От матери Эмбер досталось приметное украшение (ожерелье, бусы, подвеска – найдем, покажем фото), единственная оставшаяся память о матери. Это украшение она до недавних пор носила, почти никогда не снимая. Но не так давно – буквально за полтора часа до начала игры – у ожерелья зацепилась и расстегнулась застежка. Поправить времени не было, огромное количество работы – так что Эмбер просто сунула украшение под трактирную стойку и помчалась дальше обслуживать посетителей. Улучив минутку и выдохнув, она вернулась за украшением, но не обнаружила его там, где оставляла. Украли? Но кто?

За стойкой за это время побывали, кроме хозяев и работников трактира, почти все посетители - кроме джентльменов, которым напитки подавались к столам. Подозревать можно любого. Но виноват кто-то один.

Надо обязательно вернуть ценное имущество!

Недавно – буквально, часа полтора назад, – Бетти обнаружила под трактирной стойкой украшение трактирной служанки Эмбер Хадсон (https://vk.com/o.gumanova). Давненько Бетти приглядывалась к красивой, не по положению, вещице на шее разносчицы-посудомойки, завидовала даже немного – такая интересная штучка, и сама Эмбер в нем выглядит симпатичнее, чем надо бы, и парни вокруг нее косяками ходят, а Бетти едва замечают. И тут – такой шанс хотя бы посмотреть на него вблизи, примерить, ну хоть перед зеркалом покрутиться и понять, где в нем секрет женской привлекательности! Естественно, Бетти не удержалась и примерила ожерелье... и вдруг заметила на себе скрестившиеся восхищенные мужские взоры. И сама не смутилась, а ответила улыбкой и прямым взглядом. Вот правду говорят, украшения придают девушке шарма и уверенности в себе! Наверное, надо бы вернуть ожерелье Эмбер, но что-то очень не хочется... А может, удастся уговорить папу отобрать или выкупить украшение у служанки? Ведь дочери зажиточных людей нужно быть красивой! А служанка может обойтись и чем попроще...

(Ожерелье выдадим перед игрой)

В таверне у Саймона работают две симпатичные девчонки, дочка трактирщика Бетти (https://vk.com/id2306669) и служанка Эмбер (https://vk.com/o.gumanova). Причем, что интересно, до самого недавнего времени служанка явно затмевала привлекательностью дочку хозяев, так что ваш персонаж крепко подумывал, не стоит ли за ней приударить. Но буквально полтора часа назад вы неожиданно подумали, что все-таки в дочке трактирщика есть нечто... какая-то изюминка, явно выделяющая дочку трактирщика из прочих представительниц прекрасного пола, словно бы на глазах расцвела. Вот бы чье внимание привлечь... Если не с серьезными намерениями, то хотя бы как небольшое развлечение на то время, пока не удастся покинуть таверну. Или все-таки не рисковать и остановиться на служанке? За ней уж точно трактирщик приглядывает не так внимательно, как за любимой дочкой...

Блуждая по окрестным лесам в ходе своих браконьерских вылазок, Вильям нашел в глубине болот странное место – скальный участок посреди топи, а под одной из скал – яму, прикрытую деревянным люком, украшенным тонкой изящной резьбой. Как эта красота образовалась посреди болот – загадка. Вильям наткнулся на нее случайно – выкапывал костровую яму, чтобы защитить огонь от ветра и неуместного наблюдения, и нашел люк, собственно, на глубине примерно фута. Расчистил, конечно, даже сумел, поддев топором, открыть. В яме он увидел небольшой металлический, по виду серебряный, сундучок, украшенный чеканными витыми узорами. Но, попытавшись прикоснуться к нему, обнаружил, что рука проходит через сундук, будто он – не материальный предмет, а призрачное видение. Вильям, конечно, ошалел и немного испугался – но аккуратно закрыл колдовскую яму и прикопал обратно. После чего ушел от тех скал и больше в те странные места не совался, от греха подальше. Что это такое было, бывший бандит не выяснял. Конечно, было любопытно, но рассказывать, что он делал на болотах... Да и призрачные серебряные сундучки здравомыслящим людям обычно не мерещатся. Дорогу запомнил, конечно.

Про такую штуку, как сглаз, Элис Брутланд до известных событий знала лишь слухи и сказки. Обнаружив в себе такое умение, она смогла лишь сделать примерные выводы о том, как оно работает; теоретических знаний по этому вопросу ей решительно не хватает, а спрашивать у знающих людей – вернее, у брата Джона (https://vk.com/archscorpion), поскольку других знающих людей ей не встречалось – чревато серьезными проблемами. Что ей точно известно: (1) срабатывает умение далеко не всегда, нередко злое слово остается просто словом и проблем не создает; (2) чаще всего оно срабатывает на людях, как-то задевших или обидевших Элис; (3) если сглаз привел к опасным последствиям, как в случае с той дамой, суд считает это отягчающим обстоятельством, и там, где в обычной ситуации могли бы назначить штраф или бичевание, колдуна приговорят к высшей мере наказания. Впрочем, в монастыре ходили слухи, что бывало и иначе: упоминали некую монахиню, которая, обнаружив в себе необычные способности, научилась применять их во благо людей, для лечения душ и тел.

Как Элис относится к своему неожиданному таланту – на выбор игрока. Может пожелать развить в себе эту способность; может искать способы от нее избавиться. Есть ли в природе вообще возможности развивать или избавляться, ей не известно.

От своих родителей, чьи предки были элдерменами, то есть англосаксонскими знатными людьми как раз в этих местах, Элвин слышал старинную легенду. Якобы жил когда-то, еще до людей, в Англии странный народец – эльфы. Во многом подобные людям, но куда дольше живущие и владеющие тайными знаниями, людям недоступными. Куда они делись, неведомо никому; но, уходя, они оставили в тайных, скрытых местах следы своего пребывания – схроны, клады, зачарованные пещеры в холмах. Эльфы поклонялись языческим богам (а иные говорят – и сами они бывали богами язычников) и сторонились христиан; и их клады и тайные места христианам недоступны. Тайные заклятия наложили они на свои земли, и разве что язычник сможет проникнуть туда и обрести сокрытое. Но много ли нынче язычников в старой доброй Англии?

Говорят также, что своим колдовством эльфы умели влиять на свободную волю людей, приказывая им делать то, что те не желали, и рассказывать то, что те не хотели говорить. Но человеку, живущему по правде и призывающему помощь Господню, они повредить не могли, хотя бы даже и очень хотели, и потому, когда в Англии людей, принявших истинную веру, стало много, эльфы вынуждены были не то уйти неизвестно куда, не то сокрыться неведомо где.

Леди Агнесса - дама неплохо, с поправкой на эпоху, образованная и весьма любознательная, но упершаяся в потолок допустимого и разрешенного для дамы ее круга. Она жаждет продолжить познание, в том числе (и в первую очередь!) запретных знаний, и пребывает в перманентном поиске материалов и наставников. Кое-что уже нашла и освоила, но хочется больше и круче.

Познание ее интересует, пожалуй, все-таки больше, чем утилитарное применение. Хотя не настолько, чтобы она не пробовала на практике некоторые вещи, почерпнутые из редких книг. Не на все, конечно, она готова – вот, например, ей однажды попалось частичное описание ритуала, снимающего проклятие; если заполнить несколько небольших лакун, его можно было бы провести, но в качестве одного из ингредиентов нужна человеческая кровь, взятая против воли ее обладателя, а против таких вещей восстает нравственное чувство. Возможно, конечно, Агнесса его однажды и отбросит, мало ли что случится...

Люди говорят, мир полон загадок и тайн, сокрытых от профанов. Люди говорят, есть ведающие, кому открыто больше, чем прочим, кто водит знакомство с силами, что древнее Бога и могущественнее Сатаны. Люди говорят, что эти силы можно ставить себе на службу и творить с их помощью добро и зло. Люди много что говорят. И многое делают. И есть те, кому Господь даровал силы, знания и право пресекать такие дела.

На материке борьба с теми, кто творит дела, призывая в помощь себе неведомые силы, находится в руках Ордена Проповедников. Братья-доминиканцы владеют знаниями, позволяющими распознавать людей, владеющих такими силами, и действуют в союзе со светскими властями, давно установившими, что любое использование таких сил есть преступление перед людьми и Богом. Светские власти предают сообразной каре тех, кто нарушает установления Святой Церкви, недвусмысленно запрещающей добрым христианам обретение тайных знаний и использование ведовских умений, независимо от того, чинят ли ведуны людям вред или полагают, что применяют свои умения во благо людям. Ибо не от Бога источник этих сил, и даже вполне благонамеренный их обладатель, пусть даже его дела и не кажутся злодейскими, рискует как собственным вечным спасением, так и душами людей, кто по невежеству или скудоумию прибегнет к их содействию в своих делах. Доминиканцы на материке ведут поиски, расследования и допросы своими силами, передавая ведунов светским властям лишь для осуждения и кары.

Не так, впрочем, обстоят дела в Англии. Светские шерифы и их помощники-бейлифы крепко держат в руках все отправление правосудия, в том числе и по делам, связанным с ведовством. Да и к ведовству англичане относятся иначе, рассматривая его как дело, само по себе – или если от него не проистекает явного вреда – как занятие, не подлежащее пресечению или осуждению. Однако если будет доказано, что при совершении некоего преступления – скажем, убийства или воровства – ведун примел свои особые способности, сие будет сочтено отягчающим обстоятельством, утяжеляя назначаемую кару.

Монастыри доминиканцев есть и в Англии, хотя в куда меньшем числе, чем на материке. Отдавая должное познаниям черных братьев – так в Англии называют детей св. Доминика – их часто привлекают как экспертов к делам, в которых замешаны ведуны и ведьмы, хотя и не допускают к ведению самостоятельных расследований. Брат Джон участвовал в некоторых таких расследованиях, например, в следствии по делу о колдовском сглазе в местном бенедиктинском монастыре, вместе с Эгбертом Солсборо, бейлифом из Шорби.

Брат Джон вполне разделяет тезисы, положенные в основу отношения доминиканцев к ведовству. Сама по себе практика использования неведомых – да что уж там, прямо скажем, диавольских – сил порочна и еретична сама по себе, независимо от того, с какой целью ее применяет ведун. Если светский закон не разделяет этого убеждения – что печально, но в текущей ситуации определенно неустранимо – надлежит отвращать людей от ведовских практик словом и проповедью, но не бездействовать, видя, как люди собирают себе на голову горящие уголья, по слову священного Писания. При том известны случаи, когда проповедники убеждали ведунов покаяться и оставить общение с сатанинскими силами, так что среди английских доминиканцев распространено и убеждение, что такой мягкий способ борьбы с ведовством предпочтительнее материковых карательных подходов.

Вот, скажем, в Оксфордшире прижились радикалы: юридическая автономность университетского города дает большее пространство для карательной деятельности. Новый ректор Оксфорда, назначенный туда после того, как город перешел из рук Ланкастеров в руки Йорков, – доминиканец, и первое, чем он занялся на новой должности, это развернул масштабную антиеретическую чистку. И довольно много кого нашел – некоторые отделались лишением должностей и изгнанием, а двоих даже четвертовали.

А в Ланкастершире, напротив, более влиятельны умеренные, поэтому и ведовству там раздолье, практикуй – не хочу. Но именно оттуда и доходят сведения о покаявшихся и даже принявших постриг ведунах. С кем из собратьев – радикалами или умеренными – более согласен брат Джон? Это на выбор игрока.

Известно, что христианская вера – если она не ограничивается бездумным выполнением обрядов – способна защитить доброго католика от ведовских чар. Христианин, призывающий Бога в помощь и соблюдающий Его заветы, надежно огражден от попыток ведунов воздействовать на свободу человеческой воли и действия, что дарованы Создателем Его творениям. Но грех, как известно, ослабляет связь между человеком и Богом, и тут сатанинские силы вполне находят слабину и лазейку. Да, человек слаб, и часто грешен, но для восстановления связи с Собой Бог даровал христианам Таинство исповеди, отпускающее грехи и предающее их забвению. А вот неисповеданный – или лицемерно исповеданный, то есть без желания и готовности и далее устраняться от зла – тяжкий грех предает человека во власть врага рода людского. Содержимое этого абзаца брат Джон как-то раз изложил бейлифу Солсборо.

Иногда случается так, что враг настолько овладевает человеческой волей, что жертва почти лишается рассудка и способности своим произволением отринуть общение с духами злобы поднебесной. В этом случае исповедь не помогает: пребывая в нездравом рассудке, невозможно осознанно покаяться во грехе. Для этого особо одаренным Своим служителям Господь дал власть и силу изгонять бесов, иными словами – проводить обряд экзорцизма. Брат Джон знает, как проводить этот обряд, но не обладает даром экзорциста. Почему – ну... На то воля Господня, видимо. Или собственная склонность к греху чревоугодия мешает.
Что брат Джон знает о том, какое вообще бывает ведовство. Довольно многое, у доминиканцев сбор информации в этом плане поставлен неплохо.

Бывает так называемое «народное ведовство» – оно, в основном, связано с изготовлением особых зелий, в которые вложена не только сила трав и минералов, но и иная сила. Но также среди ведунов этого сорта встречаются те, кто может влиять на вероятности событий, повышая и понижая удачу конкретного человека. Иные умеют воздействовать на вероятности лишь кратковременно (т.н. «сглаз» и «добропожелание»), другие могут и долгосрочно («благословения» и «проклятия»). Подобные способности обыкновенно передаются по наследству, и в семьях же происходит обучение использовать зелья и умения.

Среди образованных людей (см. историю про чистки в Оксфорде) встречается так называемая «академическая магия» – иногда это то же зельеварение, иногда – ритуалы, ставящие своей целью воздействовать на вероятности или человеческую волю, изготавливать колдовские предметы и менять их свойства. Знания такого рода обычно передаются от наставника к ученику или черпаются из редких запрещенных книг. Ритуалы «академической магии» включают в себя общение с духами, жертвоприношения (в том числе человеческие), и прочие операции, самоочевидно имеющие дьявольский источник. «Академические маги» редки, но опаснее прочих.

Своя школа магии есть у сарацинов. Эти нахватались своих знаний в Персии, где еще с римских времен маги были в почете – взять тех же Каспара, Мельхиора и Бальтазара. Их школа скорее исследовательская – они ищут субстанции и извлекают эссенции, в которые вложены тайные возможности и свойства (сами сарацинские ведуны полагают, что Аллахом, но даже среди их богословов по этому вопросу есть разногласия). Сарацинские ведуны не заботятся о том, что (или кто) дает этим эссенциям силу, а больше о том, как можно применить эту силу к своей пользе.

У цыган, в последние десятилетия заполонивших Англию, есть какие-то свои умения. О них известно немногое, единственное, что можно счесть достоверным – эти бродяги-язычники опираются на сведения, получаемые в гаданиях. Более подробной информации получить не удалось, цыгане ревностно оберегают свои тайны.

У евреев также есть тайное волшебное искусство, называемое каббалой. О нем ходят разные слухи, иногда жутковатые. Но до сих пор не знают ни одного случая, в котором было бы доказано без последующего уличения свидетелей во лжи, что чародеи-каббалисты причиняли своим искусством вред кому бы то ни было. Иногда, правда, еврея успевали казнить раньше, чем следователи докапывались до истины.

В родосской цитадели Ордена Госпитальеров живет (ну, на момент отъезда Гая был еще вполне жив) крещеный сарацин Якуб, родом из Палестины. Взятый в плен во время одного из морских сражений, в плену он проникся христианской верой, крестился и поступил на службу, корабельным плотником стал. От него Гай однажды и услышал краткий рассказ о мусульманских ведунах.

Первые мусульмане, кочевники из пустынных земель, относились к ведовству так же, как и христиане, может, и еще жестче: ведунов пускали под нож без сомнений и сожалений. Но еще при первых халифах, наследниках пророка Мухаммеда, мусульмане установили свою власть над Персией, где ведовские практики были распространены еще с христовых времен – взять тех же евангельских волхвов, Каспара, Мельхиора и Бальтазара. Постепенно эти знания были переданы и потомкам арабских завоевателей.

Сейчас большинство умельцев-ведунов проживают в Багдаде. Кто-то занимается целительством, иные – гаданиями, другие – звездочетным делом, третьи – поиском средства превращать свинец в злато или воду в шербет. Ученики к ним съезжаются со всего мусульманского мира; когда-то туда занесло и Якуба. Наставника он, впрочем, себе не нашел – по обмолвкам Якуба можно было понять, что у него не хватило денег, чтобы уплатить за обучение, и таланта, чтобы его взяли в ученики без уплаты. Но кое-чего по верхам он нахвататься успел.

Так, он узнал, что в Багдаде одно время обучались гости из Гранады. Один из их, некий Мехмед аль’Гайас, освоил искусство управления ветрами, что было весьма полезно в его недостойном промысле – вернувшись, он стал удачливым морским разбойником. А другие учились медицине, и, вернувшись в Гранаду, также применяли свои умения, прославив тем последний мусульманский город Испании.

Якуб не успел узнать, какие силы способствуют персидским ведунам, и склонялся к мысли, что источником их знаний – как о том говорят христианские священники – являются злые духи-джинны, населяющие пустыни, а то и сам шайтан, как арабы именуют врага рода людского. Но известно, что напрямую с этими силами персы не общаются, стараясь лишь находить субстанции и извлекать эссенции, в которые джиннами и шайтаном вложены тайные возможности и свойства. Багдадские ведуны не заботятся о том, что (или кто) дает этим эссенциям силу, а больше о том, как можно применить эту силу к своей пользе. Хотя среди сарацинских богословов по этому вопросу есть разные мнения, и от того, к кому склонится слух нынешнего халифа, ведуны то подвергаются преследованиям, а то осыпаны милостями.

В семье Клариссы ведовские способности и умения всегда передавались по женской линии, в течение уже многих поколений. Кларисса – последняя в этом роду и, учитывая, что она принесла монашеские обеты, на ней цепочка преемственности, скорее всего пресечется, если она не найдет ученицу, обладающую должными способностями и желанием учиться. Считает ли она, что туда тем способностям и дорога, или попробует поискать преемницу – на выбор игрока.

Сестра Кларисса убеждена, что ее способности – дар от Бога; опасный дар, который легко может быть обращен во зло, примеров чему она видела немало, в том числе и в своей семье. Во многом это и определило ее выбор монашеского пути: в монастыре, при постоянном общении с Богом и присмотре духовных наставниц, меньше шансов уклониться на недобрую стезю и заметить это слишком поздно.

Теоретических познаний о природе своих способностей у нее почти нет, она в первую очередь практик, с огромным опытом и широкими познаниями. Хочет ли она узнать о них больше, и готова ли предпринимать для этого какие-то действия – опять-таки на выбор игрока.

Сестра Кларисса видит свое призвание как целительское: нельзя применять ведовство для того, чтобы причинять людям вред, но для пользы, облегчения страданий душевных и телесных – можно и нужно. Она знает, что ведовством можно воздействовать не только на тело, но и на волю, бабка обучила ее в том числе и этому – но способностями к подчинению человеческой свободы воли Кларисса принципиально не пользуется, полагая такие воздействия греховными.

О ее способностях, конечно, в монастыре знают далеко не все; знает аббатиса, знает монастырский священник, и, в общем, все. Для прочих сестер она просто талантливая целительница, заботливая и умелая. Хотя, возможно, какие-то слухи ходят: бывало, что пациенты распознавали источник ее способностей, если озвучивали свои наблюдения – Кларисса просила не распространяться о них среди людей, но все ли исполнили ее просьбу; и все ли заметившие рассказали ей, что заметили – она не знает. Во всяком случае, претензий пока что не было, да и перед законом она чиста: Англия в этом плане отличается от большой земли, ведовство само по себе преступлением не считается, если с его помощью ведун не причиняет людям вреда, а сестра Кларисса свой зарок никогда не нарушала.

На материке борьба с теми, кто творит дела, призывая в помощь себе неведомые силы, находится в руках Ордена Проповедников. Братья-доминиканцы владеют знаниями, позволяющими распознавать людей, владеющих такими силами, и действуют в союзе со светскими властями, давно установившими, что любое использование таких сил есть преступление перед людьми и Богом.

Не так, впрочем, обстоят дела в Англии. Светские шерифы и их помощники-бейлифы крепко держат в руках все отправление правосудия, в том числе и по делам, связанным с ведовством. Да и к ведовству англичане относятся иначе, рассматривая его как дело, само по себе – или если от него не проистекает явного вреда – как занятие, не подлежащее пресечению или осуждению. Однако если будет доказано, что при совершении некоего преступления – скажем, убийства или воровства – ведун примел свои особые способности, сие будет сочтено отягчающим обстоятельством, утяжеляя назначаемую кару.

Монастыри доминиканцев есть и в Англии, хотя в куда меньшем числе, чем на материке. Отдавая должное познаниям доминиканцев, их часто привлекают как экспертов к делам, в которых замешаны ведуны и ведьмы, хотя и не допускают к ведению самостоятельных расследований.

От брата Джона (https://vk.com/archscorpion) Эгберту известно, что христианская вера – если она не ограничивается бездумным выполнением обрядов – способна защитить доброго католика от ведовских чар. Христианин, призывающий Бога в помощь и соблюдающий Его заветы, надежно огражден от ведовских опасностей. Но грех, как известно, ослабляет связь между человеком и Богом, и тут сатанинские силы вполне находят слабину и лазейку. Так что если кто-то оказался жертвой колдовства, иногда имеет смысл покопаться в его биографии и делах – возможно, что жертву придется переквалифицировать в неудачливые соучастники или в обвиняемые по иными преступлениям.

Дядюшка Евы, Давид Леви-Фишер из Гринстоуна, в доме которого она выросла после смерти родителей, происходил из старинного левитского рода, т.е. из потомственных раввинов. И хотя он избрал в жизни иную стезю, став ювелиром, семейными знаниями он вполне владел, в том числе – теми знаниями, о которых не говорят вслух даже с сородичами. Иными словами, дядюшка обладал некоторыми познаниями в каббалистике.

Нет, с Евой он специально своими познаниями не делился, каббалистика в еврейском народе является преррогативой исключительно мужчин. Но кое-какие книги у него по этой теме были, и однажды девчонка сунула туда свой любопытный нос. Поняла немногое, уточнить неясности было затруднительно (вряд ли дядя одобрил бы ее стремление к познанию). Но кое-какие вещи уяснила.

Никаких ритуальных действий, обрядов и внешних механических практик каббала в себе не содержит. Поэтому, если вы наблюдаете что-либо подобное, то можно с уверенностью сказать, что истинной каббалы в этом нет. То же самое относится и к произвольному жонглированию числовыми значениями слов, картинками, картами. Любое изображение — не более чем прикладной материал. Поэтому, если вам желают продать камеи, особые амулеты — это может послужить только обогащению продавца.

Каббала не обучает человека ничему, что происходит в нашем материальном мире, и поэтому она неприменима как средство обогащения, достижения почета и славы. В каббале запрещены амулеты и заговоры, они считаются намеренным вводом человека в заблуждение. Считая, что в нитках, воздухе, земле есть святость, мы низводим духовное до материального уровня, именно это и называется идолопоклонством.

Каббалистика не требует аскезы. Без наслаждений жить нельзя, ведь наша суть — желание насладиться. И цель творения заключается в достижении совершенного наслаждения. В наслаждении нет ничего дурного.

Из этого, в частности, вытекает факт, что слухи, циркулирующие о злобных еврейских магах в христианской среде – ложь от начала и до конца. Весьма обидная ложь, кстати, сказать. Ева вот обижается – и если сталкивается с подобными слухами, вполне может их опровергнуть и часто не пренебрегает этой возможностью.

Некое время назад Джеймс, с еще несколькими сотоварищами по братству Черной Стрелы, уже бывал в окрестностях Кроссбриджа. Задание было обычным – исследовать местность, поискать точки для развертывания стоянки, если вдруг придется уходить с прежнего места. Искали долго, нашли в итоге только два места, но пригодность обоих глубоко сомнительна: одно из мест (пещеру в скальнике посреди болота) облюбовала секта флагеллянтов (религиозных фанатиков, считающих, что если долго лупить себя плетью, можно приблизиться к Богу), другое – похожее на домик лесника в глуши – заняли какие-то невнятные, но неплохо вооруженные бродяги. При необходимости Братство способно навалять как тем, так и другим, но если кто сумеет сбежать – тайну новой стоянки сохранить, вероятно, не удастся, что отряд и доложил Дэкуорту, вернувшись с задания.

Впрочем, местонахождение обоих мест Джеймс запомнил и, при нужде, сможет показать туда дорогу. Возникнет ли необходимость – это как ситуация повернется.

Одна из причин, из-за которой цыгане сторонятся христиан и их веры, связана с теми особыми познаниями и способностями, которыми Дорога одаряет своих избранных детей. Цыгане ведают многое, что сокрыто от англичан, а часто и предосудительно для них. Могут распознать прошлое людей и их намерения на будущее, что часто полезно при бродячей жизни. Могут видеть на людях проявления доброй и злой воли (проклятия и благословения, сглазы и добропожелания), а иногда и определять суть и условия этих проявлений. Могут опознать волшебство в заклятой вещице, а при определенных обстоятельствах и суть этого волшебства. Могут почуять, что за события совершались в том или ином месте, проливалась ли здесь кровь человека или зверя, отыскать сокровище или тайный схрон. Могут вызвать в человеке желание помочь или, напротив, отвратить от дурных намерений в свой адрес. Дорога щедра на скрытое знание.

Большая часть этих способностей недоступны лично Сэнди, по словам знакомых цыган – оттого, что в действе она была крещена, и тем самым ее связь с Дорогой оказалась значительно ослаблена. Но не всецело – часть умений ей удалось освоить, хотя и на куда более слабом уровне, чем, например, может ее сводная сестра Дженни. Впрочем, за помощью в случае чего можно и к ней обратиться, Дженни редко отказывает сестре в помощи.

Впрочем, и эти слабые умения – неплохое подспорье в избранном Сэнди деле. Она умеет гаданием определять сильные и слабые стороны характера человека, с которым ее свела Дорога, или, до некоторой степени, его прошлое. А как распорядиться этим знанием, приходится решать уже без опоры на цыганскую мистику...

Мир исполнен вещей, сокрытых от непосвященных, и знаний, не каждому доступных. Но изредка среди людей рождаются те, кому благоволит судьба, способные узреть незримое и понять неведомое. Рональд Блумфилд – из их числа.

Бастард, изгнанный из родного дома, без денег и связей... Ему бы предстояла недолгая жизнь в забвении и нищете, не окажись он из числа избранных. Не сразу он, конечно, открыл в себе эти способности, да и не сам открыл – в Оксфорде, куда он бежал после изгнания, и где перебивался поденной работой и попрошайничеством, страдая от голода и холода, его заприметил один из профессоров университета, владеющий тайным умением распознавать избранных, подобных себе. Старый Эйб Кросби узрел биение скрытой силы в юном попрошайке, побирающимся под окнами его дома. И не смог пройти мимо. Приютил, накормил и даже пристроил в колледж, где преподавал медицинскую науку. Потом позвал и в личное ученичество, введя в те круги Оксфорда, где встретить человека со способностями было куда легче, чем лишенного таковых.

Вообще, конечно, как признался Кросби своему ученику спустя несколько лет, сперва Рональд заинтересовал старикана в качестве годной жертвы на ритуале, к которому тот готовился уже несколько лет и который планировал провести примерно через полгода: знающим ведомо, что для иных ритуалов нужна кровь человека, не лишенного способностей. Но за полгода, присмотревшись к юноше и убедившись в его уме, сообразительности и желании учиться, поменял свои планы: Рональд стал не ритуальной жертвой, а учеником старого мага.

Шокирован Рональд не был, к тому времени он вполне усвоил основной принцип познания, преподанный ему учителем: нет вещей и принципов, через которые не может переступить истинно стремящийся к познанию; а если за душой человека нет ничего, кроме потенциала, его вполне уместно использовать во благо тех, кто может распорядиться силой лучше ее случайного обладателя. Эйб Кросби был из таких, таков же и Рональд Блумфилд.

После того, как старый профессор мирно скончался, оплаканный всем сонмом преподавателей и студентов, на освободившееся место заступил его ученик Рональд. Наверное, до старости лет бы сидел в Оксфорде, благо, университетский город предоставляет куда больший доступ к книгам и знаниям, чем любое захолустье, но не сложилось: власть в Оксфорде сменилась, вместо приемлемых для Блумфилда сторонников Ланкастеров городом завладели приспешники ненавидимых им Йорков, а новый ректор и вовсе воспитывался в доминиканском монастыре и, заступив на должность, развернул в университете активный поиск людей, обладающих не одобряемыми Церковью воззрениями и способностями. Часть знакомых Блумфилда попали под репрессии: кого-то изгнали, кого-то лишили университетской должности, а двое были четвертованы на городской площади по обвинению в убийствах с применением колдовства. Блумфилда не заподозрили, хотя поводы, конечно, были; но Рональд понимал, что это вопрос времени, и если он не хочет оказаться однажды на помосте, лучше бы ему пересидеть в каком-нибудь захолустье. Как раз и приглашение от Райзингема подвернулось – в его доме служил один из его бывших студентов, который и порекомендовал профессора в качестве нового придворного медика.

В качестве помощника и секретаря Блумфилд пригласил одного из своих студентов, Питера Тэйлора. Не то чтобы он не мог бы найти помощника и на месте – но один из коллег по тайному кругу, обладающий, как и учитель, врожденным талантом чувствовать особые способности (сам Блумфилд таким талантом не обладает, к сожалению), указал на паренька как на потенциального – и весьма толкового - мага. Может пригодиться, решил Рональд, если не как ученик, то как сырье для ритуалов, надо присмотреться. Пока что присматривается и скорее склонен к варианту ученика, но тут как пойдет. Питеру о своих планах в его отношении пока не говорил, но собирается сделать это в ближайшее время. Возможно, прямо здесь, пока в ожидании делать все равно больше нечего. Или среди трактирного люда обнаружится некто, более пригодный продолжить его дело, чем Питер? Или лучше годный в сырье... Тоже можно присмотреться.
Немного о том, какими способностями обладает Рональд Блумфилд. Немалыми – хотя, конечно, всегда готов и рад расширить свои познания.

Конечно, как профессор медицины, он имеет глубокие познания в фармацевтике и умеет варить зелья – как обыкновенные, так и те, свойства которых лежат на стыке профанного и тайного.

Долгими трудами и штудированием редких книг он обрел умение проводить ритуал вопрошания мировой анимы – сложный и долгий, но позволяющий извлечь разлитое в бытии неведомое знание и сформулировать его в виде, удобопонятном человеку. Зная, как призвать разумного духа нечеловеческой природы и обезопасить себя от его воздействия, Блумфилд может наложить проклятие или снять (а вернее, перевести на другого человека) состояние одержимости, хотя работает это только с людьми, кто сделал себя уязвимым для магического воздействия совершением какого-либо, как это утверждается в христианских проповедях, греха. Кстати, по религиозным взглядам Блумфилд, скорее, гностик, хотя по понятным причинам этого не афиширует и прикидывается добрым католиком. Также Блумфилд имеет не слишком большой, но интересный опыт работы с магическими амулетами, умея распознать особые свойства в предмете и даже, при приложении известных усилий, подкорректировать его свойства – так, однажды ему случилось держать в руках амулет, с помощью которого женщина, проведя вне брака ночь с мужчиной, могла обратиться к нему с просьбой, в которой тот не мог отказать; применив особый ритуал, Блумфилд сделал так, что воздействие обратилось: теперь использовать этот амулет мог мужчина в отношении женщины. Что Блумфилд вскоре и испытал на практике, затащив в постель хозяйку, сдающую ему дом, и убедив ее, что та не хочет больше брать с него уплату за проживание.

Что Рональд знает о том, какая вообще бывает магия. Довольно многое.

Бывает так называемое «народное ведовство» – оно, в основном, связано с изготовлением особых зелий, в которые вложена не только сила трав и минералов, но и иная сила. Но также среди ведунов этого сорта встречаются те, кто может влиять на вероятности событий, повышая и понижая удачу конкретного человека. Иные умеют воздействовать на вероятности лишь кратковременно (т.н. «сглаз» и «добропожелание»), другие могут и долгосрочно («благословения» и «проклятия»). Подобные способности обыкновенно передаются по наследству, и в семьях же происходит обучение использовать зелья и умения.

Что касается самого Блумфилда, можно сказать, что он практикует «академическую магию», опирающуюся на ритуалы, ставящие своей целью воздействовать на вероятности или человеческую волю, изготавливать колдовские предметы и менять их свойства. Знания такого рода обычно передаются от наставника к ученику или черпаются из редких книг. Ритуалы «академической магии» включают в себя общение с духами, жертвоприношения (в том числе человеческие), и прочие операции, не одобряемые невежественными профанами. «Академические маги» редки, но сильнее прочих.

Своя школа магии есть у сарацинов. Эти нахватались своих знаний в Персии, где еще с римских времен маги были в почете. Их школа скорее исследовательская – они ищут субстанции и извлекают эссенции, в которые вложены тайные возможности и свойства. Сарацинские ведуны не заботятся о том, что (или кто) дает этим эссенциям силу, а больше о том, как можно применить эту силу к своей пользе.

У евреев также есть тайное волшебное искусство, называемое каббалой. Но о нем практически ничего не известно, евреи ревностно оберегают свои тайны.

Маргарет Лоулесс, кроме обычных для английской крестьянки повседневных занятий, промышляет травничеством и варкой целебных зелий. В основном обыкновенных, какие любой сварить может, но есть кое-что, что не приготовишь без особых знаний и, что важно, особых слов. Священник в родной деревне говорил, что это ведовство и дурное дело, а только понятно, что это он от неопытности так думает; хоть он и священник, а от роду ему от силы пара дюжин лет, ясно же, что мальчик мудрости еще не нажил, жизни не знает. А вот Маргарет без ошибки может распознать, что правильно и что неправильно, и на неправильное дело свои таланты растрачивать никогда не будет.

Но знает она, конечно, не все. Ее давняя мечта – обучиться варить зелье, делающее человека более восприимчивым к разумным наставлениям и более склонным исполнять мудрые советы: она слышала, что такие зелья существуют, и некоторые зельевары владеют умением их готовить. Вот, отведав такого зелья, люди-то начнут прислушиваться к мудрой Маргарет. Очень полезное и глубоко благотворное зелье, что бы там ни говорил юный попик в родной деревне.

Нэнси Флетчер не знает, когда все это началось. Да и не знает толком, что именно началось: просто однажды, года полтора назад, она словно бы заснула за прялкой ненадолго, как бывает от большой усталости, без сновидений, а проснувшись, увидела удивленные и опасливые взгляды окружавших ее членов семьи – мужа, сына, матери и племянницы. Вроде бы и не впервые тогда она вот так заснула, может, взгляды и раньше были, но она их не замечала... На вопрос, все ли с ними в порядке, родственники ответили неуверенно, но утвердительно; тогда Нэнси махнула рукой на несообразность, но через несколько дней снова «заснула» посреди белого дня. И снова были удивленные взгляды, и односложные ответы...

Самое неприятное во всей этой ситуации было то, что задать напрямую вопрос Нэнси не решалась, боялась, как бы ее не сочли безумной или, того хуже, одержимой. А прояснить события на обмолвках и намеках никак не получалось: окружающие были убеждены, что события во время «сна» Нэнси помнит не хуже них самих, и лишь соглашались, что в ее словах есть зерно истины... или, говорили некоторые, она преувеличивает грозящую опасность, но что это за слова и что это за опасность, так никто и не сказал. Сама Нэнси спросить так и не решалась... все-таки в бодрствующем состоянии она была женщиной разумной и рассудительной, склонной к осторожности в речах и действиях, и имела в селении безупречную репутацию, которую никак не хотела утратить. Хотя, по правде, были грешки за душой, куда ж в наше время без них... Случалось и врать, и лениться, и проявлять дочернюю непочтительность, и даже грех прелюбодеяния однажды случился – поостереглась отказывать симпатичному купцу, бывшему проездом в деревне и очаровавшему не избалованную куртуазией крестьянку любезным обхождением и дорогим подарком. Этот грех она даже исповедовать поостереглась: священник в ее деревне был неплохим человеком, но склонным злоупотреблять спиртным и по пьяни выбалтывать чужие тайны, открытые ему на исповеди. По-хорошему, его давно должны были бы снять с прихода, но у епископа в нынешние смутные дни все руки как-то не доходили разобраться с болтуном...
Так прошло около полугода. «Сны» учащались, сначала пару раз в неделю, потом через день, потом по несколько раз на дню. И хоть кто-нибудь растолковал бы несчастной женщине, что происходит.

Помощь пришла, откуда не ждали. Через деревню проходила небольшая группка флагеллянтов – так называют свихнувшихся религиозных фанатиков, лупящих себя плеткой в надежде приблизиться к Богу. В те годы Англия, уставшая от беспрестанной войны, была исполнена людей, находящих утешение в самых странных религиозных воззрениях; бороться с ними властям было некогда, и сектантов расплодилось видимо-невидимо. На безумцев, избивающих себя до крови и перемежающих молитвы и призывы к покаянию криками боли, сбежалась поглазеть вся деревня, не исключая и Нэнси, и надо же было такому случиться, что ее одолел «сон» именно в этот день, на глазах у флагеллянтов. И опять были изумленные, опасливые и даже испуганные взгляды, и односложные слова.

На следующий день к Нэнси, вышедшей по хозяйственным надобностям за околицу, подошел представительный мужчина с военной выправкой, но в бедном рубище, испачканном кровью. Не без труда, и через испуг, женщина признала в нем предводителя тех самых флагеллянтов. Но опасаться было нечего – сектант хотел лишь побеседовать без лишних глаз и ушей.
Начал он, впрочем, с того же, о чем говорили и прочие жители деревни: о том, что в ее словах есть зерно истины. Но продолжил неожиданно: мол, отрадно ему видеть, что есть еще в мире люди, осознающее приближение последних дней, что потребно людям вспомнить о своих грехах и обратиться к Богу, что лишь страданием искупается грех братоубийства, и что ей место в рядах флагеллянтов, что примут ее с братской любовью, как сестру и единомышленницу. Поддавшись порыву – впрочем, обдуманному, флагеллянт чужак и вскоре покинет деревню, – Нэнси рассказала ему все как есть, и про сны, и про провалы в памяти, и про взгляды окружающих. И попросила рассказать подробнее, что же она наговорила ему прошлым днем, что тот счел ее сестрой по духу, – ведь сейчас, пребывая в бодрствующем состоянии духа, она не чувствует в себе ни особого благочестия, ни стремления избить себя до крови ради покаяния.

Флагеллянт выглядел удивленным – но рассказал то, что видел. А видел он, как Нэнси, протолкавшись сквозь толпу односельчан, встала рядом с ним и разразилась громкой и прочувственной проповедью. Да, именно об этом: что пришли последние дни, что преисполнилась чаша Господнего терпения, и грядет день гнева, Страшный Суд; что пришел в мир антихрист, и восстал брат на брата, и вскоре пожрет саранча посевы, а реки начнут течь кровью, и так далее, и тому подобное.... Все, как есть рассказала, добавил он, все по правде, в то же верят и флагеллянты. И повторил свое приглашение. Ошеломленная Нэнси не нашла, что сказать, и не решилась сразу отказать сектанту. Сказала, что подумает; и флагеллянт не стал настаивать, лишь сказал, что путь в узкие врата Рая для нее открыт, и, когда она разберется с откровениями, что дает людям через нее Господь, она может прийти к ним и найти прибежище у духовных братьев и сестер. Сказал, где их искать, – это, кстати, неподалеку, пещера в окрестностях Кроссбриджа. Убедившись, что описание дороги Нэнси выучила наизусть, флагеллянт распрощался – как он выразил надежду, ненадолго.

Нэнси еще долго бродила за околицей, осмысляя слова сектанта. И постепенно в ней оформилось решение – если своими силами она не может разобраться, что с ней творится, надо поискать совета у более образованных и знающих людей – в храмах, городах, монастырях. Сама она с этим делом не справится, а значит – пора в путь.

Разговор с родными вышел долгим и напряженным. Но все в итоге согласились, что в словах Нэнси есть доля истины: не крестьянского ума дело такие сложные материи, да и на своего попа-пропойцу в этом деле надежды мало. Скрепя сердце, отпустили ее в странствие, из которого и не чаяли встретить.

Сперва Нэнси хотела идти одна, но племянница, Элли Баррингтон, жившая у них в доме после смерти родителей (сестры и ее мужа) от холеры, возразила, что одну ее не отпустит. С такими «сновидениями» и провалами в памяти забрести, куда не надо, проще простого. Обнаружит себя после очередного «сна» в глубине болот или посреди поля сражения, и все, вопросы можно будет вопрошать только святому Петру у врат рая. Да и есть во время странствия что-то надо, а кто возьмет пусть даже на поденную работу женщину с такими особенностями? А она, Элли, может и присмотреть за тетушкой, и подзаработать по дороге – родители, когда еще были живы, обучили ее кое-каким травническим премудростям, а лекарь-травник всегда найдет где подкормиться: люди ни болеть, ни калечиться не перестали и не перестанут до самого скончания мира.
Так и странствуют они теперь вдвоем, тетушка и племянница. Много где побывали, и много кого спрашивали. Только спрошенные к согласию так и не пришли: иные полагали, что здесь и впрямь замешано чудо свыше, и не решались вмешиваться; другие подозревали одержимость и даже пытались провести обряд экзорцизма (безрезультатно), некоторые полагали Нэнси просто умалишенной, пару раз их даже сочли за мошенниц и притворщиц, и выдворили из города и монастыря с позором. Можно было бы отчаяться, но Нэнси не из тех, кто легко опускает руки: и по сию пору она надеется, что встретит человека, понимающего, что с ней происходит, и способного избавить ее от этого странного состояния... или хотя бы жить с ним, не утрачивая памяти и не лишаясь способности к здравому рассуждению. Возможно, здесь, в таверне, отрезанном бурей от мира, она найдет того, кто окажет ей помощь?

Примечание для игрока: приступы «снов» повторяются у Нэнси относительно часто, раз в час (также мастер может дать инструкцию, что вот прямо сейчас внеочередной приступ), минут на пять-десять. В это время она помнит события, которые с ней происходили «наяву», а также и те, которые происходили в прошлые периоды помраченного сознания. В основном она в это время выдает проповеди на апокалиптическую тему, хотя может вступать и в подобие диалога, постоянно при этом сбиваясь на те же проповеди. В состоянии здравом она не помнит того, что делала во «сне», являя собой вполне здравомыслящую, осторожную и рассудительную особу.

Мать Элли Баррингтон была сестрой Нэнси Флетчер. Она вышла замуж за деревенского травника, и в общем, жили они душа в душу, пока не пришла в их дом страшная напасть – холера. Против этой болезни познания отца были бессильны.

Распознав, что с ними творится, они заперлись в доме, не пуская к себе даже родную дочь, что, по счастливой случайности, в те дни была не дома и избежала заражения. Знали Баррингтоны, что с ними происходит, понимали, что обречены, – и, отчаявшись выжить сами, не желали все-таки, чтобы болезнь разнеслась по всей деревне. Так и умерли, не открыв засова, принеся последнюю исповедь через стену и настоявших, чтобы после смерти их не хоронили, как положено, а сожгли дом с их телами, исполненный болезненным духом. По слову их люди и поступили, надеясь, что милость Господня не оставит родителей Элли даже при таких обстоятельствах.

После того Элли жила в доме у тетушки – у той самой Нэнси Флетчер. Не сказать, чтобы совсем уж беспечно, крестьянская жизнь непроста, сиротская тем более, но и без особых бед: Флетчеры приняли ее как родную. Вроде бы все было даже и неплохо, пока с тетушкой не приключились... «сны», как она их называла. Но уж чем-чем, а сновидениями там и не пахло. Полтора года назад это случилось впервые.

В один не очень прекрасный день Нэнси, до того спокойно сидевшая за прялкой, отбросила в сторону веретено, вскочила на табурет и завела прочувственную речь, с криками и слезами, о том, что грядут последние времена, исполнилась чаша гнева Господня, и всем срочно нужно оставить свои дела, молиться, поститься и каяться, чтобы в готовности встретить пришествие Господне. Проговорив так перед родственниками небольшое время, она вдруг успокоилась, совсем другим (обычным для себя тоном) поинтересовалась, все ли у них в порядке, и вернулась к прерванной работе, оставив родственником в полнейшем недоумении. Не ожидали они этого от Нэнси, что уж тут скрывать, никак не ожидали: до той поры миссис Флетчер всегда была женщиной разумной и рассудительной, склонной к осторожности в речах и действиях, и имела в селении безупречную репутацию.

Такое повторялось еще не раз и не два, и к подобным событиям начали уже потихоньку привыкать, хоть недоумение никуда не девалось, а потом... Потом случилось так, что через деревню проходила банда флагеллянтов – так называют свихнувшихся религиозных фанатиков, лупящих себя плеткой в надежде приблизиться к Богу. В те годы Англия, уставшая от беспрестанной войны, была исполнена людей, находящих утешение в самых странных религиозных воззрениях; бороться с ними властям было некогда, и сектантов расплодилось видимо-невидимо. На безумцев, избивающих себя до крови и перемежающих молитвы и призывы к покаянию криками боли, сбежалась поглазеть вся деревня, не исключая и Нэнси, и надо же было такому случиться, что ей приспичило проповедовать именно в этот день, на глазах у флагеллянтов. Сектанты были, похоже, впечатлены до глубины души, даже лупить себя временно перестали.

На следующий день Нэнси по какой-то хозяйственной надобности ушла за околицу. А вернулась только вечером, с незнакомым выражением лица и блеском отчаянной решимости в глазах. Вот тут-то Флетчеры и узнали, что происходит нечто совсем неладное.

Начнем с того, что проповеди Нэнси произносила не совсем по своей воле... Или, вернее сказать, совсем не по своей. По ее словам, он как бы засыпала без сновидений, и «проснувшись», ни сном ни духом не помнила, что наговорила в помраченном сознании. Лишь видела изумленные лица и не понимала, отчего так: Флетчеры же, да и прочие свидетели таких проповедей, убежденные, что миссис Флетчер вполне отдает себе отчет в своих действиях, не пересказывали ей случившегося в подробностях, лишь осторожно оценивая ее слова как «не лишенные истины» или «излишне резкие». Спрашивать же подробно Нэнси опасалась, полагая, и не безосновательно, что ее сочтут умалишенной или, того хуже, одержимой.

А вот флагеллянтский вожак, которого она встретила за околицей, рассказал Нэнси все без утайки. И теперь она и не знает, что думать, но не думает, что состояние это здравое, и не считает возможным продолжать жить, будто ничего не случилось. Флагеллянт говорил, что это через нее Бог дает откровение, но верить на слово безумному сектанту было бы странно. И сама она не разберется, не для крестьянского ума это упражнение. Спросила бы у священника, но на деревенского попа-пропойцу в смысле мудрого совета надежды мало (а что он по пьяни растрепет о ней всей деревне, напротив, можно не сомневаться). Значит, следует искать знающих людей за пределами деревни, хоть и опасны дороги в Англии. Не сразу, после долгого спора, едва не перешедшего в скандал, но Флетчеры признали правоту Нэнси и отпустили ее собираться в долгую дорогу.

Сперва Нэнси хотела идти одна, но Элли возразила, что одну ее не отпустит. С такими «сновидениями» и провалами в памяти забрести, куда не надо, проще простого. Обнаружит себя после очередного «сна» в глубине болот или посреди поля сражения, и все, вопросы можно будет вопрошать только святому Петру у врат рая. Да и есть во время странствия что-то надо, а кто возьмет пусть даже на поденную работу женщину с такими особенностями? А она, Элли, может и присмотреть за тетушкой, и подзаработать по дороге – родители, когда еще были живы, обучили ее кое-каким травническим премудростям, а лекарь-травник всегда найдет где подкормиться: люди ни болеть, ни калечиться не перестали и не перестанут до самого скончания мира. Да и опять-таки, Нэнси ее приютила после смерти родителей, вырастила, как родную дочь, и не помочь ей сейчас, во дни беды, было бы с ее, Элли, стороны полнейшим свинством.

Так и странствуют они теперь вдвоем, тетушка и племянница. Много где побывали, и много кого спрашивали. Только спрошенные к согласию так и не пришли: иные полагали, что здесь и впрямь замешано чудо свыше, и не решались вмешиваться; другие подозревали одержимость и даже пытались провести обряд экзорцизма (безрезультатно), некоторые полагали Нэнси просто умалишенной, пару раз их даже сочли за мошенниц и притворщиц, и выдворили из города и монастыря с позором. Можно было бы отчаяться, но Нэнси не из тех, кто легко опускает руки: и по сию пору она надеется, что встретит человека, понимающего, что с ней происходит. Возможно, здесь, в таверне, отрезанном бурей от мира, она найдет того, кто окажет ей помощь?

А Элли... что Элли? Может, она бы уже и отчаялась, и опустила руки, но нельзя – без нее тетушка не выживет. Приступы «сновидений» все так же часты, по несколько раз в день случаются. И признаков, что ситуация повернется к лучшему, пока не заметно.

Одна из причин, из-за которой цыгане сторонятся христиан и их веры, связана с теми особыми познаниями и способностями, которыми Дорога одаряет своих избранных детей. Цыгане ведают многое, что сокрыто от англичан, а часто и предосудительно для них. Могут распознать прошлое людей и их намерения на будущее, что часто полезно при бродячей жизни. Могут видеть на людях проявления доброй и злой воли (проклятия и благословения, сглазы и добропожелания), а иногда и определять суть и условия этих проявлений. Могут опознать волшебство в заклятой вещице, а при определенных обстоятельствах и суть этого волшебства. Могут почуять, что за события совершались в том или ином месте, проливалась ли здесь кровь человека или зверя, отыскать сокровище или тайный схрон. Могут вызвать в человеке желание помочь или, напротив, отвратить от дурных намерений в свой адрес. Могут лишить человека удачи или, напротив, одарить ею. Дорога щедра на скрытое знание.

Но если цыган окажется настолько глуп, что примет веру в распятого Бога, он утратит свои способности и окажется обычным человеком среди обычных людей. Такого отторгает Дорога и табор, и становится он чужаком для цыган, не становясь при том своим и для новых единоверцев. Дженни не хочет для себя такой судьбы, отчего отстраняется от любых поползновений знакомцев и незнакомых проповедовать ей английскую веру. Да и известно ей, что есть в незримом мире тонкие струны, которые умельцы могут дергать, влияя тем самым на волю и выбор человека. Как знать, не такими ли умениями обладают христианские проповедники? А Дженни ценит свою самостоятельность и независимость, лишь Дороге позволяя определять свою судьбу.

Вот взять ту же Сэнди. Сводная сестра Дженни была крещена в младенчестве, и это сильно ослабило ее связь с Дорогой. Правда, упрямства сестре было не занимать, и кое-что из цыганских умений она таки освоить сумела, хоть и на значительно более низком уровне, чем умеет, например, сама Дженни. Конечно, если Сэнди попросит о помощи в таких делах, Дженни не откажет сводной сестре – разве что Дорога недвусмысленно даст понять, что в этом случае помощь оказывать не следует.

Первые мусульмане, кочевники из пустынных земель, относились к ведовству жестко, если не сказать жестоко: ведунов пускали под нож без сомнений и сожалений. Но еще при первых халифах, наследниках пророка Мухаммеда, мусульмане установили свою власть над Персией, где ведовские практики были распространены с незапамятных времен. Постепенно эти знания были переданы и потомкам арабских завоевателей.

Сейчас большинство умельцев-ведунов проживают в Багдаде. Кто-то занимается целительством, иные – гаданиями, другие – звездочетным делом, третьи – поиском средства превращать свинец в злато или воду в шербет. Ученики к ним съезжаются со всего мусульманского мира; когда-то туда занесло и гранадца, который позже учил медицине Бахира. А однажды туда ездил и брат Бахира, Мехмед, и говорят, что своей удачей в корсарском промысле он обязан не только благоволению Аллаха, но и особым знаниям, почерпнутым от багдадских ученых.
Вообще исламо-персидская магическая наука характеризуется тем, что персы не пытаются установить общение с силами сомнительного происхождения, чтобы обрести силы и знания. Нет, бывают и такие, но подобный подход в Багдаде очень не приветствуется и часто карается. Обычно же маги и алхимики Багдада стараются исследовать законы материального мира, находя неявные источники силы в вполне обыденных предметах и субстанциях, извлекая из них эссенции, обладающие чудесными свойствами; и заботятся они больше не о том, что (или кто) дает этим эссенциям силу, а о том, как можно применить эту силу к своей пользе. Многие из них полагают, что нет в том ущерба их мусульманской вере, и что они занимаются благим делом, исследуя и применяя дары Аллаха людскому роду. Хотя среди улемов и муфассиров по этому вопросу есть разные мнения, и от того, к кому склонится слух нынешнего халифа, маги то подвергаются преследованиям, а то осыпаны милостями.

Учитель Бахира узнал в Багдаде многое: и об эссенциях, дарующих исцеление, и о субстанциях, способных причинять вред и подчинять волю человека. Все эти знания известны и Бахиру, но той частью знаний, которые направлены на причинение вреда и подчинение воли, он ни разу не пользовался, полагая, что недостойны они искусства целителя и неугодны Аллаху.