еще может он довериться! И повёл он Волчьего Хвоста через лесную глушь, в чащу, куда обычный люд не суётся. Там, среди молчаливых деревьев, княжич вынул из-за пазухи оберег — заморский, старинный, тонкой работы, с изображениями странными и знаками непонятными, будто бы змеиный. Рассказал, что скрыта в нём древняя сила, а какая — неведомо пока княжичу. Но гнетет его это знание одному нести!
Глянул Волчий Хвост на оберег — и будто холод прошёл по коже. Лес замер, птицы примолкли, воздух сгустился. Изяслав же стоял, глядя на реликвию, как зачарованный. Сказал тихо, что слышит голос, зовущий его по тропе загадок, и что всё это не сон, а предначертанное.
Просил он тогда Волчьего Хвоста молчать об увиденном — никому, даже родной матери не говорить. Тот и молчит. Но с той поры покой ушёл от Волчьего Хвоста: ночами снятся мутные сны, шепчутся деревья, а сам Изяслав словно всё дальше уходит в какие-то свои, незримые миры. А как уж не стало побратима-княжича — так вовсе не находит себе покоя Волчий Хвост: слово витязя крепко, как булат! Но должно ли слово, данное мертвому, дальше его держать?
Всё видят поручники на Княжеском подворье — да не всё показывать им хотели!
А вот княжич Изяслав перед самым отъездом своим не жене родной, а Дубравке, польской королене, нечто передал. А после умер в Полоцке. Как бы не ключ к жизни своей он женщине ревнивой оставил!
А Зоряне, супруге Вышеслава Владимировича, сделала северная колдунья Асвейг такое пророчество: «Змею — змеево. Не тебе он... А то сожмут кольца — и хода не будет ни в жизнь, ни в смерть». Все слышали это на киевских улицах! Да что имела в виду северянка?